С. Довлатов. «Заповедник». Театр им. Ленсовета.
Инсценировка, постановка и сценография Василия Сенина

Сегодняшний театр начинается с рекламы, глянцевых открыток с фотографиями любимых публикой актеров и краткими объяснениями на обороте — что зрители должны увидеть в спектакле. Возьмем в театральной кассе первую попавшуюся открытку, ага, премьера, «Заповедник» Довлатова, режиссер Василий Сенин…

На обороте открытки: «…«Заповедник» — претворенный в ироничную яркую прозу опыт работы автора экскурсоводом в Пушкинских Горах… Летние приключения героя повести — обаятельного и непутевого авторского двойника — в Михайловском и живописных окрестностях рифмуются с болдинской осенью Пушкина… Довлатов словно примеряет на себя пушкинский миф, «проживает» биографию Пушкина, соотнося ее со своей жизнью… миниатюрная модель абсурда и фальшивой показухи искусственного насаждения любви к русскому гению, культ личности Пушкина, на деле оборачивающийся глубочайшим невежеством и глухотой к Слову Поэта, — вот основные темы спектакля».

Раз, два… трижды звенит звонок в театре Ленсовета, и зритель отправляется искать в спектакле обещанные темы.

А. Ваха (Борис Алиханов).
Фото Э. Зинатуллина

На сцене объединены все места действия довлатовского «Заповедника»: ковер, похожий на опавшие листья, напоминает нам осенние Пушкинские Горы, выстроенные в линию стеллаж с книгами, стремянка, холодильник и стол обозначают экскурсионное бюро. Посредине сцены стоит ярко-красный диван, за ним возвышается гипсовый бюст Пушкина. Но это только первый план: на втором, на возвышении — синий экран и три помпезные рамы, вписанные в одну большую. Какая же картина перед нами предстает?

Повесть Довлатова была написана от первого лица, рукой Бориса Алиханова, главного героя, и все происходящее дано через его оценку. Режиссер Василий Сенин сам делает инсценировку, используя в качестве отправной точки слова Александра Гениса, процитированные в программке без указания имени автора: «Довлатов… проживает биографию Пушкина». Результатом стало разделение роли главного героя на две: Бориса Алиханова и… Пушкина.

И тут зритель будет обманут в своих ожиданиях, вызванных открыткой. В спектакле именно Пушкин в исполнении Олега Федорова проживает биографию Бориса Алиханова, не иначе: он отбирает у него все монологи, включая стихотворение «Любимая, я в Пушкинских Горах» (хотя зачем оно ему, если у него свое собрание сочинений?). Борис Алиханов практически все время молчит, это роль второго плана, спутник окружающих персонажей, выслушивающий их излияния (к чести актера Артура Вахи, он спасает роль внутренним монологом, временами отражающимся на лице). Возникает вопрос: зачем тогда режиссеру «Заповедник»?

Каждому в его нелегком детстве внушали любовь к Пушкину до отвращения, но бедному Василию Сенину явно досталось за двоих. Он с громадным удовольствием издевается над всеобщей любовью к Пушкину, поэтому и эпоха, и феномен диссидентства, и положение поэта в России его интересуют мало.

У Сенина выработался свой режиссерский почерк, его предыдущая постановка «На всякого мудреца довольно простоты» Островского и «Заповедник» во многом схожи, то есть инсценировка Довлатова сделана по выкройке Островского: есть герой, который ходит по миру ненормальных персонажей, есть сатира на общество. Карикатурные экскурсоводы, помешанные на мужчинах, либо чрезмерно доброжелательны, либо чопорно сдержанны. Хранительница музея Виктория Альбертовна, которую играет Лариса Луппиан, не только сходит с ума от присутствия мужчины, но еще и разыгрывает из себя грассирующую дворянку пушкинского времени, подозрительно напоминающую Наталью Гончарову.

О. Федоров (Пушкин), А. Ковальчук (Таня).
Фото Э. Зинатуллина

Стасик Потоцкий волей режиссера из «беллетриста без явных способностей» неожиданно превратился в настоящего писателя. Это превращение достигнуто простым путем: из текста выбраны только те части, которые можно вставить в монолог от первого лица. И роль в исполнении Олега Андреева зазвучала по-иному: он подает себя как непризнанного гения, и цитаты из собственных рассказов-поделок, разоблачающие его, не мешают верить в его явный талант, так заразительно играет актер.

Любопытно сделана Евгением Филатовым роль Беляева: если бы его персонаж неожиданно оказался в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты», никто бы не заметил подмены. Остальные более привычны, только Марков (Сергей Кудрявцев) почему-то хорошо одет вопреки недельному запою и Довлатову, а Митрофанов (Александр Новиков) не ленится рассказывать о себе при явной атрофии воли. Единственные нормальные люди в этом зоопарке — Борис Алиханов и его жена, которая звалась Татьяной, сыгранная Анной Ковальчук.

Татьяну Довлатов называл равнодушной, и, наверное, зря Василий Сенин ему поверил. Что за человек эта Татьяна, неясно, но видно, что она не любит мужа и уходит от него… к Пушкину. Поэтому мое предположение, что в спектакле именно Пушкин проживает биографию героя, подтверждается: он даже танцует с его женой танго, о чем-то разговаривает, уводя со сцены…

Кроме того, что Пушкин мешает Борису Алиханову жить, он поет в микрофон популярную песню Джо Дассена «Э си тю некзисте па». Вряд ли он знал ее в своем XIX веке, но не будем придираться: в конце концов, в произведении искусства время и пространство могут быть перемешаны как угодно. Поэтому, любуясь на заячьи ушки Пушкина, неожиданно выросшие на его кудрявой голове (или это материализовались те уши, которые Пушкин не мог запрятать под колпак юродивого — «торчат»?), объясняю все происходящее первым попавшимся под руку термином — постмодернизм, не вдаваясь в подробности, которые только запутают дело. Ушки смотрятся забавно и, видимо, означают, что поэт в России — комическая персона. Вполне интересная мысль, имеющая право на существование. Действительно, почему, когда все нормальные люди стремятся сбежать из страны, только Алиханова, Пушкина и Толика все устраивает?

Читатель «Заповедника», увидев дату и место, где была завершена повесть, понимал, что в перспективе у ушедшего в глубокий запой героя — хэппи-энд (1983, Нью-Йорк). А в спектакле зрителя не радует ничего, кроме крайне туманного заявления, что место встречи — это рай, где, собственно, и окажутся все герои спектакля, одетые в платья XIX века и посыпаемые с колосников снегом. Театр Ленсовета позволил себе маленькую роскошь: костюмы для поклона. Почему-то, правда, лишены этой привилегии Ковальчук и Ваха…

Итак, отгремели аплодисменты, а въедливый зритель все думает — обманут он или нет? Но если и возникла какая-то путаница с Пушкиным и Довлатовым, то в остальном все верно: есть и «культ личности Пушкина», и «фальшивая показуха», и «невежество и глухота к Слову Поэта»…

Сентябрь 2009 г.