ЛИДИЯ АРКАДЬЕВНА ЛЕВБАРГ

..Она выходила к столу, садилась и начинала говорить.

Композиция ее лекции была очень четкой: историческая часть, биография, художественные особенности писателя Слушать ее было очень легко, но главное — легко записывать. В отличие, например, от бесконечно мною любимого Всеволода Васильевича Успенского, которого записывать было просто невозможно. Он сочинял на ходу, в голову вдруг приходила мысль, он восторженно начинал ее развивать, уходил куда-то в сторону, потом снова возвращался к первоначальной идее… Он говорил так интересно, так индивидуально, так отвлеченно от академического задания, что не хотелось терять его логики, не хотелось и слова пропустить, просто кощунственным казалось: когда человек на моих глазах мыслит, творит — я буду, не глядя на него, записывать? У Лидии Аркадьевны такого не было. У нее было другое.

Она была пре-вос-ход-ным лектором!

Ее можно назвать великолепным мастером, вдохновенным мастером, но творцом — как Всеволода Васильевича — ее назвать нельзя. Но не лекторский талант был в ней главным.

Долгие годы работая деканом, она была настоящим Учителем и в каждом, кто с нею соприкасался, на всю жизнь оставила след.

Для нее студенты были изначально прекрасны. Как, например, у юристов, есть понятие — «презумпция невиновности», так для Лидии Аркадьевны по отношению к каждому студенту была презумпция личности. В каждом, считала она, существует мощная индивидуальная потенция, которую, как бы это ни было непросто, нужно раскрыть.

Ее задачей было помочь каждому. Кому-то она организовывала академическую стипендию, даже тогда, когда эта стипендия ему или ей почему-либо не полагалась; кого-то устраивала на работу, если требовалось подработать..

Лидия Аркадьевна выросла в Петербурге, в интеллигентной семье Изначальная глубочайшая интеллигентность проявлялась во всем: в манере общения, в манере одеваться, разговаривать. Она кончала немецкую школу Анненшуле, где были тогда прекрасные учителя. И глубокое уважение к человеку, к личности — в ней было естественно, как дыхание.

Иногда этим злоупотребляли. Но не сознательно даже, а потому, что так получалось…

Лидия Аркадьевна потрясающе умела слушать человека. И сопереживать. Поэтому все, у кого случались какие-то беды — с мамой, с возлюбленной, с возлюбленным — шли к ней.

Она снимала тяжесть с того, кто к ней приходил, но тяжесть эта ложилась на нее. Она была хранительницей наших тайн, тысячи секретов, тьмы человеческих переживаний. Все знали: если довериться Лидии Аркадьевне в чем-то личном, интимном. — это никогда дальше не пойдет.

Лидия Левбарг. Фото из музея СПГИТМиК

Это было страшное время: конец сороковых — начало пятидесятых. Кампания «борьбы с космополитами» особенно тяжело переживалась ею, деканом факультета.

И у нас на факультете было несколько человек, тех, кого категорически приписали к «космополитам». Они сидели дома и ждали в любой момент ареста. Это были Сергей Львович Цимбал. Исаак Израилевич Шнейдерман. Над Сергеем Сергеевичем Даниловым также нависла грандиозная опасность: ведь он покрывал «космополитов» у себя на кафедре. А наши учителя — и Данилов, и Лидия Аркадьевна — вели себя в высшей степени достойно.

В ту пору были удивительно благородные люди в Ленинграде. Вот, скажем, Шнейдерман вынужден был уйти из института, а назавтра Михаил Петрович Троянский оформил его библиографом в Театральную библиотеку, которую тогда возглавлял.

Его стали таскать по кабинетам: как он посмел «космополита» Шнейдермана принять на работу. Троянский вынужден был уволить Шнейдермана, но его тут же пригласил в завлиты Леонид Сергеевич Вивьен. Человеку помогали моментально, пропасть было очень трудно. Однажды к нам на курс, уже после увольнения Шнейдермана, пришла комиссия: представитель госбезопасности, кто-то еще… — человека четыре, и с ними Лидия Аркадьевна, как декан. Они завели разговор о Шнейдермане, дескать, преподавал у вас такой антисоветчик и т. д. Пожалуйста, выскажитесь по этому поводу. Лидия Аркадьевна, я помню, сидела совершенно прямая, бледная, с огромными глазами, с копной тогда еще черных волос — сидела совершенно мертвая. И пошли выступления.

Несколько студентов, к сожалению, говорили, какой плохой был Исаак Израилевич. как он нас вел не по тому пути и т. д. И что советская власть и партия все это правильно заметили. Но были и другие слова. Валерия Владимировна Чистякова сказала, что если она чему-то и научилась в институте, то именно благодаря Исааку Израилевичу. И Нелли Семеновна Пляцковская тоже подтвердила это. Тогда их стали пристрастно расспрашивать: «А почему вы так считаете?» Но Лидия Аркадьевна сумела как-то этот разговор перевести на другую тему.

И острый момент был снят! И так было на каждом шагу. Время было напряженным чрезвычайно.

Среди наших студентов была тогда Мирра Левина, она увлекалась индуизмом. Причем увлекалась искренне и верила в индуизм. Изучала тщательнейшим образом индийскую философию, религию, читала Рамакришну. Вивекананду, Махабхарату К Лидии Аркадьевне не раз приходили из Комитета госбезопасности. Она пыталась всячески отстоять Мирру, но спасти ее тогда не удалось. Мирру все-таки арестовали Сейчас она живет в Москве. А ее сын — выдающийся музыкант.

В облике Лидии Аркадьевны было что-то олимпийское, строго академическое.

Но при этом она умела и открываться и. главное, открывать. Лидия Аркадьевна в отношении к студентам была абсолютно беспристрастна, у нее никогда не было любимчиков. Любой человек представлял для нее всегда грандиозную нравственную ценность Она формировала людей самим своим видом, своим отношением к ним.

Она. допустим, читала курс у актеров. Они ее обожали. Несмотря на академическую строгость ее лекций.

Это парадоксально! Я помню, как курс Татьяны Григорьевны Сойниковой сделал вечер, посвященный Лидии Аркадьевне Это были сценки из произведений, о которых она им говорила,

— Диккенс. Стендаль… Сначала они представляли автора так. как его давала им Лидия Аркадьевна.

— а потом разыгрывали экзамен и свои ответы на нем. свидетельствующие о полной путанице в их головах. Это было так смешно, так хорошо… Делалось это все с громадным уважением к ней, с иронией по отношению к себе, к студенту, который много еще не понимал.

Всё, что я наговорил Вам сейчас, это лишь слабые штрихи к портрету бесконечно любимой мною Лидии Аркадьевны Левбарг.