Ф. Аррабаль. «Фандо и Лис». Театр «Особняк».
Режиссер Алексей Слюсарчук, художник Елена Соколова

Алексей Слюсарчук в новом спектакле «Особняка» соединил пьесу абсурдиста Фернандо Аррабаля «Фандо и Лис» (1955 г.) и тибетскую «Книгу Мертвых». Получилось причудливо и (парадокс!) интимно-обобщенно. И про тебя, и про других. Возникают история Мужчины и Женщины, мотив пути-странствия в некий фатально недоступный человеку мир, попытка за тривиальным разглядеть Вечность.

Режиссер увидел в пьесе Аррабаля трагизм любых взаимоотношений, преподнеся его гипертрофированно. Выпукло, емко, пугающе узнаваемо. Это история о любви и смерти. Лис (Даниела Стоянович) парализована. Фандо (Дмитрий Поднозов) везет ее в таинственный Тар. Они любят и мучают друг друга. Фандо не выдерживает. Лис гибнет по его вине. Вот так просто. Частность. Но Слюсарчук не был бы Слюсарчуком, если б не сумел приподняться до космологического обобщения, главного в пьесе. Перед нами не только страдающая от взаимного непонимания и духовной глухоты пара. Это и каждый из нас — «человеков» — мужчин и женщин. Любящих, изводящих друг друга и себя, несчастных.

Тонко и остро играет в спектакле Д. Поднозов. Актеру удается передать нервозность, раздражительность, импульсивность своего персонажа. Его Фандо немотивированно жесток и трогательно привязан к Лис. Финал/кульминация спектакля, когда Фандо уничтожает Лис, благодаря самоотверженной игре Поднозова и Стоянович — эмоциональный коллапс, перетряхивающий зрительское сознание. Экзекуция Фандо тем более страшна, что он губит истинно любимое существо. Самые близкие ранят друг друга больнее всего…

К. Утешев, Л. Цвейг.
Фото С. Нарчука

Параллельно с первой разыгрывается вторая, глубоко родственная ей история. Юморящие спорщики и философы «трое мужчин с зонтом» — Намур, Митаро, Тосо (Александр Глинский, Кирилл Утешев, Юрий Лейкин) бредут по жизни к вожделенной, но ускользающей цели. Они «сталкиваются» и спорят. Эти споры не результат нервического, напряженного взаимовлияния (как у Фандо и Лис), а необходимость «сталкиваться» ради самого «столкновения», спорить ради спора. Фандо и Лис и трое с зонтом — попутчики, но не спутники. Их общая цель — Потерянный Рай, где только и можно обрести счастье и смысл. Аррабаль в начале своего творческого пути находился под сильным влияни- ем С. Беккета и Э. Ионеско. Напрашиваются ассоциации с пьесой Беккета «В ожидании Годо». Годо не приходит. Тар-Рай по определению недостижим, пока сердце бьется и душа страждет… Трое с зонтом кристаллизуют абсурдность жизни. Так же, как Владимир и Эстрагон, они ведут бесконечные разговоры, в которых все как будто ясно, но их суть не удается ухватить.

Еще один пласт действия — вкрапления отрывков из древнего религиозно-исторического памятника — «Книги Мертвых». Кристина Скварек при свете бенгальского огня ритмично, не интонируя, читает тексты этого учения о постепенном познавании и узнавании Себя за чертой земного бытия. Цель — создание трансцендентного фона спектакля. Слюсарчук творит атмосферу, при которой сама твоя природа велит безмолвно созерцать или беседовать шепотом. Материя здесь вторична. Космос воспринимается как бескрайняя мировая духовность, в которой есть место каждому.

На заднике сцены, состоящем из нескольких широких черных досок, мелом небрежно нарисованы и растушеваны треугольные звезды, Луна и одиноко падающая в воду комета (художник Елена Соколова). Ниже — зеркальное отражение этого рисунка-схемы. Это нечеткое, искаженное отражение Фандо и Лис друг в друге. С двух сторон висят колеса на спицах. На авансцене установлены три бумажных пропеллера на длинных ножках. Колеса, пропеллеры — бесконечное движение, бесконечный путь, вращение — возвращение… Но движение ли? Скорее, их путь — миг в настоящем, вечное остановленное мгновение. Время — особая и зримая субстанция в спектакле. Фандо исступленно крутит колеса на неподвижной коляске Лис, невозмутимый Тосо складывает и раскладывает полиэтилен («спальный мешок»). Дни и ночи проходят, время течет, а они движутся и не движутся к эфемерной цели.

Д. Стоянович (Лис), Д. Поднозов (Фандо).
Фото С. Нарчука

Слюсарчук — мастер создания атмосферы с помощью визуальных средств. Он обращается к стихии, природному: ветер, густой клубящийся дым, огонь, проекции космической туманности. Стихийное проникает в спектакль, углубляя и выстраивая его по принципу вечное/стихийное/ищущие себя и бредущие в темноте люди. Буквально в темноте, поскольку практически все действие протекает при скудном освещении.

Спектакль идет под «живую» музыку (флейты, этнические барабаны). Музыканты, сидящие в противоположных концах зала, творят звуковое поле здесь и сейчас. Музыка в своем роде тоже стихия. Примечательна последняя музыкальная точка, вер- нее, многоточие — песня Леонида Федорова «Таял» (текст Д. Озерского). Из-за компьютерной обра- ботки слова трудноразличимы. Явственно слышна только ключевая для понимания спектакля фраза: «И не туда, и не сюда». Комментарии излишни. Музыкальность проявляется и в способе актерской игры. Трое с зонтом — прекрасное по вчувствованию друг в друга трио, а Фандо и Лис «разлажены», им не хватает камертона, чтобы взаимно настроиться. Актерский ансамбль замечателен по сыгранности. На сцене взаимодействуют трио и дуэт, связанные тонкими нитями взаимопроникновения.

Режиссер дает актерам известную степень сценической свободы. Импровизация вызывает зрителя на эмоциональный контакт, «втягивая» его в действие, размыкающееся в зрительный зал. Рассуждая о женщинах и смысле жизни, актеры создают «быт» в противовес высокому «не быту». Режиссер при помощи узнаваемой повседневности ведет опосредованный разговор о надбытовом.

Поднозов, сев на ступеньку в зале, предлагает случайному зрителю о чем-нибудь поспорить. Завязывается короткий разговор, который актер направляет в нужную ему сторону. «…Давайте о смысле жизни. В чем, по-вашему, смысл жизни?.. » И отвечает сам себе. Смысл жизни в развитии. Как в материальном развитии мира, так и в духовном становлении чело- века и человечества… К спору подключается один из путников, а иногда и зал. Это импровизация, искус- ная и призывающая к разумному, разнообразному, вербальному и невербальному общению всех при- сутствующих в театре. Так же можно интерпретировать и расшифровку Поднозовым арабских цифр, завершающую первый акт.

При всей аналитичности, спектакль витален. Это пространство для коллективных размышлений о человеке и сущностных проблемах. Герои постоянно о чем-то спорят. Спор — попытка найти истину. Но истина не рождается. Добродушные споры троих с зонтом и звенящие, болезненные, полные тоски споры Фандо и Лис — чистая рефлексия человека в принципе. «Картина мира» Слюсарчука распадается на два полюса. Метафизика и земное. Метафизическое странствие духа и земное путешествие человека неразделимы. Каков результат компиляции «Книги Мертвых» и пьесы «Фандо и Лис»? Завеса вечности не приподнялась. Проекция небытия на конкретное бытие двух главных героев спектакля оказалась выматывающе тяжелой и подлинно трагичной. Остается ужас физической гибели Лис и еще больший ужас духовной смерти Фандо.

Д. Поднозов (Фандо), Д. Стоянович (Лис).
Фото С. Нарчука

Страшны сцены «обнажения» и демонстрации Лис и финальное избиение ее хрупкого тела недавно ласковой рукой Фандо. Финал — квинтэссенция отчаяния. Лис предчувствует, что Фандо «хочет сделать что-то плохое». Он заставляет ее ползти, доползти до Тара, который вроде бы совсем рядом. Но к чему ползти, если кажущееся возможным достижение цели не принесет ничего, кроме смерти? Лис, женщина с печальными глазами, и Фандо, мужчина, по утрам умывающий ее у фонтана, разрушают друг друга. И нет выхода в Неведомое, и Тар не достигнут. Гибель Лис бессмысленна, но подтверждает общий трагизм существования.

«Фандо и Лис» можно рассматривать и как эксперимент. Спектакль, соединивший абсурдистскую пьесу (комическое с очевидно трагическим) и наставление о пути к себе настоящему, является своеобразной акцией его создателей. Это их духовный поиск и духовный опыт. В спектакле ставятся вечные вопросы. Но актеры и режиссер никаких ответов не дают. Ответов попросту нет, или их никто не знает. Возможны лишь промежуточные выводы.

…Летел и таял… Больше не тает,
Завтра я еще не умру,
Но кто его знает…

И ни туда, и ни сюда. Заблудились во времени и пространстве. Между своим страданием и одиночеством, поиском и мифическим, недоступным Таром. Заблудились. Мы все. Но если сама жизнь человеческая — вечное вращение, значит, возможно вернуться к началу и снова отправиться в путь…

Апрель 2007 г.