15–23 марта. Саратов

Драматургический семинар в Саратовском ТЮЗе Киселева, который придумали драматург Михаил Бартенев и эксперт «Золотой маски», худрук фестиваля «Реальный театр» Олег Лоевский, — это только часть ремонтных работ, необходимых нынешним российским тюзам. На саратовских пресс-конференциях и многочисленных встречах-обсуждениях тот же Лоевский много говорил о том, какой должна быть современная пьеса для детей и подростков, но куда больше — о том, какой она быть категорически не должна. Крамольная, но справедливая мысль куратора разных тюзовских лабораторий заключается в том, что поход на взрослую халтуру, сделанную для мифических детей, для этих самых «юных зрителей», может обернуться не меньшим вредом, чем круглосуточный натиск телевидения и развлечений из области «попс». Саратовский ТЮЗ, худруком которого является известный театральный педагог Юрий Ошеров и труппа которого — одна из лучших в России, — очень удобная площадка для продвижения хорошей детской драматургии. У худрука и главного режиссера Григория Цинмана энтузиазм, а у директора Валерия Райкова — необходимая в таких случаях гибкость. Вопрос после успешной мартовской лаборатории остается только один — будут ли заявлены новые названия в афише и будут ли дальше здесь работать приглашенные из Петербурга и Москвы молодые режиссеры. Раз уж пара-тройка читок были очень успешными, то грех не воспользоваться ими и не освежить репертуар.

Вообще же, как это бывает с фестивалями читок (а такие есть и в Москве, и по России), успех предприятия во многом зависит от степени понимания задачи режиссером и актерами. Лучшее из показанного в Саратове было сделано, как и требовали того установленные организаторами правила, за четыре дня и в режиме «воркин-прогресс», когда актеры не расстаются с листочками, не задерживаются на паузах и не перегружают текст ненужным в данном случае «вторым планом».

Так случилось с пьесой Ксении Драгунской «Сыроежки. Кораблекрушение», которую на Малой, чердачной, сцене ставил Йохан Ботт, недавний выпускник Санкт-Петербургской театральной академии (Мастерская Григория Козлова). Поэтическая история взросления двух девочек-дачниц, которым однажды летом посчастливилось встретить в скучном поселке совсем не скучного и очень взрослого человека. Незнакомец с дурной славой, как мы скоро узнаем от мамы одной из девочек, вернулся в свой старый, заброшенный дом с заросшим садом спустя много лет и научил двух девочек пубертатного возраста (две отменные работы Марии Синичкиной и яркой ученицы Вячеслава Кокорина Елены Бондарчук) иначе относиться к жизни и верить в обыкновенные чудеса. Пьеса эта, написанная как сценарий, с красивыми ремарками, с глубоко личной атмосферой и точным попаданием в девичью психологию, была разыграна легко и меланхолично, как будто режиссер за короткое время сумел очень глубоко понять не только проблематику драматургии Драгунской, но и ее писательскую манеру.

Другим «хитом», зрительским так точно, была читка пьесы Виктора Ольшанского «Зимы не будет», которую сделала режиссер и педагог Екатерина Гороховская, однокурсница Йохана Ботта и его жена — так что все пошучивали над «семейным подрядом». Пьеса Ольшанского — сентиментальная и горькая история родства душ, человеческой и… кошачьих в большом городе, где никому друг до друга дела нет. Экс-деревенская жительница по имени Паша Большая (Любовь Кочнева) переехала когда-то к сыну в город. Дальше, как бывает, не сошлись ни с ним, ни с невесткой, и вот уже тетя Паша живет не в квартире, а в овощной будке, и соседи у нее — не родственники, а бродячие коты, которых она прикормила и пригрела. В спектакле (а читка Гороховской выглядела почти как полноценный спектакль, с хорошо сделанными ролями и точно расставленными музыкальными, танцевальными акцентами) котов играют артисты — и вот здесь случилась настоящая удача, и режиссерская, и актерская. Дело в том, что Алексей Карабанов, Владимир Егоров, Алексей Кривега и Ольга Лисенко играли не животных со звериными повадками, а разнокалиберных бродяжек, людей трудной судьбы и непростых жизненных обстоятельств. Одним словом, эта непритязательная, но очень трогательная история оказалась самым сильным эмоциональным впечатлением саратовской лаборатории. И абсолютно попала в желаемый «тюзовский» формат — предполагающий чувствительность и даже сентиментальность, но оставляющий себе право на трагический финал.

Еще одна читка — «Лелька» Никиты Воронова в постановке Григория Цинмана — была профессионально сделанным спектаклем на не слишком добротном материале, в котором удивительным образом чувствовалось взрослое вранье про тех самых «мифических» детей, о которых взрослые знают только то, что они страшные хулиганы и что в зале после них нужно собирать пластиковые бутылки. Сыграна, однако, «Лелька» была не без задора, а главная героиня в исполнении Елены Красновой и вовсе вышла той самой обаятельной хулиганкой.

Наконец, «Лодка. Дирижабль. Я» Киры Малининой, не так давно переехавшей из Тольятти (Малинина дебютировала у Вадима Леванова на «Майских чтениях») в Харьков и занимающейся профессионально журналистикой, а с недавних пор — и драматургией. Кира Малинина была самым молодым драматургом из собравшихся, ей 24 года, и пишет она тоже очень по-юношески, то есть с прицелом на свою, личную философию. Герой «Лодки» — мальчик, который днями сидит за компьютером, но которого неожиданная встреча с реинкарнировавшимся Хемингуэем заставляет серьезно пересмотреть свои безмятежные «детские» взгляды на жизнь. Собственно говоря, эта разговорная драма с элементами фэнтези и есть попытка зафиксировать сознание современного подростка, в котором виртуального пополам с человеческим, а детства не больше, чем у его родителей.

Вообще же саратовские «чтения», проходившие уже второй раз (о первых читайте в «ПТЖ» № 45), — это работа, рассчитанная на будущее. Это фрагмент процесса, без которого не бывает результата. Известно, что читки, сделанные в рекордные сроки, часто бывают лучше и удачнее, чем спектакли, поставленные потом по тем же пьесам. Но известно и другое — что участие в таких скоростных, по-своему экстремальных опытах меняет актерские привычки к лучшему и сильно освежает атмосферу стационарного театра, привыкшего жить по одному и тому же графику много лет. То есть, с одной стороны, это тренинг, а с другой — шанс изменить репертуарную политику тюзов. Если, конечно, захотеть.