Любимов Ю. Рассказы старого трепача. М.:  Новости,  2001.

Удостоенный Сталинской премии как актер, он, уже в качестве режиссера, основал театр, ставший одним из символов десталинизации. Потом политэмигрант, триумфальный «возвращенец» при Горбачеве — и снова мэтр, причем не персональный пенсионер, как почти все его именитые ровесники, а действующий профессионал едва ли не единственного живого искусства в ельцинской, теперь уже путинской России. Все, что написано (или сказано) фигурой такого масштаба, интересно по определению. Это исторический источник, на который будут ссылаться соискатели ученых степеней и авторы учебников через 100 лет. Источник не критикуют, а изучают.

Давайте изучать. В книге без малого 600 страниц. Типичная для нашего времени компиляция: основной авторский «треп» доукомплектован официальными документами, письмами, стенограммами. Хронология условная: старт — в Лондоне 80-х годов, потом «Россия, которую мы потеряли…» и т.д. Структура мифологическая: части называются: «Я», «Мы», «Они». «Мы» хорошие, «они» плохие.

Как все актеры, Юрий Петрович — превосходный рассказчик. «В кругу приятелей я часто рассказывал разные истории из своей жизни, и многие говорили и убеждали меня: не ленитесь, записывайте — хотя бы на магнитофон…» Каждый такой рассказ превращается в спектакль. А насчет магнитофона: что ж, сказано — сделано. В результате на бумагу перенесена разговорная речь, как она есть. Актерские байки — в них мелькают то Берия, то старенький Станиславский, путающий ГУМ с ГПУ (с. 147), то маршал Тито, то академик Капица — могут быть милы и смешны, но общее ощущение — поверхностной необязательности. Глубина (характеры персонажей, отношение к ним, мотивы поступков) создается актерским показом, который с магнитофона на бумагу не перенесешь. «Перевод был хороший. По-моему, Щепкина-Куперник…» (с. 191). Нормальный оборот для устной речи, но в книге, где есть редактор, можно и уточнить имя переводчика Шекспира. Заодно — что такое «театр арто» (с маленькой буквы, через запятую с «комедией дель арте» (с. 146)? И что за «забавный господин» Куницын: «номенклатурщик партийный, который вдруг стал прозревать и очень удивляться тому, что он стал получать от книг, от бесед с людьми совершенно иного мира, чем партократия» (с. 253)? Неужели имеется в виду профессор Г.И.Куницын, автор монографии «Общечеловеческое в литературе»?

Удивительно, что выдающийся режиссер, знающий, что такое композиция, столь легкомысленно отнесся к своему бумажному произведению. В центре последнего действия оказывается скандальный раскол Театра на Таганке в 1992 году, то есть стенограммы перебранок, которые не красят ни ту, ни другую сторону и, как теперь понятно, не отражают ничего, кроме общей растерянности. Наверное, для «Московского комсомольца» скандал интереснее спектакля, но ведь не тем Таганка вошла в историю, что Губенко выгнал из театра комсомольского журналиста Минкина (с. 518). А о главном — о том, как ставились спектакли, — человек, всерьез занимающийся театром, узнает из воспоминаний Любимова очень немногое. Все больше про скандалы с глупыми чиновниками.

Историк тоже испытает разочарование. Ведь классическая Таганка была советским театром не только в географическом смысле. Для В.Высоцкого любимые герои — «Ленин и Гарибальди»; зрители «хохотом сопровождали сцену, где деятели Временного правительства высаживались на ночные горшки»; К.Симонов о «Добром человеке из Сезуана»: «Я давно не видел спектакля, в котором так непримиримо, в лоб, именно в лоб били по капиталистической идеологии и морали…» И против Сталина они выступали под красным знаменем, а не под двуглавым орлом (см. Смелянский А. Предлагаемые обстоятельства: Из жизни русского театра второй половины XX века. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1999. С. 89–93). А потом вдруг «советчина» становится ругательством (рецензируемая книга, с. 519 и далее). Многочисленные мемуаристы (и даже профессиональные историки) по умолчанию исходят из того, что антикоммунизм 90-х гг. связан с прежней «культурной оппозицией» некой идейной преемственностью. Но между ними — не преемственность, а пропасть, и намного шире, чем, например, между Немцовым и Зюгановым. Как и когда она образовалась? Такой человек, как Любимов (общий знакомый Ю.В.Андропова и диссидентов), мог бы многое объяснить. Но — не хочет. Обращает все связанное с Лениным, социализмом, 17-м годом в большой вневременной анекдот. Мол, Щукин где-то обмолвился, что роль Тартальи помогла ему в работе над образом Ильича (с. 144). Тем самым в анекдот волей-неволей обращается и Таганка, неотделимая от Маяковского, Брехта и Д. Рида.

Что ж, хозяин — барин.

Апрель 2002 г.