Дж.Пуччини. «Богема».
Музыкальный театр «Зазеркалье».
Музыкальный руководитель и дирижер Павел Бубельников,
режиссер-постановщик Александр Петров,
художник Александр Орлов

На фоне масштабного фестиваля Мариинского, рядом с его «Богемой» при участии молодых звезд Белых ночей, постановку в «Зазеркалье» (с тем же названием) могли бы и не заметить.

Между тем, этого не случилось. Так называемый детский, а справедливее сказать, юношеский музыкальный театр показал спектакль, который в городе заметили и оценили.

Здесь «Богема» принципиально иная, нежели та, что идет на Театральной площади. Она — романтическая, а самый большой романтик — дирижер Павел Аронович Бубельников. Элегантный, артистичный, убеленный сединами мэтр с юношеской живостью управляет кораблем спектакля и своей чуткой командой — оркестром, который разместился на сцене. Музыканты и дирижер не формально сопричастны происходящему на сцене, они дышат вместе с певцами-актерами, и потому инструментальное звучание здесь особое — нервное, страстное, влекомое горячей волной живой крови.

В компании, создавшей спектакль, все настроены на романтическую волну. Я не знаю случая, когда режиссер, вопреки укоренившемуся в оперном театре соперничеству, лучшую роль придумал бы для дирижера. Александр Петров это сделал. А художник Александр Орлов сотворил в центре сцены легкую винтовую лестницу, словно светлую струю музыки, воспаряющую из оркестра ввысь.

…Спустившись с колосников, как с небес, по этой лестнице, дирижер зябко поеживается, надевает теплый жилет и начинает свое музыкально-сценическое колдовство. Тут же на лестницу, обживая пространство, пристраивая подрамник с холстом, взбегает один из героев. Туда, наверх, стремятся Рудольф и Мими, рассказывая о себе и о своей мечте. Эта лестница — путь к солнцу, мираж, сноп света и звуков…

Метаморфоза образа происходит в третьем акте, когда резко, как нож гильотины, упавший поперек сцены шлагбаум делает сценическое пространство тревожно-неуютным. Черный круг в белом квадрате холста сбоку — некий знак запрета — да удаляющийся стук колес усугубляют дискомфорт ощущений. Мими спускается сверху, теперь будто с железнодорожного моста, и туда же уходит после тягостного прощания. Минимальными средствами художник и режиссер добиваются атмосферы промозглого холода вокзальной окраины, где пахнет сыростью, гарью и пропиткой шпал…

Скупость сценографических средств, возведенная в принцип, выразительна и функциональна. Поскольку основное пространство сцены занято оркестром и действие вынесено на прозрачную площадку вперед, все близко к зрителю, все хорошо слышно, лица подсвечены снизу, как на картинах старых мастеров, глаза светятся — здесь не сфальшивишь…

Место и время действия обозначаются просто: повернутые к стене холсты — мастерская художника, пестрые стенды с апплицированными предметами торговли — рождественская ярмарка, молодая зелень на полотнах, открытых зрителю, — весна.

А финиш — черный квадрат, поглотивший жизнь и беззаботную молодость. Здесь, в этом романтичном спектакле, черный квадрат срабатывает очень жестко, и режиссер, смягчая прагматизм финала, post scriptum представляет зрителю сентиментальную групповую «фотографию» всех персонажей драмы, счастливых и улыбающихся. Есть какая-то наивная теплота в этом немудреном приеме, снимающем горечь последних трагических аккордов Пуччини и оставляющем тихую нежность.

Да, это спектакль о нежности. Евгений Акимов, выходец из «Зазеркалья», ныне солист Мариинского, сыграв там совершенно другого Рудольфа, испытавшего не столько любовь, сколько жалость, вернулся на родные подмостки, чтобы выразить всю полноту и красоту чувства. Его великолепно льющийся голос и чуткое актерское нутро откликаются на каждое движение музыкальной мысли, каждый нюанс режиссерской партитуры. Замечательная партнерша Акимова Татьяна Сержан очень необычна для Мими. Крупная, стройная, с лицом итальянской мадонны и сильным трепетным сопрано, в актерском дуэте с ним она абсолютно подлинна — в счастье, в нежности, в беззащитности. Эти двое очень точно попадают в жанр, выбранный постановщиками, — они живут друг другом, замечательно слушают друг друга; впечатление, что просто не могут друг без друга полно выразить переполняющую их любовь.

Как всякий спектакль тонких настроений, «Богема» «Зазеркалья» — хрупкий и ранимый организм. В нем нет надежной стабильности, свойственной опусу Мариинского. Смена состава исполнителей главных ролей (очень достойных, нужно сказать — С.Брага-Рудольф и особенно Е.Ресанина-Мими по-своему убедительны) значительно меняет содержание и тональность спектакля. В отличие от Мариинского, где сознательно размыто понятие «главный герой» и еще вопрос, какая пара лидирует, в Зазеркалье судьба Рудольфа и Мими — традиционный эпицентр драмы. Все остальные, как бы хороши ни были колоритная, прекрасно вокализируюшая Н.Калинина-Мюзетта, мужественный В.Вьюров или мягкий А.Беркович-Марсель, — все-таки персонажи второго плана.

При этом спектакль явно не традиционен — не только потому, что оркестр сидит на сцене, такое было уже не раз. Интересное соотношение звучания оркестра и солистов, «крупные планы» на авансцене, сценография, дирижер как участник действия, масса свежих деталей в поведении богемной компании — выводят его далеко за рамки привычного. Это театр режиссерский, но с такой любовью к музыке и к актеру-певцу, когда движение души героев, интимная тонкость их диалога, их настроений, их эмоциональных порывов — главное для режиссера. Отсюда редкая теплота, излучаемая этим спектаклем, ощутимая связь с залом и его активное сопереживание — в тех случаях, когда между актерами на сцене воцаряется настоящая артистическая гармония.

Июль 2001 г.