«А почему бы и нет?!» — время от времени взывают российские театральные активисты, пытаясь насадить американский мюзикл на российской почве. Но до сих пор «по-американски» как-то не получалось. Возможно, и слава богу!

В семидесятые годы талантливый Владимир Воробьев с композитором Александром Колкером создали по трилогии Сухово-Кобылина абсолютно русский вариант мюзикла. Критики долго спорили, мюзикл ли это, прикладывая его к американским образцам. А тем временем нарождались русские рок-оперы, зонг-оперы, оперетты-мюзиклы, драматические мюзиклы — каких только названий ни придумывали… По-американски все же не получалось. То размаха не хватало, то средств, то мастеровитого актерского шика.

И вот, кажется, свершилось!

«Норд-Ост»!

Целый бывший дворец культуры арендован. Переоборудован. Заново отделан. Деньги вложены колоссальные. Реклама организована блестяще. По жесткому конкурсу набрана специальная труппа. Вымуштрована образцово: на  120-м представлении ни одного сбоя. 27 взрослых актеров и 11 детей ежедневно выходят на сцену. За каждый выход они получают немалые деньги. Но и за каждую ошибку, которую строго фиксируют на специальной доске, штрафуются весьма ощутимо, могут быть и сняты с роли. В труппе есть 5 актеров-универсалов (swing), способных заменить практически каждого. Технически все сработано так мощно, как может быть только в очень дорогом кино. Критика сравнивает этот процесс жизни театрального зрелища с хорошо налаженным современным производством.

С позиций русской художественной ментальности — комплимент сомнительный. Но очень точно выражающий суть явления. Это действительно хорошо налаженное театральное производство. Суть же в том, что оно стабильно выдает качественную продукцию. В этом смысле и в смысле общей организации дела «Норд-Ост» сопоставим с бродвейскими образцами.

И все-таки оно характерно российское, это явление американского чуда.

Безусловная удача его коренится в том, что авторы проекта Алексей Иващенко и Георгий Васильев нащупали в романе В.Каверина «Два капитана» поистине золотую жилу. Умело и своевременно тронули струну неистребимой генетической великодержавной ностальгии нашей даже самой молодой публики по советско-грандиозному, романтическому и героическому, чувствительному и правильному, по белым платьицам и шарфикам, по «весне на Заречной улице». Расчет безошибочен, ибо свой родной героико-приключенческий сюжет, поданный в срезе жизни трех поколений, этакая эпопея в жанре мюзикла, — мастерски приправлен современными шоу-технологиями, масштабным, лаконичным и выразительным оформлением (художник-постановщик Зиновий Марголин, костюмы — Мария Данилова), великолепными постановочными выдумками, хорошей актерской техникой и эффектной аранжировкой музыки (Сергей Чекрыжов при участии Ары Карапетяна).

В результате много месяцев подряд огромный, на 1165 мест, зал на Дубровке, что отнюдь не центр Москвы, наполняется молодежью примерно на две трети от общего количества зрителей. А их, родимых, после восьми месяцев проката спектакля, в воскресные дни аншлаг, а в будни — процентов восемьдесят, несмотря на высокую цену билетов.

Три часа (с одним антрактом) зрительское внимание удерживается прежде всего крепко сколоченной драматургией спектакля и красивой, неназойливо варьирующейся картинкой. Сорок эпизодов сменяют друг друга быстро, органично, без «швов».

А что же музыка? И кто же композитор? В буклете указано следующее: музыка, либретто, постановка — Алексей Иващенко и Георгий Васильев. Авторы проекта сознательно не разделяют «зоны влияния», ориентируясь на конечный результат — зрительское восприятие театрального явления в целом. З2 музыканта оркестра, который, благодаря электронным ухищрениям, звучит достаточно мощно, умело управляются дирижером Арой Карапетяном, который посылает на сцену сильный действенный импульс — качество так необходимое в музыкальном театре, особенно таком агрессивно-эмоциональном, как мюзикл. Музыка здесь служит великолепной темпоритмической основой зрелища, при этом большой самоценностью, на мой взгляд, не обладая. Есть, безусловно, удачные номера, претендующие на звание шлягеров (один из них — романс Марии, вдовы Татаринова, в качественном исполнении Ирины Линдт), но необходима, наверное, дополнительная «раскрутка», чтобы ударные музыкальные номера зазвучали в быту как шлягеры.

Когда-то Григорий Александров и Исаак Дунаевский, создавая свой феерический «Цирк» — явный мюзикл в кино, — тоже отталкивались от голливудских образцов. Но Александров, помимо патетики, зрелищности и актерской звездности Любови Орловой, делал ставку на изумительные песенные мелодии Дунаевского. В «Норд-Осте» принцип получился иной: главным музыкальным стержнем спектакля стала ритмическая упругость. Все остро ритмичные эпизоды в результате оказались чуть ли не ярче романтических.

По большому счету, музыкальные темы и их настоящее развитие исчерпывают себя во второй трети первого акта. Дальше идет нагнетание эмоции с помощью повторов нескольких мотивов и иногда надсадного усиления громкости, причем это попадает на самые драматичные моменты (отчего они становятся мелодраматичными).

Тем не менее музыка в «Норд-Осте» — великолепный драматургический цемент представления. Как его лирико-драматической составной, так и эксцентрической. И еще одно музыкальное достоинство спектакля, которое может быть приобретено только в тщательной совместной работе дирижера и режиссера: независимо от качества голоса актеров-певцов, все они великолепно интонируют речитативы и песенный материал. У всех слышен текст, и интонация в большинстве случаев такая естественная, что, уходя с представления, задумываешься: говорили актеры или пели в речитативных эпизодах?

Драматургия спектакля, в тех законах монтажа, которые приняты постановщиками, выверена идеально. Спады зрительского внимания происходят только из-за ослабления актерской энергии. Но даже это не разрушает целостности впечатления, ибо спектакль сделан так, что каждый следующий эпизод, как правило, диаметрально переключает внимание зала. Нет дыр и зависов, темпоритм подстегивается и музыкально-ритмической сменой, и сценическим движением круга, и подъемами-спусками мощных, бесшумных клавиш-пандусов, светлых и легких, как лучи северного солнца, как корабельные сходни, как качели, — или темных и тяжелых, как нависшая тоска, как затаившееся предательство.

Массовые сцены — всегда яркие зарисовки, несущие и характеристику времени, и явный след жанровой принадлежности. Скажем, сцена в порту отдаленно напоминает добрую старую американскую «Оклахому», пестрые жанровые эпизоды на барахолке или в коммунальной квартире вызывают «одесские» ассоциации, чудный детский номер с моделью самолета в школе-коммуне или сцены с беспризорными, отплясывающими стэп на крыше трамвая, — яркие ироничные картинки советской эпохи и одновременно отсыл к знаменитому английскому «Оливеру».

А роскошные секретарши в «Главсевморпути», которые, не вставая из-за своих столиков, выделывают ногами невероятные танцевальные па! А красавцы-летчики, утверждающие истину, что молодая жизнь прекрасна, не только сияющими лицами и веселым стройным пением, но и зажигательным стэпом! А «ансамбль песни и пляски» в стойбище ненцев, буквально на голову которых садится самолет Сани Григорьева! И, честное слово, не разрекламированный в проспектах самолет в натуральную величину на сценической площадке производит самое сильное впечатление (хотя технически это выполнено безукоризненно). Дороже та добрая улыбка, то уверенное мастерство и кураж, та мера иронии, с которой постановщики и исполнители ансамблевых ролей «подают» советский романтический материал, пробуждая в каждом из поколений зрительного зала свои ассоциации.

Сложнее с главными героями. Здесь все всерьез, но не все до конца убедительно. Некоторые из них не столько живые люди, сколько символы — мужественности, порядочности, женственности, верности. Но есть и значительные актерские работы. Николай Антонович Татаринов, брат капитана, хоть по амплуа и злодей классический, но какая интересная актерская работа Юрия Мазихина! Сколько жизненных красок, сколько граней характера, как все не однозначно и потому объемно!

Благородна и драматична без примеси чувствительного мелодраматизма Ирина Линдт в роли Марии Васильевны. К сожалению, актриса вернулась к своей постоянной работе и роль вдовы капитана Татаринова передана другой исполнительнице.

Есть сильные, по-настоящему артистично сыгранные и спетые эпизоды у Олега Кузнецова (Ромашов), обаятелен интеллигентно-сдержанный Кораблев Петра Маркина. Может быть, слишком сдержанный, а потому и несколько однообразный.

Андрей Богданов, почти бессменный Саня Григорьев, и его партнерша Екатерина Гусева — актеры очень профессиональные, достаточно хорошо поющие, но они-то как раз и оказываются скорее символами, нежели живыми, из плоти и крови, людьми. Взрослых исполнителей явно переигрывают подростки в ролях юных героев. Дети в этом спектакле вообще работают на очень высоком уровне, и ни намека на спекуляцию детской природой здесь нет.

«Норд-Ост» — спектакль, в котором ежесекундно что-то происходит. В котором завязываются и развиваются конфликтные человеческие отношения. В котором меняются времена, атмосфера, характер поведения персонажей. В котором есть грамотно выстроенные экспозиция, развитие действия, кульминация, развязка и очень красивый, романтичный финал, когда из-под планшета сцены поднимается «ледяная» композиция останков корабля «Св.Мария».

Это действительно очень качественно и профессионально сработанный спектакль. Его эмоциональное воздействие двояко: во-первых, не остаешься равнодушным к романтике, которую теряет наше время и «свято место» которой пока ничто не заместило. Во-вторых, по-настоящему радуешься мастерству, сноровке, размаху, театральной фантазии, качественной стабильности, с которыми выполнен и живет долгой активной жизнью этот яркий театральный проект.

А в самом центре Москвы, в театре оперетты, начало функционировать другое «долгоиграющее» предприятие — мюзикл «Notre Dame de Paris». Тоже лихо разрекламированное. Тоже очень хорошо профинансированное. Тоже со специально подобранной труппой (как уже делалось в этом театре на постановке «Метро»).

Но в подборе материала здесь принцип прямо противоположный «Норд-Осту». Один из самых коммерчески успешных мюзиклов, с 1998 года гуляющий по сценам мира, «Нотр Дам», наконец, добрел до Большой Дмитровки. Спектакль обречен на успех потому, что у всех на слуху его лучшие мелодии благодаря замечательным французским и английским записям. Но что меня поразило в музыке «Нотр Дам», так это необыкновенное сходство ее интонаций с мотивами советских эстрадных песен семидесятых-восьмидесятых годов. Возможно, это сходство усилено манерой пения наших актеров, которые, почуяв что-то знакомое, и поют в стиле Магомаева или Кобзона. Только, к сожалению, не на их уровне.

Что же касается театральной стороны московского предприятия, то здесь далеко не все блестяще. Конечно, на одном из первых представлений, где я присутствовала, заметно было, что спектакль еще не «обкатан» как следует.

И все же. Невозможно не заметить, что постановка Жиля Маю представляет собой довольно плоскую иллюстрацию сюжета, призванную более или менее эффектно подать каждый следующий музыкальный номер. Как в балете бывает музыка «под ножку», так здесь режиссура под шлягеры. И добро бы еще пели потрясающе, а то так, ни хорошо, ни плохо.

Лучше других выглядят актерски и певчески Александр Маракулин — Фролло и Сергей Ли — Клопен, временами Вячеслав Петкун — Квазимодо. Этому хоть есть хоть за что зацепиться — изначальная острая характерность персонажа помогает. Все остальные — сплошное «общее место», персонажи, которые без помех могли бы переместиться в любой современный детектив или боевик. В том числе и героиня, ажиотаж вокруг которой вообще кажется бессмысленным.

Хореография Мартино Мюллера тоже не блещет оригинальностью и новизной, а кордебалет хотя и работает ровно, но не поражает выразительностью.

Может быть, потому, что московский спектакль является в определенной мере тиражированной копией уже бывших в употреблении постановок, но именно такое впечатление претенциозного БУ он и производит. Особенно на фоне шумной рекламы и буклета, прочтя который поражаешься примитивности и безвкусию текстов.

Мюзикл шагает не только по Москве, но и по другим сценам России. Мюзикализация, а вместе с ней и демократизация музыкального театра — явление из ряда общемировых театральных процессов. Видимо, девятый вал докатился и до нас. Что он нам принесет — разрушения или свежесть морского бриза, зависит от масштаба личности тех, кто этот девятый вал принимает на себя.

Июнь 2002 г.