Т. Батракова. «После дождичка…». Театр кукол Республики Марий Эл (Йошкар-Ола).
Режиссер-постановщик и художник-постановщик Татьяна Батракова
Спектакль молодой художницы Татьяны Батраковой остается в памяти как мелодия или оттенки живописного полотна. Его можно попытаться разобрать на составляющие, но почему-то отчаянно не хочется этого делать: его нужно воспринимать непременно целиком, вслушиваясь в звуки, всматриваясь в детали.
«После дождичка…» — история о двух одиноких существах, пожилом Коте и старой деве Собаке. О том, что счастье было так возможно, так близко, но — не случилось. И о том, как часто мечту предпочитают реальности.
В небольшом — величиной со средних размеров стол — сценическом пространстве Татьяна Батракова создает целый мир, емкий и поэтичный. В руках трех актеров — Сергея Печенникова, Светланы Есменеевой и самой Татьяны Батраковой — он оживает, медленный и светлый, как воспоминание, как сон. Это мир, где земля усыпана золотыми листьями, где небо пронзительно голубое и светит яркое, но уже холодное солнце. Тихая печаль бабьего лета, прощальное очарование природы, поэтично рифмующееся с осенью жизни героев спектакля.
Задумчиво попыхивая длинной (настоящей!) папироской, грустит в беседке высокая и стройная Собака, утонченная дама Серебряного века. Ее изысканный кардиган и шляпа — в тон сизоватому сигаретному дыму. Дремлет в кресле-качалке тучный Кот, угревшись в уютной домашней кофте и любимых тапочках. Его цвета — оттенки охры, вылинявший от времени красный. Наплывами возвращаются к ним воспоминания детства, возникают среди буйства цвета белые, не тронутые кистью, крошечные фигурки. Это они: упитанный пупс в матроске, шалопай и непоседа, и хрупкая девочка с косичками, в кружевном платье, с книжкой в руках. Жизнь — взмывающие в небо качели и воздушные шарики, и чистая детская дружба, и беспечное веселье. А впереди — целая вечность и уверенность, что все еще будет, и будет обязательно хорошо…
Видение, словно сошедшее с потертой пленки синематографа, исчезает. И снова в полудреме проводит дни страдающий одышкой старик и коротает время за натюрмортом старая дева. Сиротливо повисшие качели и несколько румяных яблок на обнаженном дереве еще напоминают о беззаботном лете, но время безжалостно берет свое: ажурная «чеховская» беседка теперь опутана голой лозой, и печальным напоминанием о безвозвратно ушедшей молодости кажутся старые портреты, потертые венские стулья и брошенный на лавке плед…
В этом спектакле нет слов. Увертюрой к нему долго шуршит в ночной тишине по-осеннему плотный дождь. Тишина и дальше остается основным звуковым тоном спектакля. В нее вплетаются печальные полувздохи Собаки и старческое кряхтение Кота, тихое поскрипывание и постукивание, ленивое жужжание полусонной мухи и редкий крик ворон… Из допотопного радиоприемника несутся мелодии забытых песен и обрывки старого спектакля, наслаиваются друг на друга звуки прошлого. И снова — тишина, и гулко звучат в ней мерно падающие с крыши беседки последние капли дождя. И летит над этим печальным миром «Casta Diva», ставшая лейтмотивом спектакля… Лишь однажды это искусно сплетенное звуковое кружево, к великой досаде, оказывается грубо порванным — когда Кот, наряжаясь на свидание к своей немолодой возлюбленной, загорланит вдруг дурным голосом: «От-цвели-и-и! уж давно-о-о!..» — точно булыжник взорвал безмятежную гладь воды…
Спектакль «После дождичка…» — это театральная симфония, сотканная из дыхания и всхлипов, из игры цвета и света, из падающих капель дождя. Потому-то и нужно воспринимать ее целиком, не пытаясь разъять на отдельные музыкально-сценические фразы. Наслаждаясь мастерски созданной атмосферой, которую страшно разрушить нечаянным скрипом стула. Удивляясь тщательности, с какой сделаны все эти листочки, яблочки и тапочки. Умиляясь тому, как кипит крохотный самовар или как Кот вытряхивает из малюсенькой фарфоровой чашечки остатки кофе. А после, за кулисами, с детским восторгом обнаружить, что в книжке размером со спичечный коробок — картинки! Их никогда не увидят зрители из зала, но как важно, что они есть.
Эта атмосфера — хрупкая, поэтичная — и составляет главную прелесть и удивление спектакля. Похожая на ту, что творит в своих мультфильмах Юрий Норштейн, но более светлая, а главное — более живая, осязаемая, ибо не записана на пленку, а возникает здесь и сейчас, обволакивая и завораживая. То самое чудо театра, рожденное любовью, талантом и мастерством.
Спектакль не только создан, но и разыгран с невероятной степенью подробности, серьезно и осторожно. Это отдельное удовольствие — наблюдать, как нежно и уважительно, двумя пальчиками, берет Светлана Есменеева крошечную ладошку Собаки, помогая ей сделать тот или иной жест, или следить за эмоциями на лицах актеров, которые не водят кукол, а играют спектакль. И не обязательно эти эмоции дублируют «чувства» их подопечных, чаще — дополняют или идут контрапунктом. Вот Собака приходит к обиженному Коту, принципиально не желающему смотреть в ее сторону, и вся она — сама застенчивость и робкое заискивание. Однако актриса в этот момент бросает на Кота сердитый, даже презрительный взгляд: ну обрати же на нее, наконец, внимание, дурак, ведь это ваш последний шанс! Но эта «игра лицом» — ненавязчива, едва уловима: возможно, зрители, у которых нет профессиональной привычки не спускать с актеров глаз, и вовсе не увидят на «сцене» никого, кроме Кота и Собаки.
И лучшей благодарностью авторам спектакля становится столь редкое по нынешним временам единение зала, трепетное внимание зрителей, которые следят за действием, затаив дыхание, страшась разрушить эту хрупкую красоту, спугнуть это маленькое чудо. Окунув нас ненадолго в светлую грусть, в финале спектакль подарит надежду. И когда в эпилоге выйдет очаровательный карапуз в шубке и с лопаткой, откопает из снега старинный граммофон и вновь полетят сквозь тишину чарующие звуки «Casta Diva», захочется поверить, что уж он-то не променяет беспокойное счастье жизни реальной ни на радужную красоту мыльных пузырей-мечтаний, ни на уютный покой ностальгических миражей прошлого. Что уж у него-то точно все будет хорошо…
Июнь 2004 г.
Комментарии (0)