На вопросы «Петербургского театрального журнала» отвечает директор Тюменского театра драмы и комедии Владимир Здзиславович Коревицкий

Владимир Коревицкий профессионально поет, артистичен, обладает внешностью театрального «героя-любовника» и одновременно «благородного отца». Но он — не актер и не режиссер, а директор.

— Владимир Здзиславович, каковы самые сильные ваши театральные впечатления? Вообще за жизнь?

— Я помню, как в БДТ в середине 70-х годов на премьере «Истории лошади», когда зал стоя аплодировал, я просто не мог от потрясения разжать рук…

— Как вы стали директором театра? Откуда пришли?

— Родился 30 ноября 1948 года в Румынии — папа был военным. Факт моего рождения зафиксирован в г. Герца Черновицкой области. Школа, техникум, два института, женат, две дочери — 1968 и 1984 года рождения. Вот и вся биография. А в 1974 году я закончил Ленинградскую Высшую Профсоюзную школу культуры — режиссерское отделение. Сдавал госэкзамены у себя в ВПШК и в это же время сдавал вступительные экзамены в ЛГИТМиК на режиссерский факультет к Г. А. Товстоногову. Завалил 4-й тур, не справившись с психологической нагрузкой, и уехал работать по приглашению на север Тюменской области. С одной стороны, от отчаяния, а с другой — заработать денег. Поставил несколько любительских спектаклей. Затем пошел по номенклатурной лестнице в сфере культуры. В 1987 году тюменский Областной комитет партии предложил мне пост директора областного театра, я дал согласие, переехал в Тюмень… Мой бывший куратор, зам. начальника областного управления культуры В. М. Волчек, сказал: «Ты приобретаешь не должность, а профессию». И вот уже 15-й год я учусь этому искусству — быть директором театра.

— В чем специфика существования Тюменского театра?

— Думаю, что проблемы, цели, задачи — как у всех. Просто каждый их решает по-своему.

Поют директора, солирует В. Коревицкий.
Фото Б. Волкова

— Из чего складывается сегодня реальный бюджет жизни вашего театр? Каковы доплаты, льготы, какова доля спонсорских денег?

— Бюджет театра: областное финансирование, доходы от основной деятельности — составляют до 38% от бюджета, спонсорские средства — до 20% от бюджета, кроме этого бесплатные услуги, которые театру оказывают друзья. У нас уже более 4 лет каждый спектакль имеет своего официального спонсора, кроме того, что сам театр имеет от 6 до 10 спонсоров. С 1995 года весь театр у нас работает на контрактной основе. Это значит, что из бюджета, кроме одного оклада, доплачивается еще один оклад каждому работнику и есть ряд доплат, которые производит театр за счет своих доходов. Это — дополнительное жалование за условия работы на контракте, т.е. за риск, доплаты за расширенную зону или дополнительный объем, на удешевление питания, на оплату проезда муниципальным транспортом, оплата дополнительных 5 дней к отпуску за счет театра. Ежегодно доплата — на заготовку овощей, оплата годовой подписки на республиканскую газету, материальная помощь на лечение, при уходе в отпуск — от одного до 3-х окладов. Актерам доплачиваем за каждую репетицию и за каждый спектакль, в зависимости от категории спектакля и роли.

— Какова в Тюмени ситуация со зрителем?

— Премьерные спектакли от 8 до 10 только на аншлагах. Мы подолгу держим спектакли в афише театра (от 4 до 7–8 лет), что, естественно, сказывается на средней цифре заполняемости театра. У нас сейчас в афише более 30 спектаклей, как на большой, так и на малой сцене. Идем на это намеренно, сохраняя работу для некоторых актеров, особенно старшего поколения. В Тюмени театр любят, и он за последние 5–8 лет повысил свой рейтинг, после резкого спада интереса в период с 1989 по 1994 год.

— Вы — несомненный лидер этого театра, хозяин дела. Вам нужен главный режиссер?

— Обязательно. Пастве нужен пастырь. Труппой надо заниматься. Именно поэтому у нас есть главный режиссер Алексей Ларичев, главный художник Алексей Паненков, балетмейстер Эдуард Соболь, композитор Наталья Гультяева. Благодаря этой команде наш театр повысил свой рейтинг не только у тюменского зрителя, но и у зрителей других городов.

— Чего не хватает сегодня Тюменскому театру, чтобы вы сидели и радовались?

В. Коревицкий.
Фото Б. Волкова

— Когда-то Николай Павлович Акимов сказал замечательные слова: «Театру, который достиг совершенства, уже ничто не сможет помочь». Так что не дай бог достичь радостного покоя. А если серьезно, то, во-первых, нам не хватает современного здания. Мы работаем в здании, которое построено не специально для театра, а пристроено, приспособлено. Как сказали бы в Арабских Эмиратах (коими и является Тюмень с точки зрения ее запасов нефти и газа) — это конюшня. Но она наша, и поэтому мы ее облагораживаем, поддерживаем, у нас довольно чисто и уютно. Но настоящего здания, с современным светотехническим и звуковым оборудованием, которое позволяло бы решать более сложные задачи, ставящиеся тем или иным режиссером, пока у нас нет. Всего этого не хватает. А так — все нормально. Проблемы были, есть и будут. Но за нашу афишу нам не стыдно, на ней достойные названия мировой драматургии и имена хороших режиссеров. Ну а творческий результат прогнозировать всегда трудно. Бывает, что берешь все лучшие продукты, а сваришь — и… чего-то не хватает…

— Кроме «Вишневого сада», какие еще спектакли вам нравятся?

— Еще памятуя свои студенческие годы, когда я ездил в Рижскую драму, куда съезжались знатоки театра с половины Союза, я пригласил в наш театр на постановку спектакля А.Ф.Каца. Он, безусловно, режиссер-педагог, работающий с актерами в старой школе, и это была одна из главных побудительных причин приглашения. Дать артистам возможность почувствовать разные школы — это форма переподготовки. Посмотреть по-новому, понять, научиться. Чего греха таить, сегодняшние режиссеры — это, в основном, режиссеры-постановщики, они раскладывают пасьянс, а что внутри, какие детали — это не является главным. Проходит год-два, и спектакль разваливается. Может быть, я рассуждаю, как консерватор (правда, уверен — разумный консерватизм кроме пользы ничего не приносит), но умение режиссера-педагога прорасти в артисте, соединить его с ролью — это золотое качество режиссера.

— А что в ближайших планах?

— Есть в нашем театре старый актер (ему под 80), вернувшийся из Израиля, Семен Фуксман, кстати, учился профессии у дочери В.Э.Мейерхольда — мощный, энергичный человек. Думаем о «Короле Лире». Есть планы с Александром Горбанем, режиссером Вахтанговского театра. Летом побывали на гастролях в Минске и Смоленске.

— Гастроли нужны? Они же убыточны.

— Конечно, мы почти ничего там не заработаем. Особенно в сравнении с расходами. Но мы едем в театральные города. Театру надо дышать. Прошлогодние гастроли в Москве дали такой заряд, такой толчок на будущее.

— Будущий сезон вы планируете уже сейчас. Ваш театр выдерживает десять премьер. И сколько режиссеров может быть приглашенных?

— Три-четыре. В следующем году у нас будет третий фестиваль «Золотой конек», хотим расширить географию гостей фестиваля.

— Вы находите деньги на театр, на фестиваль. В Тюмени так развито спонсорство?

— Как правило, от города мы не получаем ничего. Все средства находим сами. Нынешний сезон закрывали сотым спектаклем «Мирандолина», который поставил Владимир Егорович Воробьев, играли в память о нем. У нас есть традиция таких закрытий: мы приглашаем спонсоров, руководителей тех предприятий, которые нам помогают, журналистов. Все эти люди являются нашими героями, мы вызываем их на сцену, дарим цветы и сувениры, представляем зрителям, благодарим. Эта форма искренней благодарности вызывает хорошую реакцию. В этот раз гостем нашего театра была издатель элитного московского журнала «Меценат-клуб» Наталья Владимировна Орлова, и с ее помощью мы собираемся открыть у нас попечительский меценатский совет. Я долго оттягивал его организацию, потому что сегодня быть меценатом или спонсором — дело весьма неблагодарное, здесь сказываются противоречия с существующим налоговым законодательством. Чем отличается меценат от спонсора? Он дает свои личные деньги, в отличие от спонсора, дающего деньги фирмы. А те, кто дает личные деньги, не хотят, чтобы они где-то «светились». И такие люди есть. Поэтому у нас на афише-летучке внизу — большой перечень спонсоров театра и есть спонсоры каждого спектакля — это разные фирмы. С банками пока не получается в силу разных причин (у нас в основном филиалы центральных банков, которые работают, как насосы, перекачивая деньги из Тюмени в Москву), а вообще-то в городе к театру относятся с любовью и пониманием. И так называемый «фандрейзинг» у нас срабатывает.

— Я тоже постоянно озабочена «поиском денег на культуру» (журнал) и даже придумала себе псевдоним «Фандрайзингерман»…

— Эти термины любит глубоко уважаемая мной профессор Е.А.Левшина…

— Чего не хватает сегодняшним актерам?

— На сцене не хватает настоящих, сильных, мощных актеров-мужчин и красивых, статных актрис-женщин. Как говорили древние, Красота — это талант, и им надо тоже учиться пользоваться. Хотя к настоящему таланту это не имеет прямого отношения. Помните, великая Стрепетова не блистала красотой, по воспоминаниям современников, но после пяти минут на сцене все забывали, как она вы¬глядит, и восхищались талантом. Кто-то много лет назад рассказывал мне режиссерскую байку: «Если выходит актриса на сцену и я, сидя на шестом ряду, через пять минут не хочу ее как женщину, — это плохая актриса». Звучит, правда, несколько фривольно, но в этом что-то есть.

— Значит, нынешний театр на 80% состоит из плохих актеров и плохих актрис? Он действительно стал бесполый. Более того, перевелись актеры-мужчины, способные играть любовь. Все благополучно завершилось.

— Если это вопрос, а не утверждение, то ответить можно так. В любом правиле есть исключение. Помню, когда я после первого курса своего института поступал на актерский факультет в ЛГИТМиК к И.О.Горбачеву, он говорил нам о принципах подбора курса: «Это должны быть высокие, красивые, мощные парни и высокие красивые девицы. Остальному мы научим…» Кстати, я сдал экзамены, но в моем институте мне не отдали документы, сказав, чтобы я вернул выплаченную мне годовую стипендию, а она равнялась 100 рублям в месяц. Вот так я и не стал — ни актером, ни профессиональным режиссером, хотя и работаю в театре.

— Владимир Здзиславович, а что такое, с вашей точки зрения, провинциализм?

— Это некая агрессивная самозащита. Заметьте: приезжают люди из любого российского города в Москву или Питер и понимают, что все места заняты, а свою нишу занять все-таки тоже надо. Если, как петербуржцы, по очереди садиться в автобус — то так и будешь последним. А комплекс создает агрессивность, и человек стремится как можно скорее занять свое место, расталкивая всех. Это то, что в качестве провинциализма бросается в глаза коренным москвичам или петербуржцам. Мне кажется, что вообще одна из отличительных черт провинциальности — это когда громко говорят, активно проявляют себя… Я склонен все-таки относиться ко всяческим подобным проявлениям более сдержанно. Хотя опять-таки кто знает, что лучше в этой жизни?

— Лучше в этой жизни вообще-то только жизнь! В этой связи, Владимир Здзиславович, а что в жизни приносит вам радость и удовольствие? Одним словом — кайф?

— Я сведу ответ на ваш вопрос до уровня театра. Самую высшую форму наслаждения я испытываю в тот миг, когда после последних слов премьерного спектакля возникает пауза. А за ней — гром аплодисментов, цветы артистам. Вот в этот миг я люблю всех актеров, к которым до этого мог относиться по-разному. Когда энергия спектакля, направленная в зрительный зал, возвращается зрительской энергией благодарности и любви — на сцену. Это и есть самые счастливые минуты в жизни театра, в котором я служу.

Записала М.Дмитревская

Сентябрь 2001 г.