П. Пряжко. «Жизнь удалась». Театр.doc (Москва).
Режиссер Михаил Угаров

П. Пряжко. «Жизнь удалась». Театр «Практика»
(Москва). Режиссеры Эдуард Бояков, Виктор Алферов

Курьез, случившийся в Москве с пьесой белорусского драматурга Павла Пряжко, вполне показателен. Попавшая в шорт-лист драматургического конкурса «Новой драмы» 2008 года, пьеса была показана в читке — на лаборатории в Ясной Поляне, которой руководил Угаров, а потом и на самом фестивале. Спустя полгода, в силу разных творческих и менеджерских несогласий руководителей «Новой драмы», в двух соседних театрах появились две «Жизнь удалась» — сперва угаровская, потом бояковская, сделанная в соавторстве с молодым «ассистентом» Виктором Алферовым, до того ставившим в «Практике» пьесу петербурженки Ольги Погодиной «Мармелад». Одно и то же оформление (штук пятнадцать обычных стульев), фронтальные мизансцены и одна и та же актриса в главной роли — лишь внешне сближают два спектакля. В остальном они разнятся примерно так же, как отличаются друг от друга художественные пути «Практики» и Театра.doc.

Четверо героев пьесы — два молодых брата-физрука и две старшеклассницы, одна из которых выходит замуж за одного брата, но любит другого, — препарированы Пряжко точно и с той долей отстраненности, которая дает двойственный художественный эффект. С одной стороны, зал лежит от хохота, потому что узнает в героях «пацанов» и «девчонок» с любой городской окраины. Сделано это посредством языка, новые, «обнуленные» и матерные формы которого автор улавливает с чуткостью локатора. «Вадик, ты дебил!» — самое популярное обращение героини к будущему мужу. Само по себе оно не содержит никакой оценочности, больше того — эмоционально окрашивается в зависимости от контекста и произносится то с брезгливостью, то с любовью. И язык, и кодекс поведения, и упрямая бессмысленность совершаемых действий — все схвачено на редкость точно. Но есть и другое.

С рационализмом конструктора Пряжко вычерчивает стройные сюжетные схемы, искусно фиксируя в них центробежный характер жизни своих героев, дробность и заторможенность мышления пьяных, в меру безобидных людей, желания и мысли которых, то и дело запинаясь, двигаются по кругу. Юная невеста в фате, все время падающей на лицо и мешающей пить водку, на секунду выныривает из этого замкнутого круга и задает чисто риторический вопрос: «А почему все так медленно?» У Пряжко вообще герои-протагонисты — как невеста Лена и будущий муж Вадим — то и дело выступают в роли обескураженных реальностью людей, которым хочется спросить что-то важное. Вадим восклицает: «Лена, а сейчас что?», — но ни Лена, ни кто-то другой не может ему ответить, потому что находятся внутри этого «а сейчас что». И этот вопрос так и будет мучить Вадима в моменты неожиданных прозрений.

Сцена из спектакля «Жизнь удалась». Театр. doc.
Фото В. Луповского

Спектакль Угарова сделал открытым принцип читки — четверо актеров (Анна Егорова, Константин Гацалов, Александра Ребенок и Даниил Воробьев) выходят с листочками, усаживаются на стулья и начинают читать пьесу по ролям, с той только разницей, что и ремарки они тоже читают сами. Иногда короткие сцены разыгрываются как бы от первого лица. Но как Пряжко не играет в «театр переживаний», так и Угаров не скрывает условности происходящего. Соло в его спектакле ведет Анна Егорова, молодая актриса театра «ОКОЛО», ученица Юрия Погребничко, статная белокурая красавица с напевным голосом и особенной, словно заторможенной манерой двигаться и говорить. Как и у других персонажей, речь Лены изобилует матом, и Егорова — вслед за Пряжко — делает этот мат музыкальным кодом спектакля. Она же — вместе со своим «женихом », которого играет Константин Гацалов, органично улавливающий гопнический «мачизм» своего героя, — постепенно выявляет и еще один, вполне мелодраматический сюжет пьесы. Вадим и правда любит Лену и поэтому хочет на ней жениться. А его брат-подонок жениться ни на ком не хочет, но его Лена любит. Вадим же любит и брата — потому что он ему самый родной человек. И, понимая чувства Лены к брату, не раскрывает всем известный секрет, а пьяно признается в братской любви. Этот нехитрый сюжет про дружбу и любовь проступает в спектакле Угарова, а в спектакле Боякова—Алферова сыгран впрямую, «со слезой», что убивает ироническую дистанцию, заданную в пьесе, и ставит зрителя в позицию наблюдателя в зоопарке: вот, посмотрите, и эти любить умеют.

Впрочем, дело даже не в акцентах, но в поражении, которое «Практика» потерпела в случае с Пряжко. Взяв за основу тот же прием, что и в спектакле Театра. doc, Бояков и Алферов, которым, очевидно, чужда ирония текста Пряжко и непонятна природа его театральности, создали безжизненный клон, где актерами не слишком удачно выступают солист из группы «Корни» и джазовая певица Юлия Волкова, а ремарки вычурным тоном «конферансье» читает Ольга Тенякова. И то, и другое, а также многозначительный шелест страниц, записанный на пленку и звучащий в коротких перерывах между сценами, призваны придать пьесе Пряжко лоск, а лоск ей противопоказан. Впрочем, это уже даже не из области сугубо театральных средств, это несовпадение мировоззрений режиссера и драматурга. Зрители в театре «Практика» смеются над самыми удачными «репризами», но смотрят картинки из жизни быдла. Эта реакция тем удивительней, что в зале «Практики» сидит не бог знает кто, а обычные, более или менее «прикинутые», более или менее заработавшие герои недавних пьес Гришковца. Новое русское мещанство, а иначе говоря — потенциальные герои Пряжко.

Пьесу Пряжко нельзя судить по канонам жизнеподобия и только: разумеется, важно и социальное происхождение его героев, хотя кто, будучи сильно пьян, не попадал в состояние безнадежного хождения по кругу, невозможности ответить на вопрос и осознания крайней необходимости на эти вопросы ответить сейчас же? Поэтому каждый, кто помнит это состояние, легко идентифицирует себя с героями пьесы. Но Пряжко улавливает и куда более общие симптомы «болезни». Скажем, в «Жизнь удалась» ясно заявлены приоритеты Вадима и его брата-имморалиста, умудряющегося спать с двумя недавними школьницами параллельно. Когда один из братьев с энтузиазмом сообщает другому: все, братан, начинается новая жизнь, я буду стеклопакеты ставить, а ты кассетами торговать, — в этом не только приятие социального устройства российской жизни, в которой не так легко устроиться или хотя бы заработать, но и максимум позитива, который герои могут от нее взять.

Сцена из спектакля «Жизнь удалась». Театр. doc.
Фото В. Луповского

Пряжко — не натуралист позапрошлого века, традицию которого охотно трансформируют, скажем, драматурги школы Николая Коляды. Он не культивирует концепцию «маленького человека» со всем комплексом социальных обстоятельств. Сюжеты его пьес сводятся к сгущенной фиксации обыденных действий, ничем внешне не примечательных, но при определенном сочетании и конденсации превращающихся в абсурдистскую концепцию жизни. Подобный способ изложения мельчайших деталей человеческого бытия, помещенных в разреженное пространство, в котором ничего не происходит, свойствен и современному российскому кинематографу — «Шультесу» Бакура Бакурадзе или «Кремню» Алексея Мизгирева — Юрия Клавдиева. Но Пряжко — театральный драматург, и только в театре можно воплотить трагикомическую вязь его подробных ремарок, которые то копируют, то умножают действие, то объясняют смысл обезличенной речи, вполне музыкально снабженной матом. Если Лена говорит одному из героев: «Ты дебил», — в ремарке объясняется, что Лена краснеет и что она «любит Вадима». На этих стыках рождается комический эффект несовпадения — между тем, что говорится, и тем, что думает и чувствует герой на самом деле. Но еще таким образом нам показывают зазор между речевой фактурой, обрывистым инверсионным и вечно незаконченным синтаксисом, лексическим однообразием, — и тем, что на самом деле происходит в головах и сердцах инфантильных россиян белорусского розлива. Это очень интересный фокус, говорящий о состоянии общества гораздо точнее многих других.

Но и в самой структуре пьесы то и дело срабатывает заикающийся речевой механизм, подслушанный автором и художественно преобразованный им в своеобразную музыку современного города. Действие вдруг перестает двигаться и кружит на месте с упорством игрушечного волчка, заведенного и брошенного. «Самая некрасивая свадьба на свете», как в отчаянии говорит Лена про свою собственную свадьбу, переходит в пьянство в маршрутке, тупой конфликт с водителем, в вынужденное пьянство на улице и секс «по-быстрому» Лены с дружком жениха. Прерывая более или менее стройную логику развития, автор рассказывает нам от лица Анжелы про будущее славной четверки — Лена и Вадим развелись, и теперь они просто иногда бухают вместе.

И финал — мама жениха, вылавливающая из унитаза собранные вскладчину и подаренные деньги, отчитывает перед всеми своего непутевого сына и в назидание советует брать пример с Лены, такой хорошей девочки. Жизнь удалась, но не у всех и по-разному. Это безработный автор из Минска Павел Пряжко понимает превосходно.

Июль 2009 г.