Смелянский А. Уходящая натура. М., 2001.

В Москве все происходит быстро, в Петербурге мы живем гораздо медленнее.

По опубликованным в «Известиях» главам книги А.М.Смелянского (напрасно опубликованным порознь) Москва еще осенью обсудила и осудила «Уходящую натуру» — не только как книгу, но и как некую тенденцию, и как поступок. Смелянскому ответили персонажи нескольких глав, а в «Труде» появилась очень ясная, цельная рецензия Н.Казьминой «Театр, который мы потеряли, и критика, которую мы приобрели». Поскольку горестная рецензия принадлежала автору независимому и неангажированному, каких в Москве «на театральном поприще» осталось вообще немного, нельзя было не поверить. Потом журнал «Театр» опубликовал немыслимо много однотипных отзывов о книге, количество которых означало одно — «Наших бьют!», но «отзывались» люди, которым тоже хотелось верить. В общем, спустя долгое время (мы в Петербурге живем медленно…), открыв первую страницу книги «Уходящая натура», я, с одной стороны, априори готова была ужаснуться сходству ее сюжета с «Серебряным шаром» В.Вульфа или «Москвой закулисной» М.Райкиной, а с другой, понимала, что часть прогрессивной общественности почему-то пошла на баррикады…

«Уходящая натура», прочитанная в один присест (что бывает чрезвычайно редко!), оказалась очень мирной книгой. И если бы я стала искать ее театрально-мемуаристскую «родословную», то «rambler» памяти (когда-нибудь очередному автору придется объяснять потомкам, что это было такое) обязательно привел бы меня к имени Homo Novus, а точнее — к воспоминаниям А.Р.Кугеля «Листья с дерева». Не к другим его мемуарам и портретам — артистов, писателей, издателей, — а к той тоненькой, в сущности, книжке, где он подбирает реальные, вполне нехудожественные черты уходящего быта и дотошно восстанавливает, скажем, историю создания «Театра и искусства» — что сколько стоило, какой был тираж и сколько комнат занимала редакция. Но вот надо же было ему написать так, чтобы почти сто лет спустя нам было интересно читать о сотрудниках редакции — каком-то Деянове, Осипе Дымове или о брате Кугеля — «Осипе Раф.». Так же интересно, как и о Чехове, с которым у Кугеля всегда сохранялись холодные отношения (двадцать лет спустя он все равно будет доказывать вторичность «Чайки» относительно Метерлинка…). Всю жизнь я признательна разумному Ноmo за то, что он не «врал тираж», как врут друг другу современные издания, и мы знаем, что великий журнал «Театр и искусство» имел только 150 подписчиков на первый номер… «Уходящая натура» Смелянского — та же попытка сохранить в «реквизите» вещественные подробности времени, чтобы не пришлось потом старую бутылку молока выдувать специально на каком-нибудь иноземном предприятии. Чтобы хранилась. С крышечкой из фольги. И чтобы сегодняшние студенты театральных вузов, взяв книгу, ощутили недавнее прошлое, в котором не жили, а те, кто жил, что-то вспомнили. Потому что, надо сказать, все очень быстро забывается, стирается из памяти — и как на гастролях жили, и что пили, и как работал «лит», и как пробивались на сцену «Перламутровая Зинаида» или «Так победим!». Наверное, как на каждый сюжет, на любой рассказ Смелянского может быть другой взгляд (мы спорим даже о том, что произошло вчера, потому что у каждого — своя «оптика» восприятия одного и того же события и на вопрос «Что есть истина?» никто никогда не дал ответа).

Собственно, листья с дерева — это и есть уходящая, облетающая с веток натура. А.Смелянский продолжает эту традицию нашей театральной мемуаристики. На страницах книги нет деления на персонажей художественных и нехудожественных, в ней равноправны М.Швыдкой, несущий дефицитный палас, П.А.Марков, вспоминающий Н.Эфроса, и «контора» МХАТа (Андрей Алексеевич и Виктор Лазаревич), устраивающая авиабилеты. Впрочем, так же у Кугеля уравнены в правах А.С.Суворин, ругающий «ноововременскую безалаберность», «драматический цензор» А.Ф.Крюковской и провинциал В.И.Немирович-Данченко, пришедший к молодому критику по поводу своей пьесы «Золото». И все же среди потока действующих лиц книги Смелянского есть два главных — это Елена Сергеевна Булгакова и Олег Николаевич Ефремов. Может быть, потому, что они не «записаны», а «запортретированы», может быть, оттого, что лица художественные сами по себе, помимо воли автора, дают объем дневниково-документальным заметкам. Е.С. — набросок, сделанный рукой молодого беллетриста, О.Н.— прорисованный с «передвижнической» тщательностью портрет зрелого наблюдателя.

Книга написана быстрой рукой, в ней нет былой «смелянской» тщательности (тут можно и «Современную идиллию» назвать на с. 113 «Современной историей», по созвучию с «Обыкновенной историей» того же «Современника», и, в разговорном стиле, бросить персонажа на полуслове и не вернуться к нему…), но это не принципиально — все равно Анатолий Миронович был и остается едва ли не лучшим театральным писателем нашей эпохи. Лично мне показалось важным и внутренне драматическим различие в том, как написаны главы «молодости» (особенно — «Русские умники» и то, что касается Елены Сергеевны) и главы московской жизни. «Русские умники» (о Л.М.Фарбере и Б.М.Наравцевиче) я читала и раньше, в сборнике «Евреи Нижнего Новгорода», это была превосходная статья, написанная с теплотой и глубокой человеческой погруженностью в жизнь. Когда сравниваешь эти куски и «московский дневник», догадываешься: наверное, раньше А.М.Смелянский был «проживателем» жизни, а потом стал ее «наблюдателем». Эта разница чувствуется в тексте «Уходящей натуры». Может быть, изменение внутреннего взгляда на жизнь — это тоже свидетельство «ушедшей» собственной натуры, ведь что-то неизбежно облетает с нас в процессе жизни, как листья с дерева, наступает усталость от «проживания»… «Иллюзии, обманы чувства, игрушки воображения — и пыль позади. И все-таки обращаешься лицом к пройденной дороге». Это последние строчки «Листьев с дерева». Они могли быть первыми в очень хорошей книге А.Смелянского. К сожалению, плохо склеенной в типографии. Страницы разлетаются, свидетельствуя, что полиграфисты утратили секреты «искусства кройки и шитья», даже когда они печатают явные бестселлеры. Эта натура явно ушла…

Июнь2002 г.