Главная особенность нынешнего оперного сезона в Петербурге — обращение всех без исключения театров к музыке ХХ века. В Мариинском это «Ариадна на Наксосе» по Р. Штраусу (1912 г.) и «Нос» Д. Шостаковича (закончен в 1928, премьера в 1930 г.); в Театре оперы и балета им. М. П. Мусоргского — «Безмолвная жена» Р. Штрауса (обычно переводится как «Молчаливая женщина», опус 1935 г.); в «Санктъ-Петербургъ опере» — «Джанни Скикки» Д. Пуччини от 1919 г.; в «Зазеркалье», как теперь принято говорить, две мировые премьеры — «Любовник Мельпомены» Г. Банщикова и «Сверчок на печи» С. Баневича по Ч. Диккенсу. О чем это говорит? Прежде всего, о том, что оперный театр постепенно преодолевает свою недавнюю полную зависимость от репертуара ХIХ века, а значит, и от определенных форм театра того времени. Кроме того, он приучает публику к новой музыке, расширяет диапазон восприятия оперного искусства, а это очень важный, но давно приостановившийся в нашем отечестве процесс.
Сие не означает, что дальше афиша радикально изменится и уйдет от «золотого века» оперы, который так долго ее питал. Но расширение репертуарных рамок налицо.
(Движение, кстати, осуществляется, хотя с меньшей интенсивностью, и в прямо противоположную сторону — в век XVIII. Пример — сначала концертное, а затем и театральное воплощение оперы Дж. Сарти «Армида и Ринальдо» в Эрмитажном театре.) Как известно, опера ХХ века связана с режиссерским театром, ориентирована на определенные системы театральной образности, и обращение к ней современных постановщиков, казалось бы, дает возможности для обновления театрального языка. Но вот что интересно — все самое непривычное и любопытное в этом сезоне все равно происходило на территории классики, точнее, ее переосмысления, нового видения… Это «Снегурочка» А. Галибина и Г. Цыпина и «Жизнь за царя» Д. Чернякова (рецензии в этом номере журнала).
Из спектаклей по так называемой «новой музыке» наиболее примечателен «Нос» в постановке Ю. Александрова и оформлении З. Марголина (см. «ПТЖ» № 36).
«Любовник Мельпомены» в «Зазеркалье» оставил в полном недоумении. Лучшее в спектакле — сама музыка Геннадия Банщикова, особенно хоровые эпизоды. Но либретто и театральное решение соперничали друг с другом по части невнятности и безвкусицы. На сцене разворачивался карнавал — мрачный и ернический одновременно. Поворотный круг сцены постоянно ассоциировался с кругом галеры, который поворачивают рабы — они же служители Мельпомены. И все бы это было вполне образно и содержательно, если бы исторические персонажи — Федор Волков, Сумароков и сильные мира сего — не выглядели столь карикатурными, просто бутафорски ряжеными. Уж как-то слишком умозрительным и трафаретным казался этот карнавал, слишком натужным и вместе с тем вторичным. Музыкальный материал был явно не тривиален, а сценический состоял, по сути, из штампов. Хор в монашеских одеяниях с капюшонами, скрывающими лица, кудлатые парики до пояса, камзолы и холстина, вид русской царицы в необъятном по пышности платье… И при этом все как-то многозначительно… А ощущение, что на пустом месте.
«Сверчок на печи» в отличие от предыдущего спектакля, в котором и взрослому непросто разобраться («кто кому дядя»), был адресован детской аудитории. Но и он построен на штампах, и тоже с погрешностями вкуса. Тут и злодей, и бедная, все время плачущая слепая девушка, и до сладости добрый папа, и вернувшийся из странствий сын какого-то очень непрезентабельного вида… И все они выстраиваются вдоль рампы то так, то эдак до невозможности умильно. Словом, не «Зазеркалье» с его оригинальными, глубокими спектаклями, интересными для любого возраста, а провинциальный ТЮЗ. Что-то будто сломалось после «Каштанки», так остроумно, и просто, и емко придуманной, после замечательной «Богемы», сделанной на высшем уровне… Ощущение, что снизились критерии оценки происходящего у самого театра. То ли это успокоенность, то ли какой-то затор, топтание на месте, но хочется «ветра перемен»…
Того же можно пожелать и «Санктъ-Петербургъ опере». Не слишком много внимания уделяет ныне своему театру его художественный руководитель Ю. Александров. У него не счесть других заманчивых предложений и контрактов — «Арена ди Верона», Мариинский, театры ближнего и дальнего зарубежья… Можно, конечно, порадоваться за Александрова и поздравить его без тени иронии и абсолютно искренне — мало кто из отечественных оперных режиссеров так востребован. Но все это отнимает время и силы, которые раньше отдавались любимому детищу, а оно ныне не в лучшем виде и не в лучшей форме. И премьер — дай Бог одна за сезон. Давно нет спектаклей-событий, чтобы заговорили, чтобы рвались в театр, чтобы спорили. Перестал давать театр такой материал…
Уж про Малый оперный (т. е. большой имени Мусоргского) и не говорю. За последние два года здесь проходит оперная премьера типа «Фейерверка» или «Безмолвной жены» один-два раза — и нет ее больше в афише… Так что и посмотреть не удается.
Бремя лидера продолжает нести Мариинка. Здесь в этом сезоне после двух неудачных опусов Ш. Рубо («Самсон и Далила» и «Ариадна на Наксосе») наконец обратились к отечественным производителям, и три весенне-летние премьеры на счету уже упоминавшихся Александрова, Галибина, Чернякова. Мнения о спектаклях по Шостаковичу, Римскому-Корсакову, Глинке разошлись основательно. И это само по себе радует. Значит, есть предмет для дискуссий, есть что анализировать, есть материя искусства. И есть современный театр, современное режиссерское мышление, нравится это кому-то или нет. Последние спектакли театра, каждый по-своему, отражают художественное сознание эпохи, в которой мы живем. Они такого качества и уровня, что позволяют судить о себе по высшему счету. Значит, жизнь продолжается…
Июль 2004 г.
Комментарии (0)