Антон Сергеев, наш коллега, кандидат искусствоведения, доцент кафедры русского театра СПбГАТИ, в одиночестве, как настоящий подвижник и альтруист, делает колоссальное дело. Для всех нас — то есть для многоликого театрального сообщества.

Елена Строгалева Расскажите, как давно вы трудитесь над самым лучшим театральным интернет-ресурсом: http://www.teatr-lib.ru?

Антон Сергеев Спасибо за «самый лучший ресурс». Уже пошел девятый год таких моих развлечений. Затеял я это для себя, столкнувшись с тем, что всех необходимых книг на руках у меня нет — не ксерокопировать же! Я решил: буду сканировать. Оказалось, очень удобно. Радостный, я тут же пошел к студентам (в основном это были заочники): ребята, кому нужно, возьмите, потому что экзамены не за горами.

Идея возникла именно от отчаяния. Студенты приходят на экзамен и совершенно искренне меня уверяют: они того-то и того-то не знают, поскольку не имели доступа к библиотекам. Например, я строю курс по истории русского театра во многом на книге К. Л. Рудницкого «Русское режиссерское искусство» и вполне допускаю, что где-нибудь в Барнауле этой книги не достать. Поэтому я задался целью отсканировать для студентов минимальный список книг. Теперь, приходя на курсы, я приносил с собой CD и говорил: «Вот, пожалуйста, всем читать!» Так образовалось ядро, базис библиотеки. Нельзя не учитывать, что восемь лет назад в Интернете не было даже «Моей жизни в искусстве» Станиславского (была, правда, «Работа актера над собой»). Мейерхольда не было ни одного текста! Меня это сильно озадачило.

Последний шаг — выкладывание библиотеки в Интернет. Это не коммерческий проект, на него никто ни разу не дал ни копейки. Я обращался к театроведческим центрам нашего города, коих два, и нигде не получал ничего, кроме похлопывания по плечу и вечных обещаний. Поэтому сегодня это свободный и независимый ресурс, хотя судьба его могла быть и совершенно иной.

Строгалева Каков сейчас ресурс? Сколько книг? По каким направлениям?

Сергеев Сейчас более трехсот. Поскольку я ни от кого денег не получаю, я делаю то, что хочу. Хочу я про русскую режиссуру ХХ века, и там неплохой набор. Есть, кроме того, основополагающие тексты Брехта, Арто, Брука. Очень много редких книг, что тоже было одной из целей: сделать доступными редкие издания. Например, «Революция театра» Георга Фукса, которую никто с 1908 года не переиздал. Мейерхольдовский сборник «Театральный Октябрь» 1926 года. Ориентирован я был на редкие книги, без которых нельзя понять и адекватно оценить историю этого периода. С другой стороны, очевидно, что историю театра нельзя понять без Маркова, поэтому все четыре тома там есть; нельзя без Гвоздева, поэтому и его театральная критика там тоже есть. Нашим студентам без Барбоя никак нельзя, поэтому и он у меня есть. Есть книги Золотницкого, Титовой… Разумеется, в библиотеке имеются все классические режиссерские тексты. Важно было подобрать издание: так, Станиславский — это второе собрание сочинений с блестящими комментариями — Инны Соловьевой, например, к «Моей жизни в искусстве». Но и с ним не все так просто. Оно выходило в 1990-е годы, и восьмого тома (это письма Станиславского) ни в одной доступной мне библиотеке нет. Есть разве что в РНБ.

Строгалева Вы открыли сайт, следите ли вы за посещаемостью?

Сергеев Да, слежу. Но поскольку это не коммерческий проект, то у меня нет никакой заинтересованности в росте посещаемости. Я никак его ни пиарю, не раскручиваю. Google индексирует мой сайт, а Яндекс, например, нет. Почему — не знаю. И даже лень выяснять. Бог с ним. При этом библиотека существует скоро два года, и популярность ее с каждым месяцем растет вполне ощутимо: сегодня в среднем 750 человек в день так или иначе в библиотеку заходят. Когда библиотека открылась, это был март, посещаемость была естественно незначительной. В апреле и мае — та же картина. Но! С началом зачетной недели посещаемость выросла в три раза. Это говорит о том, что сайт действительно востребован вполне конкретной публикой. И теперь, когда библиотека уже хорошо известна, картина не меняется: в пору сессии посещаемость подскакивает процентов на тридцать.

Строгалева Приезжая в Москву, я не раз сталкивалась с тем, что в том же ГИТИСе петербургских ученых-театроведов не знают. Вы следите за выходом современной научной литературы в Москве?

Сергеев Конечно. Москва всерьез занимается изданием театроведческих трудов. Что-то удается, что-то нет, но четыре тома критики о МХТ, по моим представлениям, — труд выдающийся. «Мнемозина», которую делает Владислав Иванов, — совершенно уникальное явление. Все это в библиотеке есть.

Я не ставил перед собой задачи доведения до москвичей петербургской театроведческой литературы. Проблема глубже: в сети собственно театроведческой литературы никакой нет! В лучшем случае есть отдельные статьи режиссеров или околотеатральные тексты. И заполнить этот пробел мне казалось необходимым. Понятно, что мы уже вошли в новую эпоху — эпоху информационного общества, с совершенно новой информационной средой, иными способами взаимодействия с информацией. И театроведение должно быть там представлено, существовать и развиваться, чтобы не пропасть, не затухнуть. Науке вообще необходимо переходить в новые условия существования. В старых — десяток человек занимались, сидя в тихих залах, своими темами, обменивались мнениями… И дело не в количестве людей: их по-прежнему условно — десять. Но их влияние не ощущается, если они не присутствуют в общественной среде, а она сегодня — компьютерная. Как было раньше? Золотницкий радовался, что книга «Зори театрального Октября» была издана тиражом в 10 000 экземпляров, попала в разные библиотеки, — работали отлаженные государственные механизмы по просвещению публики. Сегодня их нет. Более того, они не нужны. Потому что в информационной среде сама среда является этим самым механизмом. Когда человек набирает в поиске «Театральный октябрь», он, с моей точки зрения, должен получить в руки книгу Золотницкого, а он получает статью в Википедии. Это две большие разницы. До тех пор пока театроведение, как все гуманитарные науки, не освоится в этом новом пространстве, нельзя говорить о том, что оно вошло в XXI век.

Строгалева Да, но библиотеки еще слава богу открыты.

Сергеев Мы не можем больше существовать в концепции науки XIX века. Это в том числе касается и библиотек. Когда вы сталкиваетесь с карточными каталогами, вы должны помнить: это — XIX век. И если Вы сегодня находитесь в такой библиотеке, значит, вы сидите в XIX веке. Я ведь пытался предложить концепцию научной интернет-библиотеки. В отличие от других, мой сайт — не просто собрание редких текстов (думаю, что примерно треть из них представлена на каких-то других площадках). Сохранен научный аппарат печатного издания, сноски и ссылки внутри текста превращены в гиперссылки, сохранена нумерация бумажных страниц (чтобы можно было делать ссылку на книгу — это ведь всегда с текстами из Интернета проблема), дается полное библиографическое описание (что тоже не на каждом сайте встретишь и что часто самому не сделать, потому что выходные данные отброшены). При этом все тексты вместе составляют цельную среду, ориентироваться в которой можно благодаря двум каталогам — классическим Генеральному и Персоналий. И, наконец, возможен поиск по всем текстам. Это уже другая библиотека, не бумажная. Понимаете, вопрос не в технологиях. Вопрос в скорости получения информации. Перебирать карточки — одно дело, а осуществлять поиск по базам данных совершенно иное: физически, психологически, как угодно. Качественно иной уровень, тип мышления ученого, требующий принципиально других навыков. А мы все отправляем студентов в ЭТИ (!) библиотеки. Им давно необходимо другое: как, например, отличить ценный текст от не ценного — каковы критерии? Ведь в Интернете все тексты равны — нет опознавательных знаков. В библиотеке все четко: автор, место издания, год, ред. коллегия, качество бумаги и оформления. Соответственно, должны быть критерии обращения с безликими интернет-текстами, должен быть выработан и собственный язык, которым мы бы помечали эти тексты, дабы, встречая их в Интернете, мы понимали, с чем имеем дело. Это задача всего научного сообщества. И моя библиотека — только частный случай, отдельное проявление общей тенденции. Считаю катастрофой отсутствие профессиональных интернет-изданий. Я говорю не столько о театральной критике, сколько о науке. У нас публикации в сети не адекватны публикациям на листе. Мы по-прежнему живем в бумажном мире.

Строгалева Если говорить о Западе, то там эта практика существует?

Сергеев Конечно. Вплоть до специализации на русском (!) театре. Есть в Канаде, в Торонто профессиональное интернет-издание, в котором, кстати, некоторые из моих коллег отметились. Сегодня универсальным критерием научной состоятельности и новизны считается индекс цитируемости. У нас мало кто знает, что это вообще такое. Очевидно, что индекс цитируемости возможен, только если текст выложен в Интернете. То есть если он не выложен, то это должна быть какая-то невероятная классика, на которую будут все ссылаться просто потому, что такова традиция. Мы не можем писать о теории театра, не взявши в руки Аристотеля, и есть он в сети, нет его — неважно. Но современный ученый должен в ней быть. А отсюда вывод: в Интернете должно быть все, чтобы индекс цитируемости стал осмысленной единицей.

Строгалева Коллеги с вами солидарны?

Сергеев Меня изумляет, что эта тенденция не ощущается как потребность большей частью моих коллег. Старших понимаю, принимаю их неприятие. Крупные ученые солидного возраста могут себе позволить — в буквальном смысле — любую форму деятельности. Они не приговорены к освоению компьютера. Но когда молодые люди или мои ровесники не готовы задуматься о новой среде, в которую попадает наука, мне странно. Послал, помнится, близкому другу и отличному театроведу ссылку, через месяц спрашиваю: «Ну, как?» Он ответил: «Ну, да… Но вот мне книга нужна была, а у тебя она не в том издании». Я так разозлился, что выложил в том, в каком ему было нужно. А идея совершенно нового доступа к известной нам информации не была воспринята… Первый год существования библиотеки я удивлялся, что коллеги ничего мне не говорят. А потом понял — они не знают. А не знают, значит — не пользуются Интернетом, значит — не связывают свою работу с новыми технологиями. Исключения есть, но они единичны. А вот со студентами — все наоборот. Думаю, средний возраст читателей моей библиотеки — не более тридцати пяти лет.

Строгалева Для вас открыты источники редких изданий, книг, сборников Театральной библиотеки?

Сергеев Ровно в той степени, в какой они открыты всем ученым.

Строгалева То есть если вы захотите прийти и отсканировать…

Сергеев Бывают проблемы, да…

Строгалева Просто, мне кажется, это общий вопрос стагнации, существования Театральной библиотеки с ее карточками, которая прекрасно может с ними прожить еще лет сто.

Сергеев Нет, не так категорично: РНБ ввела электронные каталоги еще в 90-е годы, и я ими пользуюсь регулярно. У них же совершенно фантастический ресурс, как вы понимаете. И первое, что они сделали — создали каталог отсканированных карточек. Это был невероятный прогресс. Сегодня — вполне полный электронный каталог, содержащий как последние издания, так и книги, выходившие в течение всего ХХ века. И он регулярно пополняется. В Публичке в электронном виде можно прочесть авторефераты, диссертации. Тут все в порядке. Театральная библиотека пусть с опозданием, но тоже выложила каталог, обновлен сайт. Это большая радость.

Большие библиотеки неминуемо движутся к всеобщей компьютеризации. Я с печалью думаю об отношении научного сообщества. Оно должно создавать собственную среду в Интернете. У нас (для справки) в сети не прошло ни одной научной дискуссии. Понимаете? Это очень странно.

Строгалева Да, потому что все научные дискуссии, которые проводятся, допустим, в СТД, носят устный характер.

Сергеев Устные дискуссии — особый жанр, который никогда не отомрет. Но у нас регулярно вспыхивают дискуссии в наших немногочисленных печатных изданиях: кто-то высказал одно, кто-то с ним не согласился. Но время-то растягивается: пока издание готовится, потом готовится ответ… Долго все, размеренно, вот и тянется дискуссия год-полтора. В то время как в сети тратятся минуты, максимум — часы. Интернет-ресурсы кардинально решают проблему времени. Высвобождается время для думания. По-моему, этим нужно пользоваться.

Строгалева Есть еще очень важная тема, которую имеет смысл проговорить: авторское право.

Сергеев Это проблема. Когда выкладывал библиотеку в Интернет, понимал, что вхожу в сложные отношения с авторским правом. И мне была очень интересна реакция моих коллег и научных заведений. Реакция была минимальной: заведения не отреагировали никак, немногочисленные коллеги порадовались. Вообще, мне представляется, что современное авторское право, его концепция, входит в противоречие с новыми реалиями. Авторское право в прошлом, печатном веке успешно находило баланс между общественными и авторскими интересами. С одной стороны, книги издавались, с другой — автор за это получал деньги. Система доступа к книгам была прозрачна: хочешь — покупаешь книжку, хочешь — идешь в библиотеку и читаешь. Сегодня мы живем в другом мире, где текст возникает на экране компьютера. Мне кажется, нет большой разницы в том, где я его читаю: в библиотеке или дома. Но ревнители авторского права бунтуют (это вообще пока не касается научной сферы, но тенденция пугает). Думаю, что в близком будущем все будет только ужесточаться. Готов сформулировать категорично: современное авторское право тормозит науку, а следовательно, и развитие человечества. В перспективе среда возьмет свое и авторское право будет сметено, уверен. Но до этого некоторые люди сильно пострадают, вплоть до тюрем.

Если автор ко мне обратится с просьбой изъять его книгу из моей библиотеки — я ее, конечно, уберу. Но пока такого не было. Наоборот: Владислав Иванов переслал мне свой двухтомник Вахтангова и торопил с выкладыванием его на сайте. Есть договоренность с «Современной драматургией» — в ближайшее время в библиотеке появится журнальный зал. Тексты у меня уже в работе. То есть в научном сообществе никому в голову не приходит упрекнуть меня в нарушении авторского права. Оно в целом по этому вопросу солидарно.

Строгалева У нас одинаковое авторское право и на художественную, и на научную литературу?

Сергеев Да. А это — нонсенс. Смысл научной литературы состоит в том, чтобы максимально быстро довести информацию до сведения научного сообщества, но авторское право и это тормозит, что странно. Думаю, что сложившаяся у нас в России ситуация с научными изданиями не противоречит тому, что я делаю. Поясняю. Наши научные издания не коммерческие, мало кто на этом деле пытается заработать. Те, кто зарабатывает, — низкий им поклон. Нужно понимать, что наши книги вообще-то не переиздаются. Переиздание — редчайший случай! А так — тираж в 500 экземпляров, он раскупается лет десять и более. В этой ситуации моя библиотека не сильно повлияет на успех продаж. В большинстве же случаев речь идет о книгах давно изданных, раскупленных, переиздания которых ждать не имеет смысла. Авторов-то я уж точно никак не ущемляю, хотя бы потому, что правом обладает не собственно автор, а издатель. Автору платят один раз, и от моего переиздания или от чьего-либо другого он все равно ничего не получит. Так что совесть моя чиста.

В 2002 году, когда готовился закон об электронных библиотеках, была устроена широкая дискуссия, в которой были высказаны две принципиальные позиции: первая — авторское право должно охранять слово как таковое, и в Интернете нельзя выкладывать книгу, так как падает тираж, с которого автор кормится. Другая точка зрения кажется мне более точной, по крайней мере для науки: информация связана с носителем, на котором она находится. То есть книга на бумаге имеет одну цену, а текст в Интернете имеет иную цену и иной смысл. Одно на другое не влияет. Знаю по себе. Если мне нужна книга по работе, я, естественно, предпочту бумажный экземпляр. И неважно, есть она у меня в электронном виде или нет. Работа с бумажной книгой — это определенный способ взаимодействия с текстом, и он совершенно не может быть пресечен наличием книги в электронном виде.

Строгалева Да, очень жаль, что гуманитарии тормозят по части интереса к новым технологиям.

Сергеев Так случилось, что я побывал в библиотеке ЛЭТИ. Сказать, что я был ошарашен, — ничего не сказать. Простая студенческая библиотека оснащена всем, чем только можно: электронные каталоги, свободный доступ в Интернет, электронные книги, возможность копирования необходимых фрагментов, подписка на десятки спе циализированных интернет-изданий. Студент, попадая в эту библиотеку, оказывается в свободном информационном поле, в котором он быстро может найти все что угодно. Я опешил. Почему у нас этого нет? Очевидный ответ: мы не технари. Но проблема в том, что мы и не хотим. Достаточно заглянуть в библиотеку моей родной академии: когда я говорю своим друзьям, живущим в других странах, что в студенческой библиотеке нет ни одного компьютера, мне не верят, думают, это гипербола. К сожалению, это реальность. Но вы хоть раз слышали, чтобы кто-нибудь этим возмутился? Никому не нужно.

В конце концов, речь не только о библиотеках. На нашем театроведческом факультете прописано требование: студент сдает курсовую работу в напечатанном виде. И никому не приходит в голову вопрос — зачем? Современный театровед, не важно критик или историк, отправляет свои тексты рецензентам по электронной почте, сдает в редакции — в электронном виде. Мы сами бумагой уже не пользуемся. То есть мы студентов учим тому, от чего сами отказались. Мы не хотим допускать новые технологии в свою профессию. Мы боимся. А они могли бы помочь, да еще как! Например — с проведением видеоконференций. Не нужно ездить в другие города, тратить время и деньги на переезды. И никто этого не делает. Следовательно, нет потребности. Есть инертность. У нас эпохи сменились, а ощущения их смены не наступило. Нас уже и законодательство не ограничивает: появилась вполне законная дистанционная форма обучения. Студент может, не выходя из дома, слушать лекции, сдавать экзамены. Есть технические вузы, где ведется такое обучение. В театроведении, увы, — нет. Студентов — очных ли, заочных — никто, насколько мне известно, не собирается учить дистанционно, ни в ГАТИ, ни в ГИТИСе, ни в Школе-студии МХАТ. Картина достаточно печальная, по-моему.

Январь 2014 г.
Материал к публикации подготовили
Яна ПОСТОВАЛОВА и Елена ВОЛЬГУСТ