«Хроника». «Театр визуальной рефлексии».
Режиссер Роман Габриа

У этого спектакля-головоломки тысячи решений, одновременно и верных и неверных: как в шараде слово специально разбирается на составные части, так и у Романа Габриа происходит не конструкция сюжета, высказывания, а их деструкция: ему важно не «что», а «как». Он только придумал язык, на котором может сказать о себе и через себя — вообще о современном человеке, поэтому, видимо, музыка, свет и даже пластика актеров напоминают о стиле «клубный микс».

…Зрители сидят по периметру сцены, свободна только одна стена с надписью «Хроника». Слева от нее микрофон с электронными часами, справа звуковик, посередине пакет из Макдональдса. Роман Габриа объявляет в микрофон дату и время начала спектакля, подчеркивая, что важен момент «здесь и сейчас».

С. Агафонов. «Хроника».
Фото из архива Р. Габриа

С. Агафонов. «Хроника».
Фото из архива Р. Габриа

С. Агафонов. «Хроника».
Фото из архива Р. Габриа

Мужчина в костюме с меткой на пиджаке «Выбросить в урну!». Человек-головоломка с рисунком на спине: столбики цифр, которые нужно сложить, чтобы получился результат меньше десяти, детское гадание. Монтаж сцен, образов вне логики, когда смысл всему происходящему придумывает зритель, — вот основной композиционный принцип Романа Габриа.

Темы импровизационно разрабатываются через пластические этюды с предметами. И первый этюд — это танец Романа Габриа с дверными ручками, неожиданно оказавшимися в пакете из Макдональдса вместо обеда.

Все смыслы, связанные с образом двери и с другими предметами вроде автомобильного колеса, образуют текст, который каждый зритель читает по-cвоему. В «Хронике» можно даже выделить сюжет, хотя странно говорить о нем в спектаклях Романа Габриа: это история о человеке, который с похмелья ехал на бешеной скорости и попал в аварию. Игрушечные машинки столкнулись, а герой Сергея Агафонова, второе действующее лицо в спектакле, застрял в автомобильном колесе, пристегнутый ремнем безопасности к полу, и не может выбраться.

Если в «Баралгине» главным героем был сам режиссер, то в «Хронике» это актер Сергей Агафонов. Роман Габриа наблюдает за ним по-режиссерски: то окутает его клубами дыма, то подсветит софитом лицо в нужный момент, то толкнет ногой, указывая, что ему делать. Здесь он — высшая инстанция, которая управляет человеком, судьба. Агафонов существует иначе: каждая сцена — это импровизационная разработка одного ощущения, одного состояния (например, чувства сосредоточенности, когда выжимаешь из машины максимум скорости). Отношения между ними обострены до предела: персонаж Агафонова бунтует в спектакле против контроля Габриа и в конце концов избавляется от него, облив сильно пахнущим дезодорантом, от которого не спасает даже респиратор. Кроме этих действующих лиц, в спектакле есть еще одно: это Татьяна Размахнина, которая вмешивается в действие, выползая из зрительного зала на коленях, как животное, и пытается не допустить столкновения игрушечных машинок. Видимо, она воплощение иррационального, женского…

Может быть, что-то прояснит название «театр визуальной рефлексии»? Попытаемся разобраться, что оно значит: рефлексия — это самоанализ внутренних психических состояний, а визуальное — то, что можно увидеть. Если сложить значения этих слов, то получится, что «театр визуальной рефлексии» — это самоанализ Романа Габриа, представленный так, чтобы его можно было увидеть в театре. Но процесс рефлексии предполагает, что в итоге возникает ответ, решение, толчок к действию. Следовательно, театр визуальной рефлексии должен провоцировать зрителей на размышления. Если так, то эта задача в «Хронике» вроде бы выполнена, хотя ничего нельзя сказать наверняка: самоанализ — дело темное, особенно когда его пытаются представить в театре с помощью актеров.

Октябрь 2009 г.