«Старый, забытый… (Поздравление с днем рождения)».
Театр ОКОЛО дома Станиславского, сцена La Stalla.
В спектакле использованы тексты А. Чехова, Е. Шифферса, С. Довлатова.
Режиссеры Юрий Погребничко, Лилия Загорская, художник Надежда Бахвалова

Часовым спектаклем-концертом, который скромно и без шума вышел на Другой сцене театра этой зимой, Юрий Погребничко впервые представил широкой публике своих нынешних студентов-третьекурсников Щукинского училища. «Старый, забытый…» — это, конечно, открытый урок или набор этюдов, но не только. Преподнесенный зрителю, он перестал быть уроком и превратился в полноценный драматический спектакль. Здесь педагог Погребничко опробовал свою методику на молодых учениках, а Погребничко-режиссер высказался, обойдясь практически без чужих слов: в спектакле звучат всего лишь несколько цитат из Чехова и Довлатова, а лейтмотивом проходит фраза из романа Евгения Шифферса — «Я хотел бы быть среди тех, кто сумел не родиться». Содержание же спектакля, сколь ностальгически-меланхоличное, столь и юношески-радостное, вырастает на твоих глазах. Оно рождается из смены настроений, из собрания, казалось бы, непритязательных песенок и коротеньких актерских этюдов. Дзэн-буддистская созерцательность, которая является непременным атрибутом спектаклей Погребничко, в «Старом, забытом…» стала предлогом и способом поговорить о времени, о том, как меняются ощущения реальности и во что с годами превращаются эти самые мотивчики, которые студенты исполняют с разной степенью отстранения и патетики.

Начнем со студентов. Они тут особенные: никакой тебе ровной красивости в лицах, никакой гладкости, ни даже привычной характерности. Больше того — никакого отношения к современным кино- и телестандартам, перекочевавшим и на театральную сцену. Поскольку материал взят из разных эпох — от колыбельной «Светлана», которую Сергей Михалков писал специально для дочки Сталина (а в спектакле она отдана сероглазой, легко краснеющей дочке режиссера), до «Утомленных солнцем» и «Yesterday», — то и среди девочек, одетых художницей Надеждой Бахваловой по моде 1950-х в платья с узкими талиями, скромными декольте и пышными юбками, можно легко найти и Марину Влади, и Дину Дурбин. Среди мальчиков же, одетых на любимый Погребничко военно-полевой манер в пиджаки и брюки, заправленные в сапоги, — замечаем пару фабричных парней, одного смазливого сердцееда и нескольких социальных героев…

А. Тюфтей.
Фото В. Пушкина

Сцена из спектакля.
Фото В. Пушкина

Е. Кудринская, М. Кирсанова.
Фото В. Пушкина

Е. Кудринская.
Фото В. Пушкина

С одной стороны, за годы учения эти шестнадцать девочек и мальчиков не потеряли свою «непохожесть»; с другой — в первом своем публичном спектакле они показывают процесс освоения ключевых для их мастера актерских методик.

Вообще, это обычно самое сложное — описать способ существования актеров театра ОКОЛО: то, как они держат зоны абсолютного молчания, как иронически и обаятельно играют персонажей Петрушевской, Достоевского или Островского, как ощутима в их игре граница между собой и персонажем, то, как театральность этой игры, возведенная в абсолют, никогда не мешает разглядеть содержание роли, смысл спектакля. Самое сложное — тонкая, но нервущаяся ткань спектаклей Погребничко, ровным диковинным узором плетущаяся на ваших глазах, — в «Старом, забытом…» «ткется» на молодняке. Вот как их обучают, вот из какого «сора», ничтожных фраз, изящных и странных упражнений на «ПФД», растет спектакль, вот как задумчивая легкость, которой Погребничко уже научил своих студентов, ненароком брошенный взгляд, случайный жест вырастают в целые драмы.

Встречаются двое — нежная домашняя девушка с хорошим, теплым лицом и замкнутый, строгий парень в шинели. Пара дежурных слов, вполне в володинском духе, просьба задернуть шторы и выключить свет и полные какого-то взрослого отчаяния взгляды — вот вам и любовная сцена, глубокая и точная, откровенная…

Или — едут двое мужчин, пожилой (замечательный актер Валерий Прохоров пронзительно играет здесь нескольких «стариков») и молодой. То есть не едут, конечно, а сидят на одном из ярусов хорового станка и изображают знаменитую сцену с Ефремовым и Дорониной из «Трех тополей на Плющихе». Тот, что помоложе, крутит баранку, явно лавируя между воображаемыми колдобинами, пожилой — «за Доронину», но только не влюбленно смотрит на шофера, а пытается не заснуть. Очень смешной и трогательный этюд идет в сопровождении маленького девичьего хора, старательно выводящего «Опустела без тебя земля…».

Но это — из области человеческого. А вот типичный для режиссера «дзэн»: мужской хор исполняет «Караван Джафара Али», в котором караванщик везет контрабандой то ли гашиш, то ли марихуану, а перед этим самым хором блуждает невесть откуда взявшийся страус, поклевывает невидимые зернышки. И атмосфера абсолютного кайфа накрывает публику.

Этот спектакль вообще дарит множество тактильных, слуховых и чувственных удовольствий. Песенные хиты здесь исполняются со всей страстью, но не без иронии. В «Бессаме мучо» три девицы поочередно воздевают руки к потолку, как типичные испанки, и пускают слезу, как в традиционной русской песне. «Yesterday» девочка с вишневым ртом выговаривает как упражнение для лингафонных курсов — по буквочке, с школьным произношением, со сладким придыханием, фактически превращая всемирный хит в фарс. Некоторые — это специально так разыграно — не могут сразу начать петь, подавляют смущение и только опытный концертмейстер (улыбчивая, хлопочущая по делу Наталья Рожкова — постоянный хормейстер у Погребничко) помогает справиться с волнением. У одной из девушек есть поклонник — седой старичок, случайно затерявшийся в креслах потрепанной эстрады. Он внимательно следит за исполнительницей, а потом скромно приглашает ее на танго. А вот лестничная площадка, женщина открывает дверь, выходит и с возмущением и ужасом сообщает, что сегодня умер кто-то — Черненко или Андропов. «Как мы жить-то теперь будем?» — удрученно восклицает она, обращаясь к залу, и ответа нет, а вопрос, заданный, вероятно, кем-то из героев Довлатова (он числится в авторах), — столь же смешон, сколь и страшен.

Мужской ансамбль. Сцена из спектакля.
Фото В. Пушкина

Вообще эта история про граждан какой-то исчезнувшей страны, про которую мы только думаем, что она исчезла, но которая здесь, в памяти, ощущениях, страхах. Просто ее никто особенно и не пытался осмыслить — вот разве что латыш Алвис Херманис: он то и дело топит зрителя в частностях материальногонаследия советской эпохи. Погребничко — совсем другой, и интонация другая, но вот вектор тот же. Через ретро научить своих студентов понимать настоящее — это очень серьезный и, как выяснилось, прекрасно работающий ход. Ведь здесь иронии ровно столько же, сколько и попытки передать ту давнюю сентиментальность, сладость особенного состояния, которое поневоле передается человеку, слушающему «Под лаской плюшевого пледа»… Им это удалось, а в таком случае и ирония позволительна — она снимает с нас розовые очки, сдергивает плюшевый плед и напоминает, что и Черненко, и Андропов давно умерли, а что с нами будет — по-прежнему никто не знает.

На интернет-страничке спектакля «Старый, забытый…» висит цитата из кого-то неизвестного — «Отдыхать — это не значит ничего не делать». В некотором смысле это и есть смысл представления, которое студенты Погребничко и вправду играют как будто ко дню рождения. Это и воплощенный «дзэн», это и свобода ассоциаций, которую они дарят зрителю, это и симультанная природа их существования на сцене — в отсутствие слов, но в присутствии настоящего, полного молчания. Только кого они поздравляют? Мастера или, что точнее, старичка, забытого на дерматиновых сиденьях эстрады? Это чудесное поздравление отнюдь не здравица, ведь в конце концов лейтмотивом спектакля является не слишком-то жизнерадостное шифферство: «Я хотел бы быть среди тех, кто не успел родиться». Но оно своей победительной силой утешает тех, кто родиться все-таки успел.

Апрель 2007 г.