После первой сессии Борис Вульфович предложил собраться на студенческую вечеринку у кого-либо из нас дома. После подробного анализа нашего зачета и планов дальнейшей работы Борис Вульфович преподнес нам сюрприз. По примеру того, как это бывало на актерских курсах Мастера, наши педагоги вручают нам символ-эстафету нашего курса, «Конверт», который должен передаваться из года в год лучшему студенту. Мы сами, тайным голосованием выбрали лучшего — им оказался Оскар Ремез. При свечах, в общем благоговении Борис Вульфович прочитал надпись на «Конверте»:
«Лучшему режиссеру — дипломанту выпуска 1950 года от Б. В. Зона и В. С. Андрушкевича.
Вскрыть на заключительном курсовом собрании. Дано 8 января 1946 года в Ленинграде».
Затем «Конверт» был запечатан сургучными печатями и передан Ремезу. Таким образом, эстафета «Конверта» началась. Наступило время летней сессии. Первый экзамен по специальности. После томительного ожидания результатов экзамена мы собрались в аудитории, и Борис Вульфович тактично и обоснованно заговорил о тех, кто вынужден будет покинуть нашу мастерскую. На второй курс перешло семь человек.

Режиссерский курс Б. Зона. Внизу (слева направо) А. Белинсий, З. Корогодский, В. Вольгуст. Стоят: О Ремез, С. Клитин, Д. Карасик. Фото из архива В. Вольгуста
Летом в Тбилиси я получил письмо, из которого, к сожалению, узнал, что один наш сокурсник перешел в другую мастерскую… Таким образом, нас осталось шестерка. Это всем известные театральные деятели: Александр Белинский, Давид Карасик, Станислав Клитин, Зиновий Корогодский, к сожалению, рано ушедший из жизни Оскар Ремез и я. Эта «зоновская» шестерка режиссерского курса была довольно яркой группой в театральном институте.
Прошли годы. Мои коллеги много сделали для развития театрального искусства. Четыре профессора, два доктора наук, все со званиями — в этом, безусловно, заслуга нашего Учителя.
Зон был незаурядным педагогом. Лень и нерадивость Мастер презирал… Мы все были очень разные. Не лишая индивидуальности, он соединил нас в коллектив единомышленников. Когда мы пошли на третий курс, Зон и Андрушевич набрали актерскую мастерскую. У каждого из нас были подопечные, которыми мы занимались мастерством актера. Этот педагогический прием оказался в душем очень полезным. Можно привести много примеров талантливейшей педагогики Зона, но об этом написано книгах и статьях моих однокурсников, а я хочу продолжить рассказ о «Конверте».
В течение всей учебы «Конверт» был только у Оскара Ремеза и Давида Карасика. Они были лучшими среди нас. В июле 1950 года, после выдачи дипломов, мы собрались дома у Андрушкевича на нашу последнюю студенческую вечеринку. После очень добрых теплых слов Зона и Андрушкевича снова было тайное голосование и достойным вскрыть «Конверт» оказался Оскар Ремез. В «Конверте» было письмо, которое он зачитал.
«1950 год, месяц, какой выйдет. Товарищи режиссеры! Сегодня вы в последний раз собираетесь вместе как студенты Театрального института. Насколько нам удалось, мы подготовили вас в дальнюю дорогу увлекательной жизни в театре. Если судьбе будет угодно, мы сами проводим вас и пожмем руки и скажем добрые слова. Если нет — письмо это прочтет тот, кто завоюет право последним донести его до конца. Итак, друзья, из далекого уже сейчас
Кроме письма, там находился еще один маленький конверт, на котором было написано: «Вскрыть в 1960 году тому, кого назовут товарищи достойнейшим. Ленинград. 8 января 1946 года.»
Вот такую эстафету придумал наш Мастер.
У каждого из нас были творческие venera и неудачи, но мы всегда старались помнить нравственный завет Зона.
Трудно сказать, все ли выполнено нами из напутствий наших учителей, но знаю, что мы, кто занимался в дальнейшем педагогикой. сочиняли разные символы-эстафеты для своих учеников и таким образом продолжали традицию нашего Учителя.
После окончания института мы расстались надолго, и только через 10 лет. в мае 1960 года, мы собрались снова. К сожалению, О.Ремез, который уже жил и работал в Москве, не смог приехать, а «Конверт» хранился в его бывшей квартире в Ленинграде. Отменить встречу было нельзя. С большим трудом мне удалось достать «Конверт» и передать Борису Вульфовичу для дальнейшего решения. Когда все собрались, произошло неожиданное: Белинский предложил отменить тайное голосование и объяснил почему: «Если б не Вольгуст, то „Конверта“ с нами не было, и встреча не состоялась»… дальше рассказывать о том, что говорил Белинский обо мне, считаю нескромным. В результате решили, что второй «Конверт» вскрою я, прочту письмо и останусь хранителем этих реликвий. Второе письмо гласило:
«1960 год. Дорогой друг! Вы выиграли первенство: честь Вам и слава! Теперь на Вашей совести советского художника и мастера — передать другим: ученикам своим. А нашу эстафету возьмите за образец соревнования и пустите ее дальше в
Последняя моя встреча с Борисом Вульфовичем произошла незадолго до его смерти летом в Таллинне. Он подробно расспросил о моей работе в театре и, как всегда, дал много дельных советов.
В 1970 году я приехал в Ленинград, и мы снова собрались, но. увы, уже без Зона. У меня были заготовлены фотокопии нашей реликвии. Каждый из моих коллег и Андрушкевич получили по экземпляру.
В 1980 году, в октябре, состоялись гастроли Тбилисского русского ТЮЗа, в котором я работал со дня окончания института. Этот мой приезд в Ленинград дал возможность снова собраться всем. Был очень теплый дружеский вечер. Мы вспоминали’ студенческие годы, дорогого Мастера и Учителя, было много грусти, но было немало и смешного… У меня возникло желание провести тайное голосование и передать «Конверт» более достойному, но однокурсники решили оставить «Конверт» у меня. Так я остался его хранителем по сей день.
Комментарии (0)