На нашей стенке — обложка первого номера студенческого журнала «Представление», предшественника «ПТЖ», нарисованная Резо Габриадзе, в другом углу — афиша с легендарной птичкой Борей Гадаем, тарелка с рисунком-наброском… С № 0 когда-то началась персональная рубрика «Театр Резо Габриадзе», без которой не было бы потом книжки с таким же названием.

Много было выпито, много прожито и пережито. В 1990-е, утверждает Габриадзе, мы пили много «Амаретто». И хотя на фотографиях совсем другие бутылки, но первая бутылка «Амаретто», принесенная Резо, двадцать лет стоит в редакции, «произрастая» сухими лунариями того же года рождения…

ЧЕРНОВОЙ НАБРОСОК СЦЕНАРИЯ ОДНОЧАСТЕВКИ

Р. Габриадзе в редакции «ПТЖ». 1992 г.
Фото из архива редакции

В редакции до сих пор стоит бутылка из-под «Amaretto»,
памятник эпохе 1990-х

В редакции «ПТЖ».
М. Заболотняя, Р. Габриадзе, М. Дмитревская, Е. Тропп. 1993 г.
Фото В. Дюжаева

В редакции «ПТЖ» на Моховой с художником Ю. Сучковым.
Работа над спектаклем «Локомотив». 2007 г.
Фото М. Дмитревской

В редакции «ПТЖ» с Е. Миненко и М. Дмитревской. 2005 г.
Фото из архива редакции

В редакции «ПТЖ».
И. Бойкова. М. Дмитревская, Р. Габриадзе, Г. Ефимова, М. Заболотняя. 1993 г.
Фото В. Дюжаева

Наша стена. Давняя афиша «Осени нашей весны»
и тарелка, разрисованная Р. Габриадзе.
Фото М. Дмитревской

В 1837 году скорость передвижения человека достигла 80 километров в час. И Пушкин мечтал о двух вещах — об английской чугунке и парижских б… Ну, молодой человек, как он мог не мечтать?

Гёте, который точно предугадал лиссабонское землетрясение и петербургское наводнение (он был очень недоволен тем, как построен порт, сделал свои чертежи нового порта и защитных сооружений, по сути спроектировав сегодняшнюю петербургскую дамбу), — естественно, угадал в Пушкине гения. Не мог не угадать, хотя переводов не было. И он, Гёте, посылает Пушкину стальное перо, которое уже начинало завоевывать мир.

До этой выдумки вся мировая литература писалась на камнях Шумера, на папирусах, а позже держалась на гусином пере. И если посмотреть на Олимп — там будут люди с камнями, клиньями и — большинство — с гусиными перьями. Например, Ньютон, Коперник, Блез Паскаль, Данте. Достаточно? И на этом Олимпе, который ждет Пушкина, с которым Пушкин совпадает, начинается тревога надвигающейся на Пушкина угрозы: или он первый появится на Олимпе со стальным пером, или с него начнется уже другой Олимп, на который потом придут другие — со стальными перьями?

А перо уже двинулось от Гёте к Пушкину. Оно пересекло границу России. Того, кто его вез, мне почему-то хочется назвать Ледантю, по имени художника, который жил гораздо позже, был русским, а не французом, и гостил в 1912 году в Тифлисе у родителей своего друга Кирилла Зданевича. Хочется просто в знак благодарности, потому, что они со Зданевичами открыли Пиросмани, и потому, что эта фамилия — Ледантю — очень нравится мне своей красотой и очень подходит всей этой истории.

И вот кондитерская «Вольф и Беранже» на углу Мойки. Немолодой старик. Сюртук его уже видал виды. Он заказывает кофе, которое тогда подавали в высоком прозрачном стеклянном стакане. У старика саквояж. В саквояже коробочка. В коробочке хрустальный пузыречек, а в пузыречке — стальное перо. Ледантю с пером побывали уже в Кишиневе (но оттуда Пушкин давно уехал), в Одессе (но и там Пушкина не было), в Тбилиси. Верный слову и заданию, Ледантю узнал, что Пушкин женился на Наталье Гончаровой, живет в Петербурге, у него дети, — и поспешил в Петербург. Зима. Он прибыл ранним-ранним утром, прошел весь Невский. Он понимает, что в такой ранний час вряд ли можно увидеть Пушкина, поэты поздно встают по разным причинам… Ледантю, пережидая, сидит в кондитерской, наливает кофе и слышит звук открывающейся двери. Он видит краем глаза, как заходит какой-то невысокий мужчина, садится, ему подносят какао (это мои домыслы, но мне кажется, он пил какао: утро, рука должна быть твердая, не дрожать, какао дает энергию, и этого не может не знать дуэлянт Пушкин). Ледантю видит его в три четверти, потом спиной. Тот выпивает какао. Ледантю хочет его о чем-то спросить, потому что примерно представляет адресата по описаниям, но тут маленькая нежная ручка Пушкина с длинными пальцами быстро надевает на голову огромный цилиндр — и он уходит. Ледантю хочет его догнать, делает движение к двери, но видит, как Пушкин бросается в сани: «Пошел, пошел!» — и уезжает.

Ледантю, конечно, расстроен. Ну, ничего, не сегодня так завтра он отдаст ему присланное Гёте стальное перо. Адрес у него есть…

Пушкин спешит на Черную речку. Выстрел. Адресат пера покидает мир и всемирную литературу.

Вот так появляется на Олимпе последний гений с гусиным пером — Александр Сергеевич Пушкин… Через десять лет Достоевский, а через пятнадцать Толстой пишут свои шедевры уже стальными перьями, и Гоголь второй том «Мертвых душ» тоже (может быть, он не получается именно поэтому). И уже вот-вот покажется необычайно красивый ироничный молодой человек с печальным лицом — Антон Павлович Чехов. Но эти гении встречаются уже на другом Олимпе.

Август 2012 г.
Записала Марина ДМИТРЕВСКАЯ