Они всегда были и остаются удивительно похожими друг на друга, точнее, конечно же, дочь Лиза похожа на маму Ларису. И детям и внукам в семье Боярских достались от Ларисы Регинальдовны Луппиан ее черты. Все, вплоть до самого младшего — Андрея Матвеева, сына Лизы, — светлоголовые, миловидные, с фамильными ямочками на щеках. Да и на характер Лизы, кажется, немало повлияли мамины немецкие гены: она такая же рассудительная, сдержанная, обязательная и несовременно «правильная», с выстроенной системой взглядов и ценностей. Они всегда, даже когда дочь находилась в сложном переходном возрасте, производили впечатление двух близких подруг, в этом тоже есть некая добрая старомодность: сейчас редко кто может похвастать таким межпоколенческим взаимопониманием. Волею судьбы мама и дочь оказались в театрах, которые хоть и находятся почти друг напротив друга, но трудно представить более разнящиеся театральные организмы, чем МДТ и театр им. Ленсовета. Интересно было узнать, как живут они под одной крышей, что принимают или отрицают, о чем спорят «на кухне». Как-то само собой получилось, что Лариса с Лизой не разговаривали друг с другом, а рассказывали мне. И иногда мне казалось, что это не диалог, а монолог: не только взгляды матери и дочери оказались схожими, но и тембр голоса, интонации и мимика время от времени совпадали. В ходе беседы нам удалось найти провокационную тему, которая вызвала небольшой спор, но в окончательный текст интервью она вошла сильно урезанной: думаю, что на это сокращение они решились единодушно. И я с уважением отнеслась к их желанию выглядеть так, а не иначе.

Виктория АМИНОВА

Лариса Луппиан В детстве Лизочка была хорошенькая, подвижная, озорная, и ее не раз приглашали сниматься в кино, но она категорически отказывалась. А потом наступил переходный возраст, она превратилась в «гадкого утенка», стала зажатой, и мне казалось, что никаких явных актерских задатков в Лизе нет.

Елизавета Боярская Да, в школе я была закомплексованной, не чувствовала себя привлекательной, и мысль о каком-то публичном самовыражении была для меня неприемлемой.

Лариса Луппиан Но однажды я пришла на шекспировский вечер в школу, Лиза там танцевала танец, который сама придумала, и это было так артистично, эмоционально, что я поразилась. Потом забыла об этом, не придала особого значения.

Елизавета Боярская Я тоже помню этот вечер, я училась в английской школе, и у нас были вечера Бернса или Шекспира. И тогда мы с одной девочкой делали сцену на балконе из «Ромео и Джульетты» на английском языке. Я была Ромео, а она Джульетта. А потом мне почему-то приспичило сделать танец сумасшествия Офелии. Ну, станцевала и станцевала, мне тогда не казалось, что я делаю какой-то большой шаг навстречу собственной уверенности. Чуть-чуть увереннее я стала чувствовать себя после занятий в модельной школе. Туда брали всех вне зависимости от роста и веса и обещали гарантированно сделать моделями. С нами занимались актерским мастерством, психологией, был видеотренинг, где учили держаться перед камерой, а танец преподавал Николай Реутов. И, как ни странно, мне это немного помогло, я стала свободнее. Да и учеба к концу школы у меня выправилась, но все равно я считала себя девочкой неумной, несообразительной и необразованной и мучилась, куда мне идти учиться. Даже рассматривали как вариант — пойти в «Кулек» на массовика-затейника.

Лариса Луппиан Но в итоге мы все вместе решили, что она будет поступать на пиар в университет. Лиза стала заниматься на подготовительных курсах, я ее туда отвозила, а она, как потом выяснилось, их прогуливала.

Елизавета Боярская Университетские педагоги и лекции — это все было замечательно, но я быстро поняла, что это не мое. Что не могу я по четыре часа сидеть, слушать и ничего не делать. И так сложилось, что как раз тогда я сходила в театр им. Ленсовета на два спектакля Бутусова — «В ожидании Годо» и «Калигула». У меня снесло крышу, я решила, что буду поступать в Театральный.

Лариса Луппиан А еще, я помню, мы с тобой ходили на открытие Учебного театра на Моховой, ты сидела рядом, и я чувствовала, что ты аж вжимаешься в кресло, так тебе все нравилось. Ты смотрела на студентов, как завороженная.

Елизавета Боярская Да, я испытывала жгучее чувство зависти.

Лариса Луппиан И вот мы с Мишей вернулись с очередных гастролей, и Лиза нам сообщила, что будет поступать в Театральный. Миша обрадовался, он очень любит эту профессию и считает, что она самая интересная. А мне стало страшно, потому что я знаю, какая она опасная. Но мы решили Лизе не мешать. Иногда мы просили ее почитать нам программу, и однажды она согласилась, прочитала, мы стали делать замечания — Миша свои, я свои, а Лиза нам говорит: «Не надо, я сама». У нее вдруг появились твердость и металл в голосе: «Если я ошибусь, то ошибусь сама». Конечно, мы очень переживали из-за того, что она решила поступать к Додину, ведь ходили слухи, что у него там чуть ли не секта, что дети пропадают в мастерской с утра до ночи. Было страшновато пускать туда Лизу.

Елизавета Боярская А меня ничего не пугало, к стыду своему, я тогда вообще не знала, кто такой Додин. На «Дне открытых дверей» мне даже больше понравился Анатолий Самойлович Шведерский. Но потом я узнала от абитуриентов, что это какой-то долгожданный набор, что Додин не набирал много лет и теперь к нему едут со всей России и из других стран, и я тоже решила поступать к Додину. Чтобы узнать, кто он такой, я сходила на какой-то спектакль (то ли на «Клаустрофобию», то ли на «Гаудеамус») и ничего не поняла, мне даже показалось, что это веселый спектакль, потому что заложенные в спектакль серьезные мысли в шестнадцать лет были мне не по плечу. Я тогда не сомневалась, что раз решила поступать, то поступлю. Но не потому, что была так в себе уверена, это, наверное, такая юношеская глупость, когда даже не понимаешь, что может ничего не получиться. Если бы мне сейчас во второй раз надо было поступать, то я бы не пережила этого, так нервничала и волновалась бы… Мне тогда совсем не мешало то, что я Боярская. Валерий Николаевич Галендеев мне потом рассказывал, что на коллоквиуме я откровенно заявила: мой папа — народный артист Михаил Боярский, а мама — народная артистка Лариса Луппиан. Я даже не думала извиняться, вот, мол, так получилось, что мои родители артисты, такая я была простая. Меня немного напрягало только то, что абитуриенты, узнав, что я Боярская, думали: «чего она здесь тусуется, ее и так возьмут». Сама же я так не считала, потому что видела, какой жестокий отбор, каких талантливых ребят не берут, и потому что в этой профессии нельзя ни списать, ни подглядеть правильный ответ, тут никого нельзя обмануть, ты выходишь на площадку — и все про тебя видно. В этой профессии невозможно быть «голым королем». Поэтому я не надеялась на фамилию. На втором туре меня, правда, помутузили, всех спрашивали по пять минут, а меня мучили минут пятнадцать. Узнали, что я училась в английской школе, и попросили прочитать монолог Элен Безуховой на английском. Было ощущение, что меня проверяют, но это только подстегивало. И вот я поступила, но это не вызвало у меня ни дикого восторга, ни удивления. Но когда началась учеба, я с первого же дня просто утонула в этой профессии, в своих педагогах, в однокурсниках.

Лариса Луппиан Твоя учеба началась с ремонта аудитории, с уборки, с поездок за ковролином. Я смотрела и удивлялась тому, что Лиза, которая никогда дома палец о палец не ударила, там начала драить полы, мыть, красить, убирать. А потом я стала ходить на Лизины экзамены по движению, по речи, и, как ни странно, она была, наверное, самой яркой среди однокурсников. В Малый драматический я не ходила, пока там не было Лизы, потому что я не поклонница этого театра. Потом я посмотрела какие-то спектакли, что-то мне даже понравилось. «Дядя Ваня» нравился. Для меня театр Додина — это тяжеловато. Но мне кажется, что он меняется, что нынешний Додин, повзрослевший, помудревший, более терпим к людям и к тому театральному материалу, который он берет. Он стал философом. Одно дело, что для меня сложна эстетика этого театра, но люди-то туда ломятся. Театр путешествует по всему миру, имеет свою интеллигентную и интеллектуальную публику. В Петербурге это один из немногих театров, который в порядке, в котором сильная труппа и все находятся под крылом талантливого, харизматичного человека. Быть в таком театре — большая честь. И я рада, что Лиза работает у Додина и занимается настоящим. Пусть это не совсем мое, но это настоящее.

Елизавета Боярская А я до сих пор люблю театр им. Ленсовета. Конечно, я привита школой Додина, мне нравится, как он репетирует, я люблю играть наши спектакли. Но как зритель я с удовольствием смотрю ленсоветовские. Потому что по своей природе я очень легкий человек, люблю смеяться и шутить, и если бы в нашем театре поставили бы какую-нибудь эксцентричную комедию, то я была бы счастлива в ней поучаствовать. Вот «Ревизора» в Ленсовета многие ругали, а я на нем хохотала до слез. Я бы хотела участвовать в таком спектакле, только не знаю, хватило бы у меня мастерства и навыков, потому что нас, конечно, такому не учили. Когда меня пригласили в «Сирано де Бержерака», то я сразу же согласилась — мне интересна пьеса и партнер — Сергей Витальевич Безруков, в которого я была влюблена в юношеском возрасте и с которым тогда уже снялась в двух фильмах: «Ирония судьба-2» и «Адмирал». Честно признаться, когда я шла на репетицию, то думала: «Я же додинская актриса, что тут делать-то? Я сыграю это на раз», но оказалось — ничего подобного. Первые семь репетиций все смотрели на меня и на режиссера с вопросом: «Что это за актрису вы пригласили на главную роль?», потому что я была совершенно беспомощна. Там работала сборная команда: актеры из Молодежного театра, паршинцы и особенно петровцы — они же такие веселые, характерные, они каждый раз все репетируют иначе, и это всегда гомерически смешно. А я вообще не понимала, что такое импровизация. До сих пор я знала, что каждая сцена должна быть отрепетирована до жеста и интонации. Это сейчас я стала свободнее, а тогда мы впивались в Додина глазами и ушами, ловили каждое его замечание и, как это говорится, доводили до идиотизма. Я привыкла, что у меня всегда есть разобранная партитура роли, а тут была сплошная импровизация, хулиганство, ребята сами придумывали какие-то мульки, трюки и неимоверными усилиями пытались как-то меня раскачать. Сначала я от этого еще сильнее зажималась, но, когда мы подружились и у нас установился контакт, я начала понемногу раскрепощаться. Я считаю, что мне очень помог этот опыт. И вообще все эти опыты на стороне, и в театре и в кино, очень помогают актеру, дают внутреннюю свободу.

Лариса Луппиан Игорь Петрович Владимиров приучил нас к тому, что на сцене все должно быть красиво, и если актриса выходит в нижнем белье или в купальном костюме, то внизу обязательно должны быть надеты колготки. Это культура. И я сама как зритель очень не люблю смотреть на босых или голых актеров, когда они валяются в грязи или обливаются. Во-первых, потому, что я, как женщина, сразу же начинаю беспокоиться, а не холодно ли им? Не простынут ли? Не уколют ли ногу, на что-то наступив? Да и просто смотреть на это неприятно. Голыми надо ходить у себя дома или же в кино, где все это снято на пленку и вроде бы становится все равно. Я Лизе говорила все, что думаю по этому поводу, она все знает и до некоторой степени пытается это минимизировать. Но и Додин сейчас уже немного отходит от всего этого. Мне кажется, что когда у него было много обнаженных тел — это была еще режиссерская молодость, может быть, желание всех удивить, а сейчас уже никого этим не удивишь и ничего, кроме отвращения, не вызовешь. Театр — это же условность, а не жизнь, это в жизни ты в постели лежишь голый.

Елизавета Боярская А я терпеть не могу, когда актрисы «шуруют» по сцене босиком, а на самом деле в колготках. Это ведь тоже условность, но доведенная до идиотизма, лучше тогда совсем отказаться от этого. Я совершенно спокойно отношусь к обнажению на сцене. И вообще считаю, что это не тема для обсуждения, мне кажется, что режиссер должен думать не о колготках, а о смыслах, да и артист тоже. Если режиссеру надо «раздеть» актера, то это не для эпатажа, а чтобы донести какую-то свою идею. Эпатажем занимаются плохие режиссеры, которым нечего сказать, а я с такими не работала.

Лариса Луппиан Я считаю, что некоторые режиссеры пользуются свой властью и издеваются над артистами. Я имею в виду не Додина, а других молодых режиссеров, которые пришли в эту профессию для того, чтобы выплеснуть всю грязь, которая у них накопилась, всю свою ненависть к миру и к людям. А театр должен нести надежду, добро, мы должны поддерживать в людях желание жить по совести, красиво, жить во имя кого-то, помогать. Я считаю, что у театра есть воспитательная миссия, какие бы тяжелые и мрачные ни выбирались пьесы для постановки, но все равно через эти сюжеты мы должны нести надежду. Иначе нет смысла заниматься театром.

Елизавета Боярская Я тоже думаю, что, когда мы находимся на сцене, мы должны возвышать зрителя, а не опускаться до уровня улицы или телевидения, пытаясь угодить вкусам толпы. Все-таки театр — это высокое искусство. Но для меня театр — это еще и отражение реальности, зеркало, не искажающее, а правдивое. И я уверена, что в нашем театре, в театре Додина, какую бы пьесу мы ни взяли, будь то Шиллер, Чехов или Шекспир, мы говорим о сегодняшнем дне. Это очень важно, чтобы театр был актуальным. Но я не люблю мат на сцене, мне кажется, что, приходя в театр, люди должны попадать в другое культурное и эстетическое пространство.

Лариса Луппиан А не то что, мол, давайте выпьем, пойдем в театр послушаем мат и посмотрим на голых артисток.

Елизавета Боярская У нас с мамой вообще-то похожие вкусы, и нам как зрителям часто нравятся одни и те же спектакли. Дома мы много говорим о театре, потому что о чем же еще нам говорить? Даем советы друг другу.

Лариса Луппиан Лиза мне даже иногда советует. Она мне придумала роль в «Заповеднике». Накануне премьеры я не знала, что там играть, и сказала ей об этом. Лиза все мне придумала.

Елизавета Боярская А я, когда учу текст новой роли, часто прошу маму мне помочь — подавать реплики. Вот это бывает встреча двух совершенно полярных актрис, двух разных театров. Тут начинается цирк. Ведь я прихожу с уже разобранной ролью, мы с режиссером уже нашли какие-то рельсы, и я говорю текст с внутренним основанием. А мама начинает совершенно другой, веселый спектакль, в другой манере, в других обстоятельствах, в другом жанре. Даже если мы читаем пьесу «Три сестры»…

Лариса Луппиан Я считаю, что «Три сестры» — это комедия.

Елизавета Боярская Я читаю в одном ключе, а мама совершенно в другом. Мы с ней как плюс и минус…

Лариса Луппиан Как лед и пламя.

Елизавета Боярская И я прошу: «Мама, давай без интонации, не так, как ты считаешь, что это нужно играть, а просто подавай мне реплики».

Лариса Луппиан У меня один вопрос к дочери: Лиза, откуда в тебе все это? Она была обыкновенной маленькой и шаловливой девочкой, а сейчас выросла в большую актрису. Я не могу понять, откуда в ней такая глубина? Она всегда замечательно играла в театре, и мне все нравилось, но в «Леди Макбет Мценского уезда» мне предстала новая, фантастическая грань Лизиного таланта. То, что она сделала в роли Измайловой, — это настоящая актерская победа. Я не верю и не могу понять, что это — моя дочь. И откуда все это взялось? Я у нее спрашиваю, а Лиза отвечает: «Не знаю». А в жизни она такая же славная девочка, как и была.

Февраль 2014 г.