Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

«ВОТ Я ХОЧУ С ОСНОВНЫМИ СИЛАМИ ПОДОЙТИ, А НЕ С АВАНГАРДОМ»

Беседу с Андреем Корионовым ведут Надежда Стоева и Софья Козич

А. Корионов. Фото П. Михайловой

Надежда Стоева. Оправдались ли ваши ожидания относительно лаборатории «ON. Театр»?

Андрей Корионов. Лаборатория — это для меня как для режиссера глоток свежего воздуха. Всегда после выпуска спектакля наступает момент пустоты. На лаборатории можно было работать и не думать: «А что же дальше?» Сейчас все закончилось, и опять неизвестно — что делать дальше. Нужно же работать… просто по-человечески работать, чтобы семью кормить. Мне очень хочется работать в академическом театре режиссером, который сидит и занимается вводами, понимаете? Не представлять что-то постоянно, а работать по своей профессии.

Н. C. А кем вы мечтали стать?

А. К. Есть такая история: когда я был совсем маленький, меня спросили, кем я хочу быть. Я сказал: «Начальником». Потом меня долго называли Начальник. Недавно вспомнил об этом. Я все время хотел быть начальником, то милицейским, то военным, но начальником.

Н. C. То есть чтоб была жесткая иерархия и система подчинения?

А. К. Нет, необязательно. Для меня важен порядок и возможность делать что-то очень конкретное. Но, с другой стороны, чувствую, что надо делать революцию. Вот и одежду предпочитаю революционных тонов. 🙂

Н. C. Есть такое мнение, что весь революционный запал нашего города исчерпали в 1917 году. Вам кажется, что вы сможете людей поднять на бунт?

А. К. Не зря же говорят: «молчание — знак согласия». Они просто будут молчать, а я все успею сделать в этот момент.

Софья Козич. В сознании революцию делать будете?

А. К. Конечно, я хочу сделать революцию в сознании, конечно, я хочу, чтобы все вдруг сообразили что-то… а вообще, джип хочу — и на фига я его хочу? Зачем он мне нужен? Но вот хочу! Здесь все что-нибудь такое хотят, и я туда же, подчиняюсь законам, которые мне не нравятся — хотеть того, этого…

Н. C. Но круто, если у человека есть мечта.

С. К. Особенно такая легко осуществимая, как джип.

А. К. Ну да, заработал денег, и все.

С. К. Все ли можно купить или продать?

А. К. Пока не все, налоги еще не позволяют и технологии. Пока есть неисследованные области в науке, не все можно. Человек еще не исследован. Его нельзя купить… Система исследования основывается на том, чтобы сломать. А человеческий организм так исследовать сложно. Можно все что угодно пришить, отрезать или отрастить. А душа? Это же нельзя купить.

Н. C. Смотря кто покупатель. Договор кровью подписал — и вперед… Иррациональное для вас — мистика или жизнь?

А. К. Иррациональное должно существовать. Оно и есть жизнь на самом деле. Подавляющая масса вещей необъяснима.

Н. C. Вам удается использовать иррациональное в спектаклях?

А. К. Мне удается создавать спектакли с помощью иррационального. Рациональное — это профессия, там есть законы, по которым нужно строить спектакль. Но, бывает, ты сидишь — и вдруг картинка. Четкая, конкретная, и ты знаешь, что делать будешь именно так. Потом стараешься объяснить: почему эта песня звучит? И не можешь.

Н. C. Кстати, про музыку. Почему вы не используете в спектаклях современную музыку?

Н. Стоева, С. Козич. Фото П. Михайловой

А. К. Современная музыка очень скучная, скучнейшая. Хотя я Верку Сердючку в «Записках…» использовал. Там есть хороший заряд дурноты, дурости.

Н. C. А вы можете определить, что такое современность?

А. К. Современность — это собирательство, накопительство, в том числе и материальных ценностей.

С. К. А современный режиссер — тот, который начнет задумываться, осмыслять, работать с тем, что накопил?

А. К. Может быть.

Н. C. Что может накопить режиссер — опыт?

А. К. Сведения о жизни. По крохам приходится собирать эту информацию.

Н. C. А вы современный режиссер?

А. К. Я не могу быть другим, не получится, не хватит масштаба. Может, попозже я смогу остановится в каком-то времени. А сейчас я сразу реагирую на то, что происходит.

Н. C. Когда вы берете современную пьесу, вы стараетесь ориентироваться на то, что в нее заложил драматург, или интерпретируете?

А. К. Нас, конечно, учили всегда на драматурга ориентироваться. Не скажу, что много ставил современную драму, всего две пьесы: «Лето, которого мы не видели вовсе» Юрия Клавдиева и «Записки провинциального врача» Елены Исаевой. Однозначно — на Клавдиева я не ориентировался. Есть пьеса, и дальше я сам специально закладывал туда тему, искал ходы, чтобы наполнить текст чем-то еще, что драматург не имел в виду.

С. К. Что вас в современной жизни волнует?

А. К. Не знаю… в современной жизни меня волнует бардак. Бардак в стране. Россия огромная — один человек не сможет привести ее в порядок.

С. К. Было мнение, что в «Лете…» вы специально эпатируете публику. Что для вас эпатаж в театре?

А. К. Эпатаж в театре — это ничто. Эпатировать публику — три минуты размышлений. Даже меньше. Если я захочу эпатировать публику, я такое устрою, просто «от ума» — все в шоке будут. Никто смотреть не сможет. Никакие театроведы не разберутся. Поэтому неинтересно, слишком быстро это можно сделать.

Н. C. «Лето…» получилось страшноватое. А что вас самого в жизни пугает, вызывает страх?

А. К. Во мне — беспомощность, когда я не могу ничего поменять, а хочу. А в спектакле я хотел, чтобы было страшно, специально.

С. К. Вот «Лето…» было про отсутствие цели… Можно ли сказать, что это одна из ваших режиссерских тем?

А. К. Я не стал бы так про себя говорить, что у меня появилась какая-то постоянная тема. Она у меня только формируется, формулируется. Хотя эта тема вполне обширная — отсутствие цели, отсутствие любви и прочее. Отсутствие того, без чего, как мне кажется, нельзя жить.

С. К. А что в вашей системе ценностей не может быть осмеяно?

А. К. Сразу не ответишь даже, вроде хочется надо всем посмеяться. Наверное, над добротой невозможно посмеяться. Сложный такой вопрос, непонятный даже… Над пороками человека легко поглумиться, а вот над сутью человеческой — нет. Есть вещи, которые выражаются самыми простыми, христианскими истинами. Наверное, вот над такими вещами не стоит смеяться. Я пока не нашел ничего лучше христианских заповедей они так хорошо сформулированы, красиво, четко, по-режиссерски. А где еще искать мощное позитивное начало? Я практически всегда сверяюсь, соответствует ли сверхзадача какой-то из заповедей.

Н. C. По двум вашим спектаклям виден принцип работы: вы берете один глобальный образ и на него «нанизываете» весь сюжет. Так, в «Записках…» используете бревно, а в «Лете…» — чучело. Вы думаете, что этот способ универсален? Так можно многие пьесы решить?

Фото П. Михайловой

А. К. Наверное, вопрос звучит иначе: могу ли я по-другому решать пьесы? Я недавно задумался об этом. Я «Сирано де Бержерака» должен ставить в «Приюте комедианта». Так там тоже все на одном образе построено…

Н. C. Почему вы решили стать режиссером?

А. К. Это случайность, я считаю. Отчасти от лени, отчасти от скуки. Я должен был быть инженером, но я смог только один курс осилить… оказалось очень скучно…

Н. C. А сейчас о чем мечтаете?

А. К. Сейчас я хочу работать, придумывать что-то, воплощать одни идеи, потом другие. Иногда просто хочется избавиться от идеи, которая тебя задела. Не хочу я создавать свой театр в подвальчике. Хочу большую сцену. Задолбался уже. Хочу поставить «Село Степанчиково». На большой сцене. Заполнение пространства людьми — это очень здорово.

Н. C. Что или кто, по-вашему, сейчас авангард?

А. К. Авангард? Не знаю. Один из наших педагогов всегда говорит: «Авангард, авангард, а когда основные силы-то подойдут?» Вот я хочу с основными силами подойти, а не с авангардом, потому что авангард — от ума.

Н. С. А в городе есть авангардные режиссеры?

А. К. Конечно есть. Могучий, например.

Н. C. Могучий в авангарде был десять лет назад, теперь он основные силы.

А. К. Да. Десять. Но невозможно же выстроить структуру, кто современный режиссер, а кто нет. Нынешние мастера театра появились десять лет назад. После них огромная пустота. А потом есть мы. Мы — это ясли режиссуры. Никто нас не воспринимает как режиссеров. Это нормально, но, конечно, раздражает. Иногда даже думаешь: «А что вы, собственно, так удивляетесь, ребята? Вообще-то я режиссер». Есть какие-то вещи, которые я как режиссер должен уметь делать — и я их умею делать.

Н. C. Герой нашего времени — кто он?

А. К. Менты — герои нашего времени.

Н. C. До сих пор?

А. К. Нет, ну мы вместе с вами можем здесь втроем пытаться говорить, что это не так. А съездите в Россию, и вы поймете, что это так.

Август 2009 г.

МЕНЯ УЖАСНО БЕСИТ, КОГДА В ТЕАТРЕ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ. САМОЕ СТРАШНОЕ — КОГДА НЕ МЕНЯЕТСЯ ЗРИТЕЛЬ, НЕ МЕНЯЕТСЯ АКТЕР

АНДРЕЙ КОРИОНОВ

В именном указателе:

• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.