У Бориса Вульфовича Зона был всего один режиссерский выпуск. Нас начинало четырнадцать, нас кончило — шесть. Клитин — ректор ярославского театрального училища, Карасик, Корогодский, Вольгуст и я — в Петербурге, Ремез — лидер курса, увы, умер, недавно в Москве.
Борис Вульфович вспоминал курсы по их лидерам. Нет, не тех, кто шел первым на курсе, кто становился лидером в театре. Часто имена не совпадали. Курс Нины Васильковой (Зон любил героинь, да еще красивых и высоких, а именно так выглядела Нина в выпускном спектакле «Легенда о любви»), так вот этот курс буквально через год после выпуска был переименован в курс Алисы Фрейндлих. Так он, славу богу, называется до сих пор. Курс Галины Комаровой приобрел, и мастер любил его так называть, двойное название: курс Поповой-Шарко. Очень интересно, что Эмилия Попова и Зинаида Шарко шли рядом все годы учебы незабываемого этюда «Канатоходцы», где они исполняли на два голоса французскую шансонетку. За все годы учебы Попова и Шарко ни разу не поссорились. Мастер очень гордился. Последний выпуск Зона носил имя Теняковой до конца жизни. Впрочем, сейчас он называется курсом Додина. но до звездных часов своего любимого ученика Зон не дожил.
После первого своего выпуска, носившего имя Тома Сойера, со знаменитым дуэтом Том — Татьяна Волкова, Гек — Клавдия Пугачева, лидирующую позицию на последних курсах заняли мужчины. Еще бы! Павел Кадочкиников, замечательный трагик Константин Гаврилов, безвременно погибший в первые дни войны, и на том же курсы наш уникальный народный артист Николай Трофимов, самый-самый любимый и верный ученик Зона, удостоверяю эти слова мастера.
В послевоенные годы Зон уделял женским ролям в выпускных спектаклях больше внимания. Да и пьесы брались женские. «Легенда о любви» Хикмета с Васильковой и Прохоровой. «Мораль пани Дульской» Запольской с феноменальным для учебного спектакля исполнением Алисой Фрейндлих роли Хеси.
В чем был редкий педагогический дар Зона? Сейчас, спустя полвека после окончания именно первого урока у мастера, я попробую это сформулировать. Если я буду рассуждать критически, то пусть это не покажется неуважением к светлой для всех нас памяти Бориса Вульфовича, а уверенностью, что «истина превыше всего». Так вот. Зон умел, во-первых, с минимальной долей ошибок отбирать учеников среди абитуриентов, во-вторых, беспощадно отсеивать студентов в конце первого и второго курсов. Эта тяжелая, а по существу своему глубоко гуманная традиция, к сожалению, утеряна в театральном институте, который плодит чересчур большое количество кандидатов в безработные.
Зон был и остается непревзойденным педагогом на первых двух курсах, в особенности, на первом. В основу метода Зон положил редко упоминаемую мудрейшую формулу Станиславского «Вы проложили фарватер. Теперь дайте кораблику плыть по ветру. Бросьте штурвал, не дуйте в паруса.. » Это значит — разбудить актерскую интуицию и дать ей существовать в сценических обстоятельствах свободно и легко. Вот этого легкого и свободного импровизационного самочувствия добивался Зон.
Азы актерской грамматики проходились упорно, с беспощадной требовательностью мастера, и не усвоивший их расставался с институтом. Главным — вечное спасибо за это мастеру — считалось развитие творческой фантазии. Потому-то, наверно, так блистательны были актерские показы на первом курсе. Из этих этюдов позже ученики Зона ставили спектакли, конечно, забывая упомянуть первого их автора. Николай Трофимов до сих пор играет свой поистине невероятный этюд «В парикмахерской», созданный на первом курсе в 1938 году и предвосхитивший всю абсурдистскую драматургию Ионеско, Беккета, Мрожека. Вообще, увлечение последним экспериментом Станиславского под названием «Метод физических действий» (поразительная по своей бессмыслице дискуссия на страницах прессы, перешедшая — иначе тогда не бывало! — в идейно-политический спор с оргвыводами) отрицательно сказалось на творческой судьбе Зона. Будучи до войны веселым фантазером, постановщиком «Зеленой птички» Гоцци, «Сказок Пушкина», «Сна в летнюю ночь» Шекспира в ТЮЗе, «Свадьбы Фигаро» Моцарта в Малом Оперном, оставшись без своего театра, провалившись в Александринке («Горе от ума») и в театре Комедии («На всякого мудреца довольно простоты»), бесславно поработав в театрах Ленсовета и имени Комиссаржевской, Зон растерялся. Он вообще не был смельчаком по натуре. В
В процессе нашего обучения разговоры о внешней характерности, о приспособлениях вообще не допускались. Мастер называл это крамолой, «обезьянним театром». Мы же интуитивно чувствовали, что нам чего-то не хватает, и разбегались на практику в театры города. Мне, в частности, очень повезло. Я был ассистентом трех спектаклей у Владимира Платоновича Кожича.
В годы оттепели Зон тоже оттаял. Он стал меньше бояться, и на первом же «послесталинском» выпуске поставил три своих лучших выпускных спектакля: уже упомянутые «Легенду о любви», «Мораль пани Дульской» и «Егора Булычева» с прекрасным Юрием Родионовым в заглавной роли и немыслимым исполнением старухи Зобуновой юной Алисой Фрейндлих, исполнением. нарушавшим все законы унылого правдоподобия, с бездной приспособлений, полным перевоплощением, т. е. всем тем, от чего в годы царствования метода физических действий в трактовке Михаила Николаевича Кедрова нас так «оберегал» Зон.
Мастер сам был в восторге от исполнения Алисы. Вообще, Зон воскрес после травмы, нанесенной изгнанием его из института, и стал работать раскованно, заслуженно считаясь лучшим педагогом института. Но тут его подстерегала новая травма, увы, ставшая последней. Я считаю своим долгом рассказать о ней, будучи посвященным в нее мастером за несколько дней до его кончины.
Начиная с курса Дьячкова-Миллер, Борис Вульфович избрал новый метод преподавания мастерства, думается, чрезвычайно интересный. С первого дня обучения он распределял роли в будущем дипломном спектакле. Все элементы с самого начала проходились на материале будущего спектакля. Так были поставлены «Вишневый сад» и «Иркутская история». В новом наборе (если бы Зон довел курс до конца, этот выпуск наверняка носил имя Геннадия Богачева) Борис Вульфович решил осуществить свою давнюю мечту, поставив «Тристана и Изольду». Эта пьеса была написана до войны специально для Нового ТЮЗа. Война. Потом закрытие Нового ТЮЗа. Постановка пьесы Гаккелем в театре имени Ленинского Комсомола. И вот наконец-то! Но дирекция института запретила Зону работу над «Тристаном».
Ее выбрал другой мастер, с большим количеством регалий, хотя и педагог много, много слабее. Но какое это тогда имело значение!
Педагогический эксперимент был прерван. Зон умер, да, да, умер физически. А мы? Как всегда… «Что имеем, не храним, потерявши — плачем»! Больше театральный институт такого педагога не имел. Будет ли? «Если бы знать!..»
Комментарии (0)