Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА

ПРОСТЫЕ ЧИСЛА. ТАНЦУЮЩИЙ В КОСМОСЕ

«Загадочное ночное убийство собаки». Пьеса С. Стивенса по роману М. Хэддона. Королевский Национальный театр (Великобритания). Режиссер Мэриэнн Эллиотт, художник Барри Кристи. Показ в кинотеатре «Аврора».

Цвет красный. Не желтый и не коричневый. Язык простой. Короткие предложения. Никаких сложноподчиненностей. Никаких неопределенностей. Все точно. Если невозможно написать, объясни почему. Факты, о которых можно думать и никого не спрашивать, — например, млечный путь или большой взрыв. Еда раздельно. Каждый продукт на своей тарелке. Отдельно бекон. Отдельно брокколи. Отдельно бобы. Собаки лучше людей, потому что всегда можно понять, о чем они думают. Они не врут, так как не умеют говорить. Четыре красные машины означают очень хороший день. А четыре желтые — очень плохой. В такой день он не ест свой ланч и ни с кем не разговаривает. Почему? Просто он так решил. Обычное дело. Но все дело в том, что он не обычный.

Читая книгу Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки», вы продолжительное время гадаете, кто этот персонаж, от лица которого ведется повествование. Пятнадцатилетний Кристофер Бун — то ли малолетний математический гений, то ли дурачок. С ним явно что-то не так. Он нашел на лужайке перед домом соседки мертвого пуделя Веллингтона. И решил расследовать это убийство, делая подробные записи в книге, которую мы и читаем. Но выясняя, кто убил собаку, Кристофер узнает многое о своей семье. Что мать не умерла, как сказал отец, а уехала жить в Лондон с другим мужчиной. Да и собаку убил не кто-то, а его собственный отец. Под детективную интригу заложена мина замедленного действия — история о мальчике, семья которого распалась. Может быть, и из-за него.

Правила общения с ним простые, но оказываются сложными в ежедневном употреблении. Не прикасаться. Говорить фразами без метафор. «Подложить свинью» или спрятать «скелет в шкафу» способен каждый кроме того, кто не понимает переносного значения слов. А образные сравнения приветствуются. Они помогают понять, о чем речь. Не водить туда, где много людей. Не кричать. Не ждать улыбки. Не смеяться. Он помнит все или почти все. Дословно. До часа, иногда до минуты. И все всегда должно идти по расписанию. Мало кто выдерживает. Его мать не выдержала. И отец.

Л. Трэдуэй (Кристофер), П. Риттер (Отец). Фото M. Harlan

В спектакле по пьесе Саймона Стивенса скрыть особенность Кристофера невозможно. Герой Люка Трэдуэя старается не смотреть в глаза партнеру, тщательно выговаривает слова, не позволяет прикасаться к себе, не улыбается, всегда напряжен — все указывает на странность в поведении. Трэдуэй копирует манеру поведения людей с так называемыми расстройствами аутического спектра. Марку Хэддону ставили в заслугу точность описания симптомов аутизма и синдрома Аспергера. Автор это отрицал. Но его герой Кристофер Джон Френсис Бун учится в спецшколе и имеет ряд сложностей в общении. И поэтому создатели спектакля пригласили консультанта по аутизму Робин Стюард / Robyn Steward, девушку с диагностированным синдромом Аспергера, которая к тому же посол Национального общества аутизма Великобритании, оратор, тренер, наставник для людей в спектре аутизма.

Уже можно сказать, что толпа героев разной степени болезненности прошаркала по экранам, сценам, страницам. Признаки «болезни» стали узнаваемы. Иногда о ней не говорят, но мы догадываемся, что имеется в виду, как в «Форресте Гампе» или в «Загадочном ночном убийстве собаки». Название аутизм для подобного рода заболеваний получило широкое распространение не так уж и давно. Герою Тома Круза в фильме конца восьмидесятых «Человек дождя» добрый доктор долго объясняет, что такое аутизм. И почему нельзя переставлять мебель в комнате его брата или дотрагиваться до него. Герой Дастина Хоффмана, математический гений, выигрывающий в казино тысячи, не способен социально адаптироваться. Саванты (название для людей с отклонением в развитии, у которых резко проявляется какая-либо одна способность, чаще связанная с точным науками: математикой, физикой; к тому же они обладают феноменальной памятью) очень привлекательны для кинематографистов. Гениальность, не только погруженная в трагизм обыденного существования, но усугубленная неизлечимой или прогрессирующей болезнью, — что может быть интересней! Но для создателей спектакля, да и для автора книги поведенческая особенность Кристофера — упорство, помогающее выявлять истину. Спектакль, начавшись с убийства собаки, приводит нас к вопросу, так и оставшемуся без ответа: «Правда, теперь я все могу?» В книге нет вопроса, а есть утверждение Кристофера: он все сможет, потому что сумел самостоятельно съездить в Лондон, выяснил, кто убил Веллингтона, был смелым, написал книгу. Режиссер спектакля Мэриэнн Эллиотт, вслед за драматургом, понимая уязвимость этого утверждения, делает его вопросом, который Кристофер задает нам. Только от нас (зрителей, общества, людей) зависит положительный ответ. И это уже история про нашу ответственность. За сложностями отдельно взятой семьи, как всегда, стоят нерешенные задачи социума.

Сцены из спектакля. Фото M. Harlan

Спектаклю потребовалось высокотехнологичное оборудование, компьютеры, многочисленные осветительные приборы и сверхмощные акустические системы. Специально написанная музыка Эдриана Саттона — футуристический перелив пульсирующих электронных звуков — задает всему действию единый ритм. За счет звуков «расширяется сцена», появляется какой-то космический простор, бездонность «черной дыры», в которой гаснут акустические и световые волны.

Зрители смотрят на сцену чуть сверху. С появлением героев пол, который используется как большой экран, «загорается» и по нему «бегут» цифры, геометрические фигуры, схема солнечной системы и миллиарды звезд Галактики. Взгляд сверху на мир, который описывает Кристофер, позволяет лучше понять подростка. Его в чем-то перевернутое сознание. Когда любая математическая задача — увлекательное путешествие, а реальная поездка в Лондон — чудовищное испытание. Кричащая реклама, несметные толпы, скорость мчащихся поездов, суета и агрессия, с которой сталкивается Кристофер, — весь привычный для нас ад жизни «взрывается» на сцене громким шумом, яркими пиксельными надписями, и пол в прямом смысле уходит из-под ног. Лежащий, обессилевший Кристофер вдруг оказывается на эскалаторе. Некоторые из панелей пола опустились, и кажется, что мальчик едет по ступеням, в то время как он лежит на боку.

Сцены из спектакля. Фото M. Harlan

Люк Трэдуэй играет пятнадцатилетнего подростка, хоть самому актеру около тридцати. В этом нет ничего удивительного, всеобщая моложавость, усиленная культом молодости, не дает понять реальный возраст актера. Поэтому когда тридцатилетний Трэдуэй сообщает, что ему 15 лет 3 месяца и 2 дня, это не вызывает снисходительной улыбки (разве что такая предельная точность) и не заставляет вспомнить о типичном тюзовском травестийном амплуа. Возникает доверие к актеру, накручивающему на палец вязочку/шнурок от «кенгурухи» или так старательно выговаривающему слова, что внимание сосредотачивается на процессе «говорения». Он всегда спешит сказать, отворачивая голову, чтобы не встретиться взглядом с другими. Особая безэмоциональность персонажа для актера сложная задача, нельзя расслабиться и позволить себе улыбку или любую другую эмоцию. То есть нельзя сыграть какое-либо чувство или «прожить» и предъявить нам как результат актерской игры. При этом мы должны понимать, какое чувство испытает Кристофер, например, беседуя с миссис Александр — Уной Стаббс, милой старушкой-соседкой, а по совместительству интеллигентной сплетницей, знающей многое обо всех в округе. Она сообщает Кристоферу, что у его матери был роман с мистером Ширзом. Тут важно, что Кристофер испытывает множество эмоций, чувств, но это никак не проявляется. И создатели спектакля придумали особые движения для героя Трэдуэя. С помощью поддержек других актеров он может летать и делать кульбиты в воздухе. Придуман и воплощен целый каскад изгибов, поворотов, складывающихся в своеобразный танец, выталкивающий Кристофера из мира привычных действий. Все эти действия (пришел домой, снял пальто, покормил ручную крысу Тоби…) — единая хореография поведения. Требуется особая физическая подготовка, чтобы протанцевать весь спектакль. Танцующий Кристофер. Движения человека с поведенческими особенностями умышленны. Так не двигаются в жизни, только в театре. Но, лишенная бытовых подробностей, конкретики ежедневных повторяемых в определенной последовательности действий, изнуряющих в жизни, в театре вся история обретает красоту, эстетизируется.

Драматург использует ход, придуманный Марком Хэддоном: как одновременно вывести главного героя и рассказчиком, и участником событий. Книгу Кристофера начинает читать вслух Шивон (Нив Кьюсак) — педагог в социальной школе. И именно ей приходит в голову разыграть книгу как пьесу, по ролям. Кристофер, конечно, должен исполнить главную роль. Это дает ему возможность быть внутри процесса — всегда на сцене, рисовать круги или прогонять актера, играющего роль полицейского, который, по мнению Кристофера, слишком старый для этого. И даже настаивать на его уходе. Благо, собственный текст позволяет заменить старого полицейского на молодого.

Или отреагировать на слова Шивон, что людям может быть неинтересно слушать решение математической задачи. Она предложила оставить задачу на потом, когда зрители уже поаплодируют и те, кто не захочет слушать, уйдут. А он просто сложил руки на груди — выражая недоверие. Будто говоря: «Как это может быть неинтересно решение задачи?!» В книге после финальной точки появляется «Приложение», которое можно не читать. В спектакле после поклона Трэдуэй и сцена-трансформер исполнят танец-решение, срывая аплодисменты.

Сцена из спектакля. Фото M. Harlan

Кристофер умный, сосредоточенный и не рефлексирующий. Абсолютно честно описывает свои и чужие действия. Но только поступки и собственные мысли о математике или Артуре Конан Дойле. Мы попадаем под обаяние героя, его размышления о планетах и галактиках, доходчиво объясняющие, как и что там устроено, впечатляют. В спектакле каждое отступление от основного действия, коими и являются такие главы в книге, разыгрывается не только с помощью мультимедиа (не все рисуется на полу), но и актерами, играющими остальные роли. Все участвуют во всем, иногда выступая как управляемые Кристофером модели персонажей.

О чувствах других героев мы догадываемся по редким репликам: «Прекрати, пожалуйста…» или «Кристофер, бога ради…». Кристофер педантично и сухо пишет, как он забаррикадировал дверь, а отец три часа просто сидел под ней. В спектакле актеры могут

проявить скрытые от читателя чувства. Например, что чувствовал отец Кристофера, пытаясь вызволить сына из полицейского участка. А после всех испытаний он не может даже обнять ребенка, только прикоснуться пальцами поднятой руки. Напряжение отца, раздражение и бессилие матери, проявленные в книге в коротких фактических записях, буквально «выталкивают» читателя из зоны комфортного, отстраненного наблюдения. Кристофер причиняет много боли близким не со зла, а потому что все должно быть упорядоченно и планы не должны меняться, а в жизни это никогда не получается. С точки зрения Кристофера, мать, бросившая его, предпочтительнее отца, убившего собаку. Для вас Веллингтон просто неприятный соседский пес, кусающий за ноги, а для Кристофера — синоним любой жизни. Подросток потерял ощущение безопасности. Актерам Николе Уокер и Полу Риттеру, исполняющим роли родителей, приходится быть очень осторожными, чтобы симпатяга Кристофер не стал выглядеть чудовищем в наших глазах. Трагедия родителей, жизнь которых теперь подчинена только выстраиванию сложных отношений с особенным ребенком, нивелирована. Их боль понятна.

Мир вокруг сложный. Для всех. Особенно для того, у кого мозг (по его собственному замечанию) похож на хлеборезку, которая не может одновременно разрезать много хлеба. Так информация, попадающая в мозг Кристофера, обрабатывается, если поступает небольшими порциями. Для мира невозможно придумать правила, объясняющие все и позволяющие действовать точно. Как невозможно придумать формулу для определения простых чисел.

«Простые числа — это то, что остается, когда вы убираете все классификации и шаблоны. Я думаю, что простые числа похожи на жизнь. Они очень логичные, но вы никогда не сможете выработать для них правила, даже если будете постоянно думать только об этом».

Август 2014 г.

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.