Речь И. Е. Чернышёва «О положении и воспитании русского артиста» рождена «изнутри» предмета, человеком, лично прошедшим и науку петербургской Театральной школы, и муки актера, ее окончившего. Актера рядового, которому дарование не позволяло посягать на первые роли, однако он претендовал на них. Любовь к театру и неудовлетворенность творчеством рождает комплексы, мучительную, гложущую, неотвязную мысль о собственной неполноценности и о несправедливом устройстве мира. Уязвленный мечтатель, да к тому же актер, обычно находил в России лишь один выход — пьянство. Так было всегда, так есть. Не минула эта чаша и Чернышёва, и многих других русских актеров, о чьей судьбе он поведал в своей речи.
Иван Егорович Чернышёв родился 20 июня 1834 г. в Бежецке и был шестым сыном в семье крепостных помещицы Жеребцовой. Когда мальчику шел седьмой год, Чернышевы получили вольную и переехали в Петербург. Ивана удалось пристроить в Театральную школу, куда часто брали детей мастеровых. Среди прочих воспитанников он отличался серьезностью, много читал, что было редкостью в училище, собственные суждения имел. В ту пору он поклонялся знаменитому трагику В. А. Каратыгину. Позже его кумиром стал великий А. Е. Мартынов.
Актерского таланта Чернышёв не обнаружил, да и внешность была далеко не выгодна: средний рост, великоватая для тщедушного тела голова, непреодолимая скованность движений и к тому же легкое пришепетывание. В ясные минуты его глаза смотрели открыто, с душевным доверием, но чаще отражали горечь и обиду, у рта залегала скорбная складка, а подбородок выдавал безволие. Годы, проведенные в закрытом заведении, каким было Театральное училище, не подготовили к самостоятельной жизни. Минимальное жалованье, 360 рублей в год, что положили Чернышёву по выходе из школы, проще было пропить, чем пытаться свести концы с концами. На сцене ему предоставили, в основном, роли «злодеев» — самый низ в иерархии актерских амплуа. Молодой актер, еще веривший в себя, отправился в провинцию. Четыре года в Вологде. Воронеже и других городах он играл репертуар Каратыгина и Мартынова — главные роли в драмах, трагедиях, водевилях, фарсах. Провинция его признала. Но когда Чернышёв воротился в Петербург, его положение не изменилось: ему раз и навсегда определили место «второго сюжета».
Единственной поддержкой самолюбивого Чернышёва было литературное творчество. Собственно, писать он начал еще в Театральной школе: 14 января 1852 года выпускной воспитанник Чернышёв в форменной синей курточке, на которой блестели посеребренные пуговицы с изображением лиры, выходил кланяться на вызовы публики как автор оригинального водевиля «Сборы на Крестовский, или В чухонскую деревню»
За короткую двадцатидевятилетнюю жизнь Чернышёв написал четырнадцать пьес, весьма репертуарных, и два романа из театральной жизни, пронизанных автобиографическими мотивами, подробно раскрывающих быт петербургского Театрального училища, провинциальных и столичных театров, судьбы российских актеров. Все произведения Чернышёва были опубликованы и игрались на сцене при жизни автора, многие надолго автора пережили. Романы, впервые увидевшие свет в петербургских журналах, вышли позже отдельными изданиями: «Уголки театрального мира». СПб., 1875; «Петербургские актрисы».
СПб., 1876. Из пьес наиболее известны «Жених из долгового отделения». «Не в деньгах счастье», «Отец семейства», «Испорченная жизнь»… В первых трех мог, наконец, заявить о себе выдающийся драматический актер Александр Евстафьевич Мартынов, до того признанный лишь в комедиях и водевилях. Его триумф в роли Боярышниковая («Не в деньгах счастье») был столь огромен, что 10 марта 1859 г. русские литераторы во главе с Тургеневым, Гончаровым, Григоровичем. Дружининым, при участии Толстого, Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Островского, Писемского и других крупнейших писателей устроили знаменитый обед в честь актера А. Е. Мартынова. С ним вместе пригласили Чернышёва, единственный раз переступившего тогда порог высокого литературного собрания.
Литературные успехи, конечно, тешили Чернышёва, хотя актерскую свою жизнь, как и жизнь в целом, он считал загубленной, испорченной, пропащей. Усугубила это ощущение и безответная любовь к первой актрисе Александринской сцены, красавице, «царице грез театрального Петербурга», как ее называли. Фанни (Федосье) Александровне Снетковой. Чернышёв умер от водянки 16 ноября 1863 г. в год замужества Снетковой и ее ухода со сцены, не намного пережив обожаемого Мартынова. Умер в одиночестве и нищете. Типичная в России судьба артиста.
Публикуемая ниже речь Чернышёва написана за год с небольшим до смерти. Он часто бывал желчен, несправедливо зол, напрасно раздражителен, но здесь ничуть не преувеличил положение дел. Об образовании, что предоставляла Театральная школа, и о судьбе актеров по выходе из нее, хотя им и давалась настоящая профессиональная выучка, Чернышёв высказался честно, с искренней болью. Подтверждение его оценкам легко обнаружить в мемуарах актеров — воспитанников Театральной школы: Каратыгин П. А. Записки. Л., 1970; Нильский А. А. Закулисная хроника. СПб., 1900; Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1956; Шуберт А. И. Моя жизнь. Л., 1929; в автобиографическом романе воспитанника петербургского Театрального училища, актера, затем журналиста и писателя А. А.Соколова «Театральные болота». СПб., 1881. Список можно основательно продлить. В речи Чернышёв не коснулся положения воспитанниц и актрис. Но об этом он подробно и достоверно рассказал в своих романах.
К сожалению, не удалось установить, по какому случаю была приготовлена эта речь. Упоминаний ни о ней самой, ни о мероприятии соответствующего рода встретить не удалось. Думается, вряд ли она приурочена к годовщине отмены крепостного права: скорее всего, дата под ней метит время ее написания. Возможно, она и не была прочтена. Но в любом случае неизвестная доселе речь И. Е. Чернышёва интересна сегодня, являя собой живое свидетельство эпохи, открывая дополнительные штрихи истории отечественной культуры.
РЕЧЬ И. Е. ЧЕРНЫШЁВА О ПОЛОЖЕНИИ И ВОСПИТАНИИ РУССКОГО АРТИСТА
Милостивые Государи!
Предъявляя вам свой взгляд на воспитание и положение русского артиста, — заранее прошу снисхождения к моему легкому очерку. Быть может, многое недосказано, многое ложно понято, предупреждаю, что всякое замечание, хотя бы совершенно противоположное моим убеждениям, приму с благодарностью. Если я употреблю во зло ваше внимание, вероятно, вы меня простите из уважения к предмету, который так близок ко всем нам.
Мальчик лет десяти поступает на воспитание в Т[еатральное] У[чилище]. Прежде всего он делается лакеем старших воспитанников, которые посылаю! его за кипятком и бьют, если новичок окажет сопротивление. Это продолжается целый год до нового приема, когда старшие выпускаются на службу, новички подрастают, средние делаются старшими и берут под свое начало новопоступаюших. Кроме хождения за кипятком, можно сказать главнейшие обязанности: мальчик еще учится в танцевальном классе, также посещает и словесные.
В наше время преподавались следующие науки: Закон Божий, История, География, Математика, читали Греческие и Римские древности, мифологию и даже археологию, — языки русский, французский, немецкий и итальянский; в последнее время, говорят, начали учить по-английски, а между тем выходили такие господа, что делали ошибки в собственной фамилии.
Изо всего курса наук ученик запоминает, что Иоанн Грозный был ранее Петра Великого, преобразователя России, до которого мы все были дураки. Из географии он назовет некоторые главные города некоторых главных государств и положительно скажет, что за Москвой есть Уральские горы, а за ними Сибирь, а за Сибирью живут необразованные китайцы. Немецкий язык знают только немцы, французский забывают даже те. которые знали его до поступления в училище. Из Священной Истории остаются в голове два эпизода. Первый как Исаак продал Иакову свое первенство за чечевичную похлебку, а второй как Иосифа продали в рабство. Менее всего запоминается Катихизис, и во все время пребывания в школе, и после выпуска, редкий может отличить Таинство Священства от Елеосвящения; а вот толкование пятой заповеди глубоко западает в память: не забудется во все продолжение службы, что эта заповедь повелевает чтить не только отца и мать, но также старших и начальников.
Если мальчик окажется неспособным к танцам, ему нужно сделаться музыкантом или актером. С большой охотой берутся за инструмент: звание музыканта имеет более выгоды, чем звание выходного артиста. Но мальчик не имеет слуха, для струнного инструмента коротки пальцы, для духового слаба грудь, и ему ничего более не остается, чем сделаться актером.
В П[етербургском] У[чилище], как известно, есть театр, на котором разыгрывается в продолжение года до десяти спектаклей. Вот вся практика для будущего актера. Конечно, нечего принимать в расчет класс какого-нибудь глухого Олимпиева* (прошу не забывать, что я говорю о прежнем времени), класс, доставляющий скорее потеху, нежели серьезное занятие. Художник, скульптор, музыкант могут заниматься у себя на квартире; актеру нужна сцена, нужна труппа, только посредством постоянной практики может развиться его талант.
* Олимпиев Александр Петрович, глухой преподаватель литературы в Театральном училище.
Недели за две до Великого поста учитель драматического искусства составляет репертуар. — Г. Учитель! Нельзя ли поставить Скупого или Тартюфа!
— Ах, господа, как можно! Директор уснет со скуки. Разучите лучше «Дочь русского актера»*, да «Девушку-гусар»**, NN выпустим в курточке и рейтузах, директор будет очень доволен***. И начинают будущие Тальмы и Рашели изучать драматическое искусство по «Любовному зелью»****, «Ревнивому мужу»*****, «Дезертеру»****** и тому подобным классическим произведениям.
* «Дочь русского актера» — шутка-водевиль П. И. Григорьева.
** «Девушка-гусар» — водевиль Ш. Варена, Деверже (А. Шапо) и Э. Монне «Le capitahe Roland», пер. с фр. ФАКони.
*** Чернышёв имел в виду своего учителя — актера и драматурга Петра Ивановича Григорьева (1806-1871). 0 том же см. в романе Чернышёва «Петербургские актрисы«, с.98.
**** «Любовное зелье, или Цирюльник-стихотворец» — опера-водевиль Мельвиля (А.-0.-Ж. Дюверье) и Н. Бразье «Le philtre champenois», пер. с фр. Д. Т. Ленского.
***** «Ревнивый муж и храбрый любовник» — шутка-водевиль Э.-Л.-А.Бризбарра и М. Мишеля «Un tigre du Bengale», пер. с фр. Н. Сабурова (Н. И. Куликова).
****** «Дезертер, или Тоска по отчизне» — опера-водевиль Э. Скриба и Мельвиля (А.-0.-Ж. Дюверье) «Le mal du pays, ou La bateliere de Brientz». пер. с фр. Д. Т. Ленского.
Но вдруг, на зло учителю, директору, управляющему, помощнику управляющего и всем гувернерам, является талант. Собственное чутье и частое посещение театра указывают ему истинную дорогу. Он и в нелепой пьесе находит средство показаться натуральным; увлекает зрителей, строгого учителя и даже, даже недвижного сфинкса Гедеонова*. Ему дают рублей четыреста жалованья и выпускают на роли по способностям. Молодой человек с неугасимой жаждой деятельности является к режиссеру. Режиссер говорит, что теперь весна, а после будет лето, и вследствие этого логического порядка советует дебютировать осенью.
* Гедеонов Александр Михайлович (1791-1867) — директор императорских театров в 1833-1858 гг.
Юноша весну и лето бьет баклуши. Говорят, что праздность мать всех пороков. Не будем исчислять, в какие пороки может впасть в продолжение полугода пылкий молодой человек, только что вышедший из неволи, берем юношу с врожденной нравственностью (ибо воспитание ему ничего не дало) и с твердой волею, способной бороться с соблазном. Наконец, достаточно истерзав терпение, назначают дебют. Роль сыграна с успехом, ее дают повторить и снова осуждают дебютанта на двухмесячное бездействие. После этого антракта присылается незначительная роль в каком-нибудь бенефисе. «Из ничего не выйдет ничего», — говорил Шекспир устами Лира. Эта истина осуществляется и на нашем юноше, с его новой ролью. За кулисами шушукают: «Однако, господа, этого молодца уж очень захвалили, он ничего не сделал особенного из своей роли». Опять месяц антракта.
Вдруг вечером присылается толстая пьеса с письмом от режиссера: «Покорнейше прошу Вас выучить к завтрашнему дню такую-то роль за г. NN из присланной пьесы. В 11 часов прорепетируют Ваши сцены». Репетировать сцены не явились двое заслуженных артистов и главная актриса. Новичок почти всю роль должен был читать с суфлером. Он сыграл, как и следовало ожидать, плохо. За кулисами шушукают: «Ах, господа, да он вовсе дрянь! Ну можно ли испортить такую превосходную роль? Как в ней был хорош NN. Да в нем нет ни капли способностей!»
Разочарованный в своих светлых надеждах, сам усомнившийся в своем даровании, молодой человек едет в провинцию. Там он спивается и губит свой талант в фарсе или ходульной мелодраме. Таких господ довольно рассеяно по провинции, по всей России, нередко в каком-нибудь захолустье можно встретить самородное дарование, — но загубленное, испорченное.
Теперь возьмем другого молодого человека, который превозмог препятствия и пробил себе дорогу на здешней сцене. Предположим, что вместе с талантом он одарен сильной волей и главное, некоторым покровительством. Из воспитанников его производят в пансионеры, года три держат на двухстах рублях и потом выпускают на шестьсот. На этих шестистах он пробавляется четыре, даже пять лет. В продолжение этого времени он играет главные роли, играет с успехом, заменяет актеров, которые получают не шестьсот, даже не шесть тысяч, а более, и ждет, что вот-вот благодетельное и справедливое начальство заметит его труды и вознаградит по достоинству, — но начальство только похваливает, а прибавки не дает. Вдруг откуда ни возьмись (это предположение) какой-нибудь провинциальный актер с единственным достоинством, большим гардеробом; неизвестно, вследствие каких причин этот господин вдруг получает и хорошее жалованье и поспектакльную плату. Молодой человек видит, что приезжий ниже его по дарований), что этот господин, хоть и в свежих перчатках, но не может приносить столько пользы дирекции, играя большею частию второстепенные роли, — он видит все это и сердце его наполняется негодованием на несправедливость Хорошо еще, если он не падает духом, с жаром продолжает трудиться и находить награду в наслаждении, которое доставляет ему искусство. Актеры, как кажется, не чиновники, чиновника можно загнать, задавить, и он погибнет, и никто не узнает, что в каком-нибудь коллежском регистраторе скрывался будущий Сперанский. Актер весь на лицо, — воздавай по заслугам и дело кончено. Но. вероятно, мудрое начальство имеет свою логику. Кончилось крепостное состояние, но у нас, при театре, оно еще существует. Какой-нибудь столп нашего театра, пожалуй, скажет: «Не надо слишком сытно кормить этих щенков, они зажиреют и потеряют легкость! Нас самих держали в черном теле, — потрите лямку и вы, пострадайте, помучайтесь, как страдали мы».
Милостивые Государи, в прежнее время в учебных заведениях каждую субботу секли всех учеников поголовно. Обычай этот миновался, и, вероятно, никто не станет хлопотать о его возобновлении. Вытерли лямку. — и прекрасно; — но если возможно обойтись без черного тела, отчего же не обойтись? Обращаюсь к вам, как Диккенс к известным дамам. Посторонитесь, господа, имеющие свои усадьбы с сенокосами, с запашками и с циплячьими заводами, — не говорю: совсем уйдите, только посторонитесь немножко, не будьте так рьяны на приобретение 25 рублевых бумажек*, дайте местечко молодым людям, которые ходят без сапог! Здесь дело идет уже не о искусстве, а о куске насущном хлеба.
* Средняя сумма поспектакльной платы (разовых) для актеров первого положения.
Мы слыхали о временах Сосницкого*, слыхали, что тогда роли учились твердо, и пьесы в роде Свадьбы Фигаро** разыгрывались лучше, чем на французской сцене, но, увы! не можем мы сказать того же о временах, которых были свидетелями. Мы видим полное равнодушие к делу, и решительную нетвердость ролей, неохоту к репетициям, и одно только старание как можно более поиграть, чтобы забрать как можно более разовых. Дурной пример для молодых людей! Многие заражались ленью и не мудрено: с волками жить — по-волчьи выть! В очень недавнее время, когда мы трехактную драму репетировали в зале, за три дня до бенефиса, несколько молодых людей остановились полюбоваться репетицией немецких актеров, именно «полюбоваться», потому что перейти от их репетиции к нашей все равно, что из хорошего общества попасть в кабак Молодые люди краснели, смотря на немцев Каково же они занимаются там, дома, если здесь, в чужом городе, у них, во-первых, не слышно суфлера, во-вторых, все говорят как должно, а не под нос, в-третьих, каждая сцена репетируется по два, даже по три раза. О французах и поминать нечего. Мы смеемся, что старую пьесу, как, например, Венецианская актриса***, они, говорят, репетировали по двадцати!!! раз.
* Сосницкий Иван Иванович
** «Свадьба Фигаро» — комедия Бомарше (П.-О.Карона).
*** «Венецианская актриса» — по драме Виктора Гюго «Анджело,
тиран Падуанский», пер. с фр. М. В. Самойловой.
А у нас все полагается на родное «авось», сходило прежде, сойдет и теперь, не такие дела ломали. Нам бы только свалить товар, мы, пожалуй, как московские купцы в китайской торговле рады смеяться, что за наличные деньги угостили гнильем. Между некоторыми из нас начинает вкореняться убеждение, что чем больше репетировать, тем хуже. Нет у нас уважения ни к делу, которому служим, ни к самим себе. Как поправить? Нужна ли палка в начальничьих руках, — или мы по доброй воле, проникнувшись внутренним убеждением, сознаем свой долг, начнем его исполнять как следует? Не знаю, что ответить, смею только напомнить, что уж и крестьян приучают к свободному труду. Во всем заметно стремление вперед, один только наш театр как дубочек, про который поется в песне, коснеет в своей недвижности.
Избранные умы под председательством покойного Жихарева*, думали, думали, писали, писали, — наворотили груды бумаг и сдали их в архив. Дело кануло в воду, об их трудах ни слуху, ни духу. Будем надеяться и ждать.
* Жихарев Степан Петрович
Говорят, что Консерватория скоро заменит Театральное училище*, этот «рассадник талантов», как его величали фельетонисты. Будем ждать и надеяться.
* Петербургская Консерватория открылась в 1862 г. как сугубо музыкальное учебное заведение, ни в чем не конкурируя с Театральным училищем.
Таланты у нас есть, есть у некоторых и старание, есть и упование, что мы не остановимся, а пойдем вперед. Теперь сознали, что театр не забава, а важный, если не главный, проводник просвещения. Пожелаем же устройства народного театра, пожелаем, чтобы плодились театры на всей нашей земле и делались необходимой потребностью всего русского народа!
Предлагаю тост в память прошедшего поколения артистов, за здоровье настоящего и за славу будущего.
1862 года февраля 19 дня
Комментарии (0)