У. Шекспир. «Ромео и Джульетта». Театр «Сатирикон».
Постановка Константина Райкина, художник Дмитрий Разумов

«Как вам это понравится» по пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь».
Театр «Школа драматического искусства».
Идея, композиция и постановка Дмитрия Крымова, художник Вера Мартынова

Объединить эти два спектакля общей темой, нанизать, грубо говоря, на один смысловой шампур — таково было предложение редакции. Лаборатория Дмитрия Крымова показала в «Школе драматического искусства» спектакль «Как вам это понравится» по пьесе «Сон в летнюю ночь», а Константин Райкин выпустил в «Сатириконе» «Ромео и Джульетту». Получается даже не два, а три Шекспира, ибо у Крымова два названия да у Райкина одно — простая арифметика.

Вот так живешь-живешь в критической профессии и в один прекрасный день обнаруживаешь, что можешь соединить в одно блюдо все что угодно. Если надо, килька монтируется с ананасом, а диван-кровать со средством для похудания. Но, если по-честному, Шекспир в упомянутых спектаклях является весьма слабым средством тематической консолидации. У Константина Райкина играется именно пьеса и практически без купюр, а Дмитрий Крымов, как всегда, устраивает тотальную мистификацию, где автор и его произведение всего лишь повод. «Сатирикон» опирается на природную молодежную энергию (часть исполнителей — райкинские студенты), а крымовская лаборатория — на рефлексию. Наконец, «Ромео и Джульетта» нацелены на то, чтобы повесть, которой нет печальнее на свете, довела простодушного зрителя до слез. Напротив, «Как вам это понравится» вообще не для простодушных: тут вам и постмодернистские пассажи, и парафразы, и изысканный стеб — и все это исключительно для тех, кто понимает.

УМЕРЕТЬ НЕ ВСТАТЬ

Спектакль Константина Райкина исполнен благих намерений. Никогда не скрывая одного из ведущих мотивов деятельности театра «Сатирикон»: чтобы публику проняло! — его худрук стремится вытрясти из замороченного жителя мегаполиса эмоцию и выжать слезу. Он, по чести сказать, прав — зачем сто пятьдесят восьмые «Ромео и Джульетта», если не прошибают? К слову, однажды в «Сатириконе» произошел дивный эпизод, и было это на спектакле «Гамлет» в постановке Роберта Стуруа, где Райкин отменно играл заглавную роль. В антракте к нам с коллегой подошла девушка и попросила программку. «Спектакль окончился, — смущаясь, сказала она, — а я ни одного артиста, кроме Райкина, не знаю». «Как окончился! — возопили мы. — Пока убили одного Полония, дальше еще штук семь смертей намечается!» «Петя! — закричала девушка своему спутнику. — Сдавай пальто обратно в гардероб, там еще семь человек помрут!» Это к тому, что некоторые (и их в силу увеличения численности нечитающего населения будет все больше) смотрят Шекспира совсем на новенького. Их надо поразить в самое сердце. А тех, кто знаком с сюжетом, смотрел кино Дзеффирелли или какие-нибудь спектакли, тем более надо поразить.

И. Денискин (Ромео), Ю. Хлынина (Джульетта).
Фото Е. Цветковой

Сцены из спектакля. «Сатирикон».
Фото Е. Цветковой

И вот Константин Райкин поручает главные роли своим студентам, почти ровесникам шекспировских героев, задает действию бешеный темп, поселяет их в среду, большинство примет которой заимствовано из сегодняшней жизни, и, не стесняясь, в программке называет спектакль «Умереть от любви…». Компания Ромео здесь разъезжает на спортивных велосипедах, хрупкий подросток Джульетта носит кеды и мотоциклетную каску, даже отец Лоренцо пользуется самокатом и ручкой от него ухитряется «повенчать» молодых влюбленных. Сценограф Дмитрий Разумов придумывает пространство, в котором есть не только возможности экстремального движения, но и некий концепт трагедии. Оно четко разделяется на «верх» и «низ». Низ представляет собой чашу, по отвесным стенам которой молодежь с разгона въезжает на велосипедах, но вот меняется освещение — и чаша превращается в зловещую воронку. Наверху высятся аттракционные «горки», тут вообще какой-то «Лас-Вегас», и в яркие кабинки усаживается, чтобы отправиться в путь по спиралям аттракциона, не только молодежь, но и криминального вида родители. На сцене орут в мегафоны и устраивают из первого бала Джульетты форменную дискотеку. Грохочут электронные громы, полыхают супертехничные молнии. Мерцают экраны телевизоров, и дразнятся невыносимо «кислотные» платья. Можно подумать, что действие шекспировской трагедии переносится, прошу прощения за осточертевшее определение, в сегодняшний день. Но, по счастью, это не совсем так. Мир, придуманный художником, это мир-оборотень, история, рассказанная режиссером, двоится на реальность и страшное предчувствие уже в первом акте, чтобы во втором окончательно оформиться в трагедию. Правда, с досадно мощным привкусом истошной мелодрамы. Все время не покидает ощущение: вот если бы тут умерить пыл, там — приструнить разгул светозвуковой техники, а сям — утончить слои невозможно грубой масляной краски, вышло бы то, что надо. Наверху нагло светятся игровые автоматы, но миг — и мертвящий серый цвет превращает их в кладбищенские доски: вот вам ближайшая перспектива, ожидающая героев в этом мире разврата и вражды, вот предчувствие трагедии. Но тут же, в эпизоде драки и убийства Меркуцио (Никита Смольянинов), сцена подсвечивается кровавым компьютерным цветом, и трагедия скатывается в воронку гламура. К финалу чаша-воронка оборачивается фамильным склепом Капулетти, где покоится Джульетта. Бедняжка, вся в белом, залита кислотно-синим светом — ну точь-в-точь Белоснежка! Спроецированные на сцену компьютерные кружева из белых розочек еще поддают глянцевого жару. Но ведь только что на пороге склепа Ромео — Илья Денискин сильнейшим образом отыграл и внезапное взросление, и скорбную отчаянную решимость, и трагическую обреченность! И ведь совсем недавно «красивая, аж жуть» Белоснежка была потрясающей Джульеттой! Юная Юлия Хлынина, ее маленький угловатый зверек Джульетта, готовясь принять мертвящее зелье и проговаривая свои страшные опасения, у нас на глазах становилась трагической героиней — позади детская беспечность, здесь и сейчас зрелая сила, ясное ощущение рока, а дальше тишина.

Этот спектакль стал адской смесью несочетаемых ингредиентов. Перевод Бориса Пастернака, сохраненный в неприкосновенности, диссонирует с технологическими наворотами и гламурной средой. Не обретшие пока сдерживающего центра молодые эмоции выливаются в бешеные децибелы. Правда, страсть и бешеная энергетика молодых артистов заражают зал — это же спектакль о молодости, которую убивают раньше и без того краткого, положенного ей срока. Но при этом страшно становится за голосовые связки артистов, за собственные уши, обидно за роскошные диалоги, то и дело скатывающиеся в невыносимый гвалт и теряющие смысл. Надрываются не только студенты, вырвавшиеся из студенческих классов на простор большой сцены, но и более опытные Марина Дровосекова — Кормилица, Степан Девонин — Лоренцо, Александр Гунькин — Князь Вероны. В финале так вообще все: и две равно уважаемых семьи, и князь, и прочие — рыдают, лежа на подмостках вокруг мертвых влюбленных. А в кресле справа рыдает, утираясь платком, зрительница средних лет.

Проняло! Цель достигнута! Спектакли про любовь нынче ну никак не удаются, но этот сыгран именно про любовь, и можно было не придумывать ему сериально-мелодраматическое название: и без него убедили. Когда бы к искренности, драйву и нерву добавить хорошего вкуса, цены бы не было этой затее.

МОДНЫЙ СПЕКТАКЛЬ ДЛЯ VIPОВ

«Умереть от любви…» — спектакль для народа. «Как вам это понравится» — спектакль для гурманов. Дмитрий Крымов, так же, как Константин Райкин, никогда не скрывал своих намерений. Название берет из одной шекспировской пьесы, а сюжет из другой, из «Сна в летнюю ночь», да и то часть — ремесленники разыгрывают перед господами античную трагедию «Пирам и Фисба». Пускается в двойную рефлексию. Одна позаимствована у самого Вильяма, представляющего дело всей его жизни — театр — в виде простодушной самодеятельности. Другая посвящена нынешней иерархии ценностей, и общенародных, и узко элитарных, всяких. Не исключено, что многие режиссеры берутся за «Сон в летнюю ночь» ради этих самых «Пирама и Фисбы», чтобы похулиганить, всласть наиграться с профессией. А Крымов в своей Лаборатории только и делает, что играет и хулиганит со всем и вся: с театром, с классической литературой, с национальными культурными кодами, с национальными стереотипами восприятия искусства и трэша, собственной истории и собственной жизни. Так что «Пирам и Фисба» тут в самый раз. Трагедию у него, конечно же, разыгрывают не лудильщики-паяльщики, а люди явно интеллигентные. В программке режиссер пишет: «ремесленники — это мы, герцог и свита — это публика». Он, разумеется, передергивает. Его «ремесленники» это потрясающие артисты, часть из которых — настоящие цирковые и совершают в спектакле сложные акробатические трюки, Анна Синякина обладает редкой красоты оперным голосом, Валерий Гаркалин и Лия Ахеджакова вообще в комментариях не нуждаются.

Сцены из спектакля. «Школа драматического искусства».
Фото Н. Чабан

Группа артистов в черных фраках и концертных платьях, вышедшая на пустой помост играть «трагедь», готовилась к выступлению не менее усердно, чем шекспировские ремесленники. И это усердие не менее смешно, хотя находится в совершенно иной интеллектуальной плоскости. Крымов ведь придумал других ремесленников и даже лукаво отождествил их с собой и своими актерами. Вот придуманные им ребята и постарались, набравшись впечатлений о современных театральных трендах, в этом, видимо, и заключалась их «добросовестная подготовка». И «публика», состоящая из каких-то важных персон (в их числе форменная дурища, которую играет Ахеджакова), пришла именно на «модный спектакль», ибо на другие она не ходит. Наши артисты пытаются сыграть «модный спектакль», чтобы было не хуже, чем на фестивалях NET или «Территория», на Платформе «Винзавода» или на новой сцене Большого театра.

Тут же, конечно, появляется экран, грубый, картонный и с глупейшими текстами, зато в «формате». Из глубины сцены выплывают две гигантские куклы (художник Вера Мартынова), собранные из разнородных частей. У Пирама вместо лица — плоская репродукция фаюмского портрета, а сквозь тряпье просвечивает металлический остов. Фисбу же снабдили целлулоидной головой кустодиевской купчихи и руками-конструкторами, собранными из чего попало. Получились отличные ходячие инсталляции. И, конечно же, они пели арии, и, кто б сомневался, «аутентичные»: звучала некая «музыка барокко» (композитор Кузьма Бодров). А потом настал черед необходимой эротики, и в нижней части Пирамова туловища выскочил фаллос, который усердно надували на глазах у публики при помощи автомобильного насоса.

Хотя начиналось все и впрямь в духе самодеятельности, когда галдящая толпа пронесла через зал несуразное бутафорское дерево и допотопный фонтан, обливший водой добрую половину зрителей. Но как только эти ребята облачились во фраки, пошла другая игра, развернулся тончайший стеб по поводу модных трендов и традиционных ценностей, в адрес ревнителей и первого, и второго, новаторов и консерваторов, а также тех, кому и то, и другое до лампочки. У мужчины из VIP-ложи в самый «трагический» момент представления зазвонил мобильник. Ухоженные высокопоставленные дочки посиживали с изнеженно-бессмысленным видом. И только глупая тетка Лии Ахеджаковой, даром что приехала в театр, видимо, с Рублевки, простодушно озвучивала мнение народа. Того самого, которому ну решительно вредно смотреть современное искусство, но можно поглощать литры телевизионной мути. «Порнография!» — осудила она сцену с надувным членом. А потом рассказала поучительную историю в популярном жанре «Ты не поверишь».

В «тренде» явно пребывает и сам зал этого придуманного Крымовым «театра». Здесь, видимо, только что сделали ремонт в целях своевременного осовременивания несовременного интерьера, в котором только и можно играть современный спектакль. Ремонт, разумеется, к «премьере» не закончили: ложи застелены целлофаном и засыпаны опилками.

Смотреть на этот «театр в театре» было смешно до колик. Видеть изумительного дрессированного пса Веню, всю дорогу сопровождавшего актерскую компанию да еще откалывавшего трюки («синтетический современный театр заимствует из смежных искусств»!), — сплошное удовольствие. Слушать отменный вокал и наблюдать виртуозные пластические умения актеров — тоже. Этот стеб прежде всего обеспечен роскошным исполнительским качеством, что коренным образом отличает его от капустника. Хотя «капустная» идея, подброшенная, к слову, самим Шекспиром, здесь очевидна. На ней вообще замешены все сочинения Лаборатории Дмитрия Крымова. Виртуозно изобретательные, тонко интеллектуальные, отточенно воплощенные, они берут любого автора лишь как отправную точку для собственных игр. Шекспир не исключение.

Но когда к звонкому сопрано Фисбы (Анна Синякина) внезапно присоединилось грудное контральто высокопоставленной обитательницы правительственной ложи, что-то сбилось в этой тотальной иронии. Гаркалин в благородном парике исполнил фрагмент шекспировского текста. Вскоре он же, похожий на сокращенного в результате ребрендинга бывшего премьера, вышел мести мусор с подмостков, и произошел еще один сбой. Ахеджакова, перестав уже к тому времени играть элитную дурочку, окликнула его по имени — Валерочка и преподнесла ему букет, который тот принял с неподражаемым артистическим достоинством. Стало грустно, виртуозный капустник расширился в смысловых объемах.

На вопрос «Как вам это понравится?» становится все труднее отвечать, выуживая из гигантской свалки мусора последние осколки Парфенона. Лаборатория Дмитрия Крымова сыграла и про это.

Октябрь 2012 г.