Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

О ЗАМЫСЛЕ

Трудно найти пьесу, адекватную александринской сцене. Здесь не может быть мелкого, случайного, преходяще­го. Эта сцена как будто бездонна, тут общаешься с бесконечностью. Как у Томаса Манна в Предисловии к «Иоси­фу и его братьям»: открываешь ширму, а за ней оказывается другая…

Пьесы Ю. Князева мне интересны тем, что они о богатстве жизни, о том, что у человека есть стремление к красоте, у каждого по-своему, на своем уровне. Эта история о любви — к театру, к пьесе, к человеку, друг к другу, о духовной любви. Князев мне кажется глубоким автором, он работает не на внешних приемах, например текс­товых, как многие другие. Театр в свое время напрасно прошел мимо этого глубинного автора. Его представление о человеке — как о бездонном существе. Он наследует Вампилову. (Меня все больше интересует та драматургия, которая опирается на насле­дие.) Появление фрагментов «Чайки» подсказано самой пьесой Князева: персонажи на протяжении всего действия мечтают о «Чайке». Я просто сделал пьесу Чехова визуальным рядом. Возникла возможность углубить­ся в литературные аллюзии, услышать текстовые связи и параллели. Разные эпохи рождают нечто третье. Высекается третья история.

Соединение классической и современной пьесы, актеров старшего и молодого поколения должно быть внутри спектакля сжато до состоя­ния пружины. Мотив постановки, который для нас очень важен, — сов­местить в спектакле актеров нескольких поколений. И чтобы в пьесе, где есть современный герой, был шлейф наследия, шлейф традиции.

Мне всегда была важна красота на сцене, я думал о красоте и магии театра, о его духе, которым мы всегда гордились. Поэтому возникло такое пространство. Вода на сцене (конечно, не новый прием, так же как холст или дерево, как краски у живописца или ноты у композитора) — как еще одна стихия, в которую смотрится театр, в которую смотрятся персонажи. Нам хотелось, чтобы было движение в том, как изображается чело­век на сцене. Мне хотелось концентрации на площадке, чтобы в одном персонаже была сконцентрирована сложная тема. Для меня всегда был важен ассоциатив­ный ряд. Зритель ассоциативно воспринимает любую ситуацию и концентрацию персона­жа, который находится на сцене. Мне хотелось, чтобы время можно было бы и услышать. Именно услышать течение времени, за счет стыка разных планов. Актеры в спектакле играют категориями, они не играют бытовую драму. Играют объемом, не ограничивают­ся сюжетом. Сюжет прост, и он движется своим ходом. Но только играя объемом, можно понимать, что такое современный персонаж. И этот объем не полностью структуриро­ван, должна оставаться некоторая загадочность. Здесь имеет значение личность актера, ему я отдаю авторство роли, и от него зависит, насколько он может передавать задуман­ный объем. Ведь история, которая внутри спектакля, абсолютно лирична.

«Современный герой» — это глубинное понятие, и расплывчатое. Что такое поколе­ние «next»? Хотелось понять это, собрать воедино. Это можно сделать, только зная среду, о которой идет речь. Мне показалось интересным, что это актерская среда и есть воз­можность смысловые мотивы сжать, как… как апельсин, в кожуре которого сосредоточе­на энергия. И это должен был сделать очень хороший артист, такой, как А. Девотченко. Его роль основывается на понимании актерского пути с точки зрения рефлексирующего человека.

Мы репетировали «в атмосферах» (это очень хорошо описано у Михаила Чехова). Скажем, один и тот же кусок мы проходили в атмосфере бытовой квартиры, потом в атмосфере скандала или, наоборот, в атмосфере теплоты и любви. Здесь есть и атмосфера «колдовского озера». И стык атмосфер, когда актер переходит из одной атмосферы в другую, когда он не несет шлейфа предыдущей атмосферы или несет его.

Параллельно с репетициями «Ангажемента» я работал над «Снегурочкой» в Мариинском театре. Музыкаль­ное ощущение спектакля меня преследовало. Я нашел форму, в которой мне хотелось выстроить этот спектакль. Это — элегия. Она начинается, когда Гаев — Н. Мартон входит в маленький театр в глубине сцены, и заканчивается с уходом персонажей. (Как «Лавочкин 5» был выстроен по кругу, в форме болеро.) Спектакль развивается по законам элегии.

В указателе спектаклей:

• 

В именном указателе:

• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.