Дарья Макухина Вопрос, который задают, наверное, всем режиссерам: твое мнение о репертуарном театре, твои «за» и «против».

Петр Шерешевский Для меня альтернативы репертуарному театру не существует. Открытые сцены и антрепризные (в хорошем смысле этого слова) проекты необходимы, прекрасны, но существовать они, на мой взгляд, могут лишь как дополнение к классическому репертуарному театру-дому, с труппой, цехами и спектаклями, живущими по несколько лет. Только репертуарный театр позволяет актеру оставаться в профессии. Я больше работаю в провинции, и там это видно особенно ясно.

Профессиональный артист — человек зарабатывающий себе деньги на жизнь актерской профессией. Юноша/девушка, окончившие институт, чтобы состояться, должны попасть в театр. Театр, который предоставит им какую-никакую зарплату и жилье. У них должно быть место работы, а роли придут постепенно. Не с первого года… Артист работает в театре десять, двадцать, тридцать лет. Бывают годы, когда у него по пять премьер в год, бывают — когда не случается ни одной. Это издержки профессии, отнюдь не всегда напрямую зависящие от таланта. Масса исторических примеров: великолепные артисты, увы, не востребованы. Но репертуарный театр позволяет им оставаться в профессии. У них есть зарплата и старые спектакли, пусть немного. Они остаются артистами. Но если у артиста нет места работы, он вынужден переквалифицироваться: в бармена, шоумена, менеджера по продажам или… в прочую глупость…

В провинции никакая другая модель профессионального театра невозможна в принципе. Неоткуда в Тюмени, Новосибирске, Омске взяться людям этой профессии для антрепризного проекта. Если они не служат в нормальном театре. В столицах другая ситуация. Масса артистов живет киношным и сериальным промыслом, и это позволяет им называться профессиональными артистами. Для них кино — профессия, театр — хобби, а «деньги в другом банке». Они любят театр, могут сыграть, и хорошо сыграть, в одном-двух антрепризных спектаклях. Но появляется новый сериал, и спектакли уходят с авансцены.

Несколько десятков востребованных театральных артистов могут позволить себе кочевать из одного проекта в другой. Они не хотят связывать себя ни с одной труппой. Но театр держится не только на этих успешных людях. Кстати, почти все наши театральные «звезды» начинали работать просто в театрах и только со временем достигли высокого уровня востребованности и независимости. Следующие за ними театральные звезды вспыхнут ли, если грядки, на которых они произрастают, будут уничтожены?

Убить репертуарный театр — значит убить театр в России как таковой.

Макухина А зачем вообще России нужен театр как таковой?

Шерешевский Театр нужен, прежде всего, людям профессионально занимающимся театром. Для них — это инструмент познания мира. И познания себя в этом мире. И так было всегда.

А для публики театр как был, так и останется развлечением. Вырастая из юношеского возраста, почти никто не ходит в театр или кино, не читает художественную литературу ради того, чтобы найти в искусстве ответы на мучающие его вопросы. В лучшем случае ищутся не новые ответы, а подтверждение уже имеющихся в кармане. Как известно, самым умным и приятным собеседником мы полагаем того, кто высказывает мысли, полностью совпадающие с нашими. В результате почти все «потребляют искусство» ради удовольствия.

Из этого противоречия и высекается общий смысл театра. Вроде бы «творцы» эгоистически используют театр для собственных нужд, для выяснения отношений с мирозданием. Зрители же, плюя на откровения и поиски смысла существования, требуют «сделать приятно» и «удовлетворить аппетит». Но главный вопрос: что имеется в виду под развлечением?

Для человека с развитым вкусом, читай — «богатым опытом потребления искусства» (от плебейского пива и оглушающей водки через дорогие коньяки к столетним винам), для такого «потребителя» самым желанным является именно искренний и виртуозный процесс вкапывания художника в смысл мироздания. Результат этого процесса — спектакль.

Макухина То есть ты заведомо ограничиваешь свой зрительский круг людьми с развитым вкусом?

Шерешевский Я стараюсь не думать о зрительском сообществе. Поступаю весьма эгоистично, сочиняя каждый раз спектакль, который интересно было бы увидеть одному человеку — мне самому. У меня просто нет другого критерия, кроме собственного вкуса. А «развит» ли он у меня — судить не мне. Но сам-то я индивидуум не исключительный! И посему то, что волнует, веселит, радует, печалит меня, должно же отзываться в некотором количестве других людей? На это и расчет. Мы же все homo sapiens’ы. Мы все читали плюс минус одни и те же книжки, росли в одной и той же социальной и политической системе. И наш опыт и пристрастия не слишком на самом деле разнятся. То есть в зрительном зале наверняка найдутся чувствующие и думающие созвучно мне. Точно так же, как наверняка найдутся и те, кого мой способ мысли и манера выражаться будут раздражать. И это нормально, я привык к тому, что на любой спектакль публика реагирует очень по-разному.

Макухина Вкус — категория эстетическая. При этом у тебя есть и остросоциальные спектакли. Отсюда вопрос: ты считаешь, что театр все-таки должен воспитывать?

Шерешевский Я не очень верю, что театр это может… В одном интервью Мамонова я прочел: «Если бы искусство всерьез оказывало влияние на человека, то мы давно жили бы в раю». Не помню дословно, но мысль такая. Жесткая, но справедливая, увы. Но социальные вопросы на самом деле вопросы этические. А для меня самое интересное — постановка прежде всего для себя некой неразрешимой этической проблемы. Того, что в нашей школе называется «неразрешимое противоречие». (Если вульгарно излагать: то «и так нехорошо выходит, и эдак тоже».) И при ее неразрешимости — поиск выхода, когда заведомо известно, что идеального не существует… Не факт, что он найдется. А главное — обнажение близкой и больной проблемы. И постановка вопроса. Эта модель в идеале заставляет «затронутого» зрителя жить после спектакля с неразрешенной проблемой, возвращаться к ней мысленно, искать для себя выход.

И в этом смысле большинство моих спектаклей — остросоциальные. Не только Исигуро, но и «Три сестры» в Барнауле, и «Дни Турбиных» в Тюмени. И «Васса» в Набережных Челнах. Это только за последние пару лет.

Для меня вообще без этической, нравственной проблемы, рожденной моей сегодняшней рефлексией на современный мир, театр почти не интересен. Эта проблема может лежать в плоскости экзистенциальной или социальной… Хотя ради справедливости должен сказать, что именно сейчас я делаю совершенно другой спектакль. Спектакль-шутку, игру о радости бытия… По «Ночи перед Рождеством» Гоголя.

Макухина Напрашивается вопрос о темах, которые наиболее сильно волнуют тебя сегодня.

Шерешевский Двойные стандарты, рабами которых мы все более или менее являемся. Мы вырабатываем в мозгу стройные системы справедливого и праведного существования и судим по ним всех окружающих. А сами себе даем такую ма-а-аленькую поблажку: это же мы, любимые… И в результате расстояние между нашей верой, убеждениями и нашей собственной жизнью становится огромным. Целая пропасть. Об этом ставил я первый вариант «Вассы» в Набережных Челнах. О женщине, строящей Империю ради своих детей, все грехи свои оправдывающей заботой о детях и этих же детей уничтожающей, пожирающей и морально, и физически. Ради Империи! Получился мир, отсылающий эстетически к Третьему Рейху и древнегреческой трагедии. Этакая «Гибель богов» Висконти. Хотя, когда ставил, я об этом фильме даже не вспоминал. Но одна зрительница сказала мне об этом, и я осознал, что ощущение внутреннего фашизма, которому многие из нас подвержены, очень довлеет надо мной последние годы. Об этом же и «Не отпускай меня» по Кадзуо Исигуро, только взгляд с другой стороны. О том, как легко мы делим человеков на людей и не людей. Причисляя себя, конечно, к первой категории. Если глянуть в сегодняшний мир за окном — с какой легкостью мы проникаемся презрением и даже ненавистью к «гастарбайтерам» и прочим «иным». И у нас есть оправдание: если не держать их в рамках — они подчинят себе и проглотят наш мир… И последнее, как ни грустно, — тоже правда. Неразрешимое противоречие.

И «Человек, животное, добродетель» Пиранделло в «Красном факеле» об этом же. Только там весь этот фашизм доведен до фарса, издевательского и беспощадного к человеку как виду вообще. И при этом все завернуто в блестящую обертку шоу-праздника. Но, к сожалению, некоторые даже «умные» зрители принимают все за чистую монету…

Тем много… Вернее обертонов все той же темы. «Откровенные полароидные снимки» в Новокузнецке — о том, что все договоры с самим собой не срабатывают. Сколько ни бойся жизни, собственных живых чувств — от них не спрячешься. Сколько ни говори себе: «Я не буду пускать это в душу, мне достаточно секса», — живая душа рано или поздно срабатывает. И ты сталкиваешься с такой пугающей любовью. И чем больше ты хотел от нее отгородиться, тем неподготовленнее ты к встрече с нею. Тем сильнее она ударит по тебе, когда вытащит из ракушки эгоизма. И наоборот, сколько ни оправдывай свои поступки высшими материями, если главное, о чем ты мечтаешь, это комфорт и благополучие, то рано или поздно ты обречен осознать собственную пустоту, бессмысленность всей своей жизни, подчиненной внешнему. И ужаснуться этой пустоте, когда уже поздно, когда нет уже сил что-то исправить.

И самые светлые, хотя и трагичные истории, которые меня занимают: как остаться человеком в бесчеловечном мире? Если и любовь способен испытывать, и душа жива… До какой степени компромисса можно позволить себе дойти, чтобы не убить душу свою живую? Об этом «Дни Турбиных» в Тюмени и «Три сестры» в Барнауле.

А если более общо, то тема, мучающая меня много лет, может быть сформулирована так: «Почему же главный враг любого человека — он сам?».

Макухина Ты сам уже перечислил много спектаклей по абсолютно разному материалу, от Пиранделло до Исигуро. По какому принципу ты выбираешь, что ставить?

Шерешевский Реалии моей профессиональной жизни таковы, что я не могу выбрать одну пьесу, поставить ее и думать о следующей. Переговоры с театром — всегда процесс длинный и непростой. Нужно предложить много и, как правило, разножанрового материала, чтобы найти что-то устраивающее обе стороны. Поэтому все, что я читаю, я внутренне сортирую на «свой» и «не свой» материал. И «свой» откладываю в «режиссерский портфель». Даже не начиная думать над ним. И только когда на него падает выбор того или иного театра, начинаю «сочинять» спектакль. Часто случается, что материал предлагает сам театр. И если он «отзывается» во мне, я соглашаюсь… Сложно что-то планировать, судьба решает за тебя.

Макухина О реалиях профессии: почему ты не осел в каком-то одном театре? Здесь или в провинции?

Шерешевский Не от меня это зависит. Осел бы я с удовольствием, но, увы, судьба складывается иначе. В Петербурге, повторяю, я никому не нужен. Бывает, что со мной заводят переговоры о «главном режиссерстве» в других городах. Мне это очень интересно. Я хочу копать свою грядку в одном месте, растить и пестовать артистов, заниматься построением художественного лица театра. Но семья моя живет в Петербурге. И уезжать никуда не хочет и не может. Жена бы, может быть, и рванула куда-нибудь. Но сын уже взрослый человек, учится в хорошей математической школе и в высшее учебное заведение поступать будет дома. Я не могу насильно увезти его неизвестно куда… Родители и у меня, и у жены уже пожилые люди… Всех бросить? Я не могу.

А на условия: «главный режиссер, отсутствующий по полгода, уезжающий к семье в Петербург», никто, как правило, не соглашается.

Макухина Ты честно признаешь, что здесь, в Петербурге, ты никому не нужен. Почему так сложилось и считаешь ли ты свою карьеру успешной?

Шерешевский Я человек счастливый в профессии. Много работаю и делаю последнее время только то, что хочу и считаю нужным. И могу профессиональными заработками кормить свою семью. Но карьеру свою успешной я никак считать не могу, увы… Востребован я в основном в провинции. Я (возможно, это нескромно) полагаю себя очень хорошим режиссером. Но ни разу ни один мой спектакль не был выдвинут ни на «Софит», ни на «Маску». Я считаю, что это несправедливо. Несколько раз до этого самого «выдвижения» оставался один шаг… И за этот один шаг мои спектакли всегда снимали с «пробега». Сначала с формулировкой: «Молодой еще, подождет, все у него впереди». Потом: «Старый уже, раз до этого не взлетел, так куда теперь»… А если говорить именно о слове «карьера», то только эти премии и определяют ее, дают вес в профессиональных кругах.

Кроме того, я ставлю действительно, как ты правильно заметила, в разных городах, читай — на разных планетах. И творческие достижения на одной планете практически ничего не дают тебе в карьерном росте после перелета на другую. По-настоящему карьера может состояться только в Москве или Петербурге. Для снобистской театральной общественности провинция и вовсе синоним «второго сорта». Карьера, все эти премии и признания очень зависят от умения дружить с нужными людьми. У меня это никогда не получалось. Не то чтобы я был выше этого, но не получалось… Вечно ляпну что-нибудь нелицеприятное, неподходящее… Как-то неудобен я для того, чтобы со мною носиться и создавать из меня театральную звезду. Конечно, я считаю, что мне очень не повезло. В будущее смотрю без оптимизма и даже со страхом. Когда-нибудь сил мотаться по городам и весям уже не будет. Да и приглашать после пятидесяти станут меньше… Таковы реалии… Но думать об этих печальных и болезненных для меня материях стараюсь поменьше. И, повторяю, сегодня, здесь и сейчас я счастливый человек.

Январь 2014 г.