ДИАЛОГИ С ШЕКСПИРОМ

«Ромео и Джульетта». Этюды о любви и ненависти. Учебный театр.
Режиссер Вениамин Фильштинский

Константин Хабенский, Михаил Поре­ченков и Михаил Трухин. Ксения Раппо­порт, Елена Калинина и Игорь Ботвин. Воль­ный интерпретатор классического репер­туара режиссер Андрей Прикотенко. Име­на учеников Вениамина Фильштинского зо­лотым песком пересыпаются от телевизи­онного зрителя к театральному и обратно. Кто-то примелькался навязчивым сериаль­ным амплуа, кто-то едва успевает перевести дух, участвуя в многочисленных театраль­ных проектах. Но их знают и в деревне Мараморочка Псковской области, и в искушен­ных столичных кругах.

И продолжение не заставит себя ждать. Именно сейчас, в данную минуту по коридо­рам Театральной академии бродят будущие звезды — нынешние студенты Фильштинс­кого. Учатся они четвертый год и этой вес­ной сыграли версию «Ромео и Джульетты». Фильштинский расчленил пьесу на ряд фрагментов-этюдов и разбавил их жизнен­ными историями и пластическими компози­циями, которые так или иначе перекликают­ся с трагедией. Вместо погружения в то или иное пространство получилось обсуждение трагедии современными студентами. Столь далекие эпохи в этом спектакле, кажется, спорят, ведут диалог, вторят друг другу, как обычные люди.

— «Какие проблемы были, хоть двести лет назад, хоть триста — такие и остались. Писал Шекспир о конкретных Ромео и Джульетте или нет, неважно. Что было тогда, то и сей­час есть. Мне не кажется, что Шекспир ме­нее силен по сравнению с нашими случая­ми из жизни, просто мы еще учимся и, воз­можно, актерски немного не дотягиваем. Но я думаю, что через годик Шекспир будет на­много сильнее этих историй. К тому же ис­тории не вечны, мне кажется. Одно дело, ты можешь совершенствоваться в роли, в Шек­спире, куда-то развиваешься, другое дело — личные истории. На курсе сейчас встала про­блема: личную историю, личную боль мож­но рассказать два, три, четыре раза, ну пять раз. А потом уже взгляд на это меняется, и ты по-другому к этой проблеме относишься. Она может стать смешной и уже не ложится в спектакль, идет вразрез или становится ме­нее острой» (Наталья Высочанская).

— Некоторое время эти истории были сильнее шекспировского сюжета. А было время когда, наоборот, шекспировский сю­жет преобладал над случаями из жизни. Но желание — чтобы они соединились, чтобы через эти случаи романтика и красота про­изведения проявились с еще большей си­лой. Чтобы люди молодые (спектакль, конеч­но, для любого возраста, но молодым людям эта тема сейчас важнее), понимая, слыша все эти истории, подсознательно пытаясь от них отказаться (если это действительно истории нехорошие), стремились к той любви (Дмит­рий Паламарчук — Ромео).

Мир в спектакле — странное, ирреаль­ное игровое пространство, герои которо­го — молодые ребята. Они спорят, подшу­чивают друг над другом, рассказывают, кого играют и кого хотели бы играть в этой пьесе. Они общаются с залом, вовлекая зрителей в разговор, импровизируют, легко выстраи­вая «четвертую стену» и разрушая ее. Управляют в этом мире шутихи, клоуны.

Они — и декорации в эпизодах (с длин­ными засохшими хворостинами изобража­ют лес, застывшие в разных позах, как мане­кены, и сваленные в кучу, обозначают чуму). Они — и массовка, которая, благодаря своим костюмам и шутовскому поведению, практически ни в одной сцене не дает за­быть, что все происходящее — игра. Они же — и судьи, комментаторы, выра­жающие свое мнение с помощью пластичес­ких этюдов.

Сцена выложена черными и белыми платформами, расположенными в шахмат­ном порядке («курсовик» будущих худож­ников под руководством Александра Ор­лова). Черная платформа — ненависть. Бе­лая — любовь. Такая строгая геометрич­ность сохраняется далеко не всегда: в поры­ве злости или отчаяния герои выдергивают их, швыряют в сторону. Они составляют до­рожку, как из камушков на речке, строят пи­рамиду. Любовь. Ненависть. Ненависть. Лю­бовь. Любовь. Любовь. Любовь.

Со всем юношеским задором и немалой долей иронии студенты разыгрывают эпизо­ды наивной шекспировской истории, осов­ременивая ее персонажей. Джульетта, креп­кая, невысокая девушка с африканскими ко­сичками, появляется в светлых брюках-кап­ри и модной кепке. Она пробегает по сце­не, весело бросая петарды на пути пресле­дующей ее няни. Тибальд с холодным злым взглядом — типичный уличный бандит. Ка­пулетти — крестный отец, вместо инвалид­ной коляски перемещающийся на костылях. Леди Капулетти — леди только по имени, она откровенно клеится ко всем мужчинам, включая Тибальда и Париса. Часть персона­жей, слишком невероятных в современном мире, представлена и вовсе в комическом виде. Заботливый Герцог и его помощник появляются на ходулях. Худоба, усы и копье первого, невысокий рост и круглый живот второго не оставляют сомнений — Дон Ки­хот и Санчо Панса. Несостоявшийся жених Парис — длинная, нескладная кукла в ог­ромных оранжевых остроносых туфлях.

Однако порой студенты оставляют свои забавы, снимают костюмы. И тогда на пус­той сцене, как исповедь, звучат реальные жизненные истории. Они о том же: о люб­ви, о ненависти, о роли случая, о роке. Эти понятия не изменились со времен Шекспи­ра. Мир стал жестче, отношения сложнее, но суть осталась прежней. Два рассказа о неверии в любовь предваряют знакомство с Ро­мео и Джульетой, описание звериной ярости во время уличной драки — появление Ти­бальда, трагедия разрушения любви с течением времени — трогательное свида­ние влюбленных, чудо рождения ребенка — брачную ночь. На протяжении всего спек­такля ребята размышляют о проблемах взаимоотношений. Ромео и Джульетта на фоне их рассказов кажутся очень наивными. Неудивительно, что в «шекспировских этю­дах» к этой юной паре относятся как к расшалившимся детям и периодически шлепа­ют за непослушание, иногда даже хворостиной. Однако именно их любовь поднимает­ся к финалу над всем миром, и жизненные истории становятся отзвуком этой идеаль­ной любви.

— Хотелось сопоставить любовь в «Ромео и Джульетте» и любовь сейчас, есть ли она?

Мы выходим шутами и говорим: «Ну вот, это Ромео и Джульетта, а у нас было так: пошлость, грязь…». Мы рассказываем реальные случаи из нашей жизни. И все это направле­но на то, чтобы показать идеальность любви Ромео и Джульетты. Случаи из жизни к кон­цу спектакля становятся ближе к идеалу, по­тому что в жизни все-таки была эта идеаль­ная любовь, и еще не все потеряно, и можно продолжать жить (Анастасия Ширшина).

У Шекспира Ромео и Джульетта погиба­ют. А в реальной жизни? Студенты, обоз­начив в спектакле столько проблем совре­менного мира, сложностей, препятствий и неудач, в финале собираются все вместе на сцене в своих шутовских нарядах. Резю­мируя сказанное о книге и о своей жизни, они надевают смирительные рубашки. Все? Другого выхода нет? Однако ребята напря­гаются, рвутся из своих пут, и… им это уда­ется! Белоснежные рубашки с неимоверно длинными рукавами становятся их крылья­ми, а они сами — шумной белой стаей, ле­тящей ввысь.

— Для меня Джульетта — это сверхчело­век. Я не знаю другого такого примера цельного, направленного желания осуществить то, что считаешь целью в жизни. Мне это близко, понятно очень. Я имею в виду, что цель может быть разная, любовь, еще что-то, но любовь — это, наверное, самое ценное в жизни, к тому же для такого молодого че­ловека, как Джульетта.

Мне кажется, что это очень современно. Я, например, очень устала от дефективных, раздвоенных личностей. Это очень часто сейчас в театрах встречаешь и в кино. А мне кажется, что сегодня очень актуально гово­рить о людях, которые сильны, которые верят в себя, которые могут что-то в жизни сделать. Мне кажется, что сейчас это нужно как образец для подражания (Галина Жда­нова — Джульетта).

На премьере, уже на поклонах, юноша, играющий в спектакле небольшую роль, вы­шел вперед, ища глазами кого-то в зале. На­шел, опустился на колено и прямо со сце­ны признался своей девушке в любви. Про­тянул скромный букетик цветов. Этот современный Ромео был столь трогателен, что рука потянулась за платком, дабы вытереть внезапно повлажневшие глаза да спрятать глупую, счастливую улыбку. Вот и ответ на все мучительные вопросы этого спектакля.