О спектаклях Небольшого драматического театра часто говорят: чересчур физиологично. Это правда: работы НДТ телоцентричны. Но телом здесь не восхищаются и не любуются — ему сопротивляются, стараются преодолеть, даже — одолеть, победить. По условиям «небэдэтэшной» игры тело никогда не бывает красивым, здоровым, подтянутым. Скорее, напротив: пораженное, уродливое, изувеченное, оно тяготит героев. Однако, как ни парадоксально, эта слабость и невыносимая болезненность бытия — неоспоримый показатель глубины и силы духа.

Об амбивалентности понятий «тело» и «дух», «красота» и «уродство», об их сценической подмене размышляют главный режиссер и художественный руководитель НДТ Лев Эренбург и актриса Татьяна Рябоконь.

Яна Постовалова Актерское тело — это для вас материал или объект исследования?

Лев Эренбург Актерское тело — это основное средство выразительности на сцене. Это и материал, и объект для исследования одновременно.

Постовалова «Тело» и «телесность» на сцене — понятия идентичные?

Эренбург Это близкие понятия. Но под «телесностью», мне кажется, следует понимать зрелище, сопряженное с телесными ощущениями и чувствованиями. Если конкретнее, то надо идти от формулы Станиславского, в которой сказано: искомое в театре — жизнь человеческого духа, которая, в свою очередь, невозможна без жизни человеческого тела. Тело — способ выражения духа. Это широкое понимание: от дрожания ресниц и бровей до более вольных амплитудных телодвижений и колебаний. Но шевеление ресниц и бровей — это скорее для кино, театру достаются более крупные формы. Важно понимать: без тела — нет духа. На сцене. Об этом я сразу договариваюсь с иностранными коллегами на мастер-классах. Эта взаимосвязь для меня принципиальна, потому что аура, энергетика и прочие невидимые черти на острие иглы — чушь. Дух человеческий явлен на сцене в конкретном актерском теле, и все малейшие движения этого условного духа должны быть зрителю видны, понятны.

Постовалова Поэтому у вас настолько откровенные спектакли? Ведь любое произведение любого автора, будь то Мильян, Ануй или Чехов, вы переводите на язык тела. И тело, таким образом, оказывается первичным…

Эренбург Это не так. Тело вторично, дух первичен. Тело, повторюсь, — способ демонстрации жизни духа.

Постовалова И другого никакого способа нет?

Эренбург Может, он и есть. Так, знаете, раз — и дух появился! Но я за шестьдесят лет таких случаев не наблюдал, потому не очень в это верю.

Постовалова Дух и душа для вас понятия родственные?

Эренбург Я не очень понимаю разницу между «духом» и «душой». Мне об этом в свое время много говорили и продолжают говорить, а я как не видел разницы, так и не вижу. С моей точки зрения, это понятия идентичные.

Постовалова Каковы отношения между духом/душой и телом? Это отношения напряженно-драматические? Трагические?

Эренбург Конфликтные. Тело человеческое и дух довольно часто конфликтуют. И это, безусловно, материал для театра. И это тоже выражается телесно. Примитивно: дух говорит, что надо заниматься мастерством, а тело говорит, что надо спать, — вот и конфликт.

Постовалова Но конфликт, который решается с помощью тренингов и профессиональных упражнений, нет?

Эренбург Иногда решается, иногда нет.

Постовалова Вы всегда боретесь с актерским телом на сцене (многие критики подчеркивают намеренную «покалеченность», «уродство» актеров и соответственно героев). Но, превратив их в неполноценных героев, вы потом, в роли, как бы воскрешаете их в новом облике. Для чего нужен такой сложный путь?

Эренбург Не могу сказать, что у меня есть программное желание уродовать актеров. Я просто обостряю предлагаемые обстоятельства.

Постовалова Но ваше «обострение» зачастую носит патологический характер…

Эренбург Не знаю, что вы понимаете под «патологичностью», но весь сюжет Принца Датского патологичен: приезжает сын, мама спит с дядей, а папу уже убили. Патология в чистом виде. Любая трагедия патологична, как говорил В. М. Фильштинский, «аморальна». И потом, в любом приличном психологическом театре будет работать закон обострения предлагаемых обстоятельств. Как, кстати, он срабатывает в драматургии: Ричард III — горбун, тот же Гамлет — невротик…

Постовалова Есть ли для вас как для режиссера и руководителя собственного театра табу в отношении демонстрации тела? Вещи, не допустимые на сцене, если говорить о физиологических проявлениях?

Эренбург Тут тоже я не поднимусь и не расширюсь дальше цитаты из своего учителя. Георгий Александрович Товстоногов говорил, что на сцене можно все. Важно — во имя чего? Вот и исчерпывается тема. Но, если идти дальше, мне кажется, не очень возможен на сцене половой акт, потому что зрители будут следить за физиологией. В кино — возможен: там есть крупный план. Мне показали средний план совокупляющихся людей, а дальше покажут птиц, которые летят за окном, и героиня видит их, а не прямым делом занимается. Или, допустим, замазку колупает да так, что руки в кровь, — и здесь совсем другое впечатление. Я уже понимаю: герой ей неинтересен. Много вариантов. А в театре есть только физиология в чистом виде…

Постовалова А в спектаклях НДТ разве нет половых актов? Как же сцена Хустины и Гильермо в «Мадриде»?

Эренбург Конечно есть, но это всегда театрализованный, пластический вариант. Он не физиологичен в чистом виде. У Гинкаса есть красиво решенный половой акт: мужчина бросает камни в подол героине. Можно читать стихи и трясти кровать. Шучу. Много разных способов демонстрации, но не напрямую…

Постовалова Были ли у вас потрясения, связанные со способом демонстрации тела в театре?

Эренбург Были. Много. «Гамлет» Э. Някрошюса, когда принц снимает с себя рубашку… падающие на голову Клавдия капли… Сопротивление Дездемоны в «Отелло» того же Някрошюса… Вполне телесные истории. Давным-давно в Эстонии я видел спектакль «Гадюка» по повести А. Толстого, основанный на том, что героиня все время меняла кожу: кружева, платье гимназистки, шинель… Страшный переход, огрубление, выраженное через ужас соприкосновения женского тела, привыкшего к легкой изящной материи, с грубой армейской, мужской фактурой.

Постовалова Насколько важен сексуальный подтекст? Физическое напряжение между героями, которое очень часто ощущается в ваших спектаклях, это — обязательная составляющая?

Эренбург Отвечу вопросом на вопрос: а в жизни важен сексуальный подтекст?

Постовалова Думаю, что да.

Эренбург Вот и я думаю, что да. Сцена — отражение жизни, а сексуальная составляющая — очень важная ее сторона. И мне кажется, со мной согласится большинство здоровых людей. И потом, эротика заложена уже в материале: любое произведение литературы имеет сексуальный, любовный подтекст.

Постовалова Скажите, меняется ли у вас отношение к собственному телу с течением времени?

Эренбург Пока, к счастью, не фиксировал.

Постовалова Что для вас — старость?

Эренбург Старость — сбой в гормональной жизни. Это относится и к человеческим проявлениям, и к профессиональным (пауза). Главное, не один я так думаю… Так думал покойный А. А. Гончаров — я от него лично слышал, будучи молодым человеком… и Г. А. Товстоногов…

Постовалова Да, он, по-моему, говорил про Ингмара Бергмана…

Эренбург Да, говорил, но и сам Георгий Александрович очень сопротивлялся этой мысли. Видимо, потому что чувствовал: физическое и профессиональное старение связаны напрямую. Знаете, про Бергмана он рассказывал, вернувшись из Америки. Возмущался критиками, которые ругают режиссера не за то, что он кончился как художник, а за то, что он кончился как мужчина.

Постовалова Потому что возникает момент неполноценности, который сказывается и на восприятии действительности, и на создании своей — режиссерской — модели мира?

Эренбург Не знаю, старение, наверное, комплексная, психофизиологическая история. На физиологическом уровне я как врач понимаю: заканчивается гормональная жизнь — возникает опасность инфаркта и инсульта, влекущая за собой психические изменения. Это — непременно. Подозреваю, когда мужчину перестает интересовать противоположный пол, уходит огромная часть энергии, ведь не зря же существует афоризм: все, что делает мужчина, он делает ради женщин…

Июнь 2014 г.