5–10 февраля. Псков — Пушкинские Горы

Даже скромная с точки зрения театрального критика программа не сделает пребывание в Пскове скучным. Творческая лаборатория, работающая по утрам, интересна не только обсуждениями спектаклей: здесь выступают ученые-пушкинисты, и ради того, чтобы послушать их доклады и мнения о постановках, можно часами мерзнуть в плохо отапливаемом конференц-зале Псковской библиотеки. Видный петербургский пушкинист Сергей Фомичев и его новгородский коллега Вячеслав Кошелев должны быть упомянуты особо как верные рыцари пушкинского фестиваля.

Среди старожилов — и Вероника Косенкова, режиссер из Москвы. Много лет она занимается популяризацией Пушкина за рубежом: ставит с иностранными актерами спектакли на материале пушкинских текстов. Жан-Люк Бансар привез спектакль для детей и взрослых «Лукавые истории господина Пушкина», который был поставлен Косенковой аж четырнадцать лет назад. Спектакль — ровесник фестиваля!.. И в течение всех этих лет Жан-Люк постоянно играет Пушкина, причем не только во Франции, но и во множестве стран мира — от Доминиканской республики до Молдавии, от Мартиники до Венгрии и Польши. В композицию спектакля входят три сказки: «О рыбаке и рыбке», «О золотом петушке» и «О Попе и работнике его Балде». Косенкова и Бансар пошли привычным для российского детского театра путем: сделали игровой спектакль в жанре «скоморошины», но именно такое решение легко и естественно вписывает «непонятного» русского автора в европейскую театральную традицию. Зритель любой страны как бы «узнает» разбитного, веселого и грубоватого балаганного актера, скомороха или гистриона — не важно, как называть этого традиционного уличного комедианта. Его ироничные шутки свойственны балаганному театру всех народов, поэтому возникает взаимопонимание, срабатывает генетическая память.

Ж.-Л. Бансар перед своими спектаклями во Франции всегда немного рассказывает соотечественникам о жизни и творчестве Пушкина и говорит, что русского поэта убил на дуэли француз: таким образом, театр ненадолго превращается в школу. Тема Школы стала одной из сквозных четырнадцатого фестиваля, и это не случайно, ведь значительное количество его участников — совсем молодые актеры, а некоторые еще учатся. Так, из Сургута приехала версия пушкинского «Анджело», которую играют студенты-второкурсники (актерский курс набран при Сургутском музыкально-драматическом театре). Руководитель этого курса Гарольд Стрелков, выученик школы П. Н. Фоменко, предлагает теперь уже своим ученикам ту программу, по которой он сам учился в Мастерской: начинают будущие актеры с работы над Пушкиным, самостоятельно делая этюды и отрывки по его текстам. Из одного такого студенческого наброска и родился спектакль, уже вошедший в основной репертуар театра; режиссерская идея принадлежит Юлии Уткиной, сыгравшей Изабеллу.

У Пушкина — парафраз шекспировской «Меры за меру», а у сургутян уже парафраз «Анджело». Здесь абрис темы, подчеркнутый и студийным лаконизмом антуража. Школьный класс, он же репетиционный — вот сценическая среда сургутского спектакля. Природа этюда жива в спектакле, но она же и мстит. Перед нами абрис коллизии — и насколько хороши метафорические находки, вроде драки на вениках конкурирующих прислужников Анджело или пластического этюда на тему «легкости» Марианны, настолько избыточен нажим на каждом из мотивов спектакля.

Тема Школы воплотилась в «Анджело» буквально: действие начинается в классе, на уроке литературы, школьники читают пушкинскую поэму по ролям. Но и в широком смысле школа драматического изучения Пушкина в начале профессиональной жизни молодых актеров — это залог их верного и гармоничного дальнейшего развития. «Пушкинская школа» — так назван Театр-студия под руководством В. Э. Рецептера, образованный на базе специализированного актерского курса, учившегося при Пушкинском центре. Ученики Рецептера не впервые участвуют в фестивале, поскольку все их учебные работы так или иначе были связаны с художественным миром Пушкина, с культурой его эпохи. На нынешний фестиваль Студия привезла только что выпущенную «Русалку» и уже не первый год идущую постановку «Горя от ума». В Петербурге спектакли идут в исторических интерьерах Дома Кочневой на Фонтанке, непосредственно в анфиладе комнат, в Пскове пришлось играть на сценических площадках, но этот перенос не повредил спектаклям, а «Русалка» прошла даже лучше, чем «дома».

В «Горе от ума» более всего привлекает живость, естественность, какая-то пушкинская легкость исполнителей. Студийцы обращаются со стихом свободно и при этом профессионально, культурно. И мизансцены, и сами образы персонажей графичны, четко очерчены, афористичны: они словно даны «в профиль». Это единство ракурса и тона и создает впечатление стилевой стройности ансамбля. Сам же факт грибоедовского «вкрапления» в пушкинскую программу был еще и глубоко обоснован на заседании лаборатории. Фомичев представил отношение поэта к «Горю от ума» как сложный и существенный творческий сюжет.

В «Русалке» соавтором Рецептера выступила замечательная художница и сценограф Марина Азизян. Ее решение удивительно лаконично и при этом емко: это разновысокие, изогнутые, как волны, ширмы цвета зеленого бутылочного стекла — цвета густого ила со дна Днепра, где живут русалки. Исполнители сами переносят и расставляют эти ширмы, утверждая условную стилистику домашнего спектакля, где все «понарошку», все игра. Но, что интересно, такой открытый прием отнюдь не препятствует возникновению таинственной волшебной атмосферы: зритель, как ребенок, готов верить в страшную сказку! В те моменты, когда актерам удается соответствовать стилю сценографии, играть формально точными штрихами, не перегружая исполнение бытовыми подробностями, спектакль выглядит изысканно и гармонично.

Поиск гармонии, тоска о ней — внутренний сюжет любого спектакля, связанного с Пушкиным, если это, конечно, настоящий театр. Раздерганный, взорванный, искалеченный современный мир не может не тосковать о пушкинской цельности… «Пир во время ЧЧЧумы. Фрагменты» московского театра «Эрмитаж» — сложная композиция Михаила Левитина по текстам «маленьких трагедий» (и не только). Жутковатый и смешной балаганчик, островок среди чумы… Смотреть этот бурный, алогичный, фонтанирующий находками и озарениями, шутками и штампами спектакль и интересно, и трудно, а написать о нем в одном абзаце — немыслимо. Сказать, что он зацепил, вовлек, пробрал до костей и защекотал до мурашек — ничего не сказать! Только у Левитина может произойти встреча А. Пушкина и А. Введенского (пришел замечательный актер Владимир Шульга — Человек с чемоданом и, грустно улыбаясь, прочитал «Элегию» поэта-обэриута). Только у Левитина хохочущего Моцарта могут поднять на руках, чтобы он, вися вниз головой, сыграл на перевернутом выпотрошенном рояле — и получилась не какофония, а «Свадьба Фигаро». Но, пожалуй, вот какая мизансцена показалась важнейшей именно в контексте фестиваля: светлое мгновение счастливого, крепкого объятия всех персонажей, короткий момент хрупкого единения, противостояния разладу и мраку.

Эта метафора — зримый образ Пушкинского фестиваля: небольшая, но прекрасная компания безумцев, упрямо из года в год собирающаяся на родине поэта своим тесным кружком, из последних сил защищающаяся от обступающей со всех сторон ЧЧЧумы…