Мало сказать о ней: ярко талантливая и замечательно красивая женщина, завлит театра им. Ленсовета в его дивную пору…
Последние годы она очень тяжело жила, сильно болея, не смиряясь с кончиной любимого мужа, актера Алексея Михайловича Розанова (она и умерла в один с ним день, с разницей в пять лет). Вот она ушла — и сразу необманное чувство большой потери. Она была наделена многими дарованиями, но прежде всего — индивидуальным мироощущением: горьковатым, мужественным, ироничным. И вот это обаяние, аура состоявшейся незаурядной личности еще живы в памяти, и расставание — болезненно.
Жизнь вообще была к ней резка. У одаренной студентки ГИТИСа за плечами были минское гетто, побег, партизанский отряд, гибель родителей (ее девичья фамилия — Костелянец, она кузина Б.О.Костелянца). Ее жизнь была опалена историей. Ее «университеты» были не только академическими, притом, что она была человеком культуры. Она имела право заниматься искусством драмы — и идеально пришлась театру им. Ленсовета в его лучшую пору. В волне долгожданно живых, демократично «открытых» спектаклей была капля и ее горького меду.
Театр жесток и скоро это доказал, но были и годы работы: для многих драматургов, художников, композиторов театр начинался с творческого общения с этой женщиной. Театр жесток — но была, например, и «Жестокость», которую помогла сделать Геннадию Опоркову именно она, работая над инсценировкой повести Павла Нилина. Вообще же писательство могло стать ее профессией, о том говорит ее автобиографическая повесть, пленившая и Алеся Адамовича (рукопись хранится у дочери); но драматизм судьбы рифмовался только с драматическим театром. Потом и театр ушел. Теперь вот — завершена и вся эта опаленная судьба. Не будет этого саркастичного смешка, обращенного внутрь себя, и замечательно цепких характеристик по разным поводам — всего этого шарма, которым она прикрывала свое мужество жить.
Комментарии (0)