Загадка Каренина завещана и Толстым и Хмелевым. «Всюду жизнь»: и эта машина страдает. И даже особенно жгуче страдает.

Тростянецкого увлекает именно эта загадка, он видит здесь современный смысл и ставит ее как притчу. «Берет быка за рога» во всех смыслах, и, как всегда, получается талантливый, «неправильный», многих раздражающий спектакль. С толстовским максимализмом, и чудесным образом в пику ему, ибо гаерствует во всю мочь, Владимир Матвеев выворачивает наизнанку человека-машину. Обнаруживается душа — каренинская и всего спектакля в целом. Это Толстой, жестокий и человечный как никто. Морализм финала, приводящий мучительную дисгармонию отношений к уравновешенному симметричному трио, — достойный венец всей концепции Тростянецкого. «Диалектика души» живет в спектакле парадоксальным образом. Весомый, грубый, зримый язык театральной метафоры становится эквивалентом толстовского бесстрашия, с каким выговариваются тонкие и глубокие вещи о человеке. Пульс мощного музыкального потока («Крейцерова соната») соответствует дыханию действия. Трио персонажей ведет игру, где тон задает первая скрипка, Каренин в исполнении В. Матвеева, масштабный и проникновенный. Четко прочерчен мизансценический рисунок — жесткая канва притчи, и глубок эмоциональный строй спектакля: старый роман вспомнили не случайно и по существу.

Большей частью я не люблю современные театральные интерпретации великой русской литературы и могу объяснить почему — в следующем номере «Петербургского театрального журнала».