«Сказки Хикмета» по мотивам произведений Н. Хикмета. ТЮЗ им. Г. Кариева (Казань).
Режиссер Сойжин Жамбалова (Бурятия), художник Геннадий Скоморохов

Знаете, кажется, время Назыма Хикмета, турка с пестрой примесью грузинских, черкесских, польских и немецких кровей, атеиста, внука паши, поэта-коммуниста, пацифиста и модерниста, напрочь забытого у нас в стране, наступает снова. В СССР, куда он бежал в 1951 году, отсидев 17 лет по турецким тюрьмам, его узнавали на улицах, его стихи печатали в газетах, его стихотворение «Как Керем» — «Если я гореть не буду, / Если ты гореть не будешь, / Если мы гореть не будем, / Кто же здесь рассеет тьму?» — читали пионеры в школах, а недавно я увидела эти слова на плакате у молодых людей на площади Сахарова.

Он писал пьесы, шутил, что только для денег, потому что на гонорары за стихи было никак не прожить, их много ставили. Но не все. Антиноменклатурную комедию Хикмета «А был ли Иван Иванович?» выпустил в Театре Сатиры Валентин Плучек, зрители с билетами продирались на премьеру через строй конной милиции, после трех аншлагов и всеобщих ликований спектакль сняли. В Театре на Таганке его пьесу «Корова», написанную по мотивам известного еврейского анекдота про козу, репетировал Петр Фоменко, но спектакль закрыли еще до премьеры.

Назым Хикмет умер в Москве летом 1963 года, не выдержало сердце хрущевских погромов оттепельного искусства. Перестройка совсем отодвинула в прошлое этого странного и неправильного по советским меркам, но все-таки коммуниста, потом и вовсе стало как-то не до него, да и интерес к поэзии стремительно иссяк. Поэт в России перестал быть чем-то большим, чем поэт, и вряд ли молодые вспомнят, кого это я тут процитировала. Только редкие приветы вроде появления навеянного чудесным стихотворением Назыма Хикмета «Сказка сказок» уже классического теперь мультфильма Юрия Норштейна с тем же названием или показов балета-долгожителя «Легенда о любви» по хикметовскому либретто поэт получал со своей второй родины. Зато в Турции отменили закон Назыма Хикмета, запрещавший его печатать, и к могиле его на Новодевичье кладбище каждый божий день приходят турки поклониться своему «турецкому Пушкину». А я вот взялась объяснять соотечественникам, чьи это сказки поставили в Казани.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

Назым Хикмет был бы доволен, что в татарском ТЮЗе бурятский режиссер с русскими сценографами поставили турецкого автора, — он обожал детей (я это отлично помню, поскольку была его падчерицей) и интернациональные коллаборации. Когда Сойжин Жамбалова спросила, нет ли у Назыма Хикмета текстов для детского спектакля, я назвала ей сборник сказок, потом сценарий «Влюбленное облако», написанный им для моей мамы, Веры Туляковой, — она работала когда-то на «Союзмультфильме», где они и встретились. И наконец, в памяти всплыла целая детская пьеса «Слепой падишах» Назыма Хикмета, доделанная мамой по просьбе Б. Г. Голубовского для Театра им. Гоголя и поставленная Владимиром Боголеповым в 1970-х. Тот спектакль я помню смутно, но вроде бы был успех, и маме он нравился.

«Сказки Хикмета» Сойжин Жамбаловой другие, выросшие из сегодня. Они состоят из двух отдельных спектаклей, не прямо достраивающих друг друга по теме, не точно совпадающих и по эстетике, и по режиссерскому решению, и по способу актерского существования. В принципе их можно играть и порознь. Но в конечном счете вместе они складываются в серьезное смысловое и художественное высказывание.

Э. Гатауллин (Младший брат), И. Низамиев (Падишах).
Фото Р. Назмиева

Первым актом играется сильно сокращенная театром пьеса «Слепой падишах». Старый тиран, воевавший всю жизнь, ослеп, но есть средство вылечить его глаза — надо приложить к ним землю той страны, где он еще не был. Три сына падишаха отправляются на поиски. По пути Средний остается в богатом дворце мужем красавицы-хозяйки, Старший становится правителем огромной страны и идет назад завоевывать владения ослепшего отца. А Младший через множество разоренных отцом стран добирается наконец туда, где никогда не было войны, а вернувшись, освобождает отца и спрашивает его, что тот будет делать, когда прозреет. «Воевать!» — отвечает отец, и сын высыпает ему под ноги добытую землю. Вот такой вот роуд-муви с пародийно вывернутыми наизнанку шекспировскими мотивами из «Лира» и «Макбета», поскольку там кроме всего прочего со страшной силой творят всякие гадости три восточные ведьмы.

Сценограф Геннадий Скоморохов темно-синее пространство сцены выложил по периметру огромными квадратными серыми глыбами, испещренными отпечатками ладоней и ступней. Такая же серая, истоптанная и захватанная сотнями рук огромная плита нависает сверху, и кажется сначала, что это прямая визуализация хикметовской строчки из стихотворения «Как Керем» — «здесь воздух давит, как свинец». Но нет! Довольно быстро выясняется, что эта устрашающая монументальность фальшива. Актеры проламывают преграды, врезаясь в них с разбега, швыряются в боях этими серыми поролоновыми махинами, выстраивают из них то галерею, то пиршественный стол, да много еще чего, кардинально видоизменяя структуру пространства. А яркие пятна прихотливых пижонских костюмов, мячей, воздушных шаров, масок и всяких бутафорских штуковин, придуманных Надеждой Скомороховой, то и дело взрывают сценографическую монохромность.

Сойжин Жамбалова любит эпос, она и «Слепому падишаху» подарила длинное дыхание истории, растворенное в музыке Дахалэ Жамбалова и поддержанное в хореографическом решении Марии Сиукаевой. Молодые, отлично владеющие телом артисты в полетных прыжках, акробатических поддержках порой зависали в воздухе, утанцовывали друг друга в сценических драках. Эти пластические всплески после чересчур длинной сомнамбулической экспозиции подхватили и понесли вперед чуть тормозящее местами сценическое действо.

Здесь восемь артистов играют по нескольку разнополых ролей, стремительно переодеваясь на глазах у публики. Очаровательны со своим собственным театром в театре три ведьмы-хулиганки: лихая блондинка с торчащими из прически хвостиками у Назлыгюль Хабибуллиной, рыжая вамп с башнеобразным начесом у Алсу Шакировой и самая старшая, в чалме и многослойном тряпичном коконе в исполнении Лилии Низамиевой, сильно сыгравшей плач женщины из города, погибшего после давнего набега падишаха. Конечно, сам падишах мог бы быть порезче и пострашнее у Ильнара Низамиева, зато эти недостающие актеру качества явно восполняет его хищная крючконосая полумаска.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

Но самое лучшее в «Слепом падишахе» — это три роскошных брата, сыновья падишаха, соединенные любовью-ненавистью, кровным родством и раздираемые полным несовпадением человеческой природы. Вот это сплетение несовместимого то центростремительно закручивает их в водовороты споров или боев, то центробежно расшвыривает в сценическом пространстве. Старшего Ильназ Хабибуллин играет этаким вестернизованным красавцем-мерзавцем в длинном плаще, с оттяжкой вершащим свои первые злодейства. Средний круглоглаз, кудряв, невысок, упакован в синий бархатный пиджак поверх атласной жилетки и рубахи-френча цвета хаки ниже колен, он у Булата Гатауллина сильно смахивает на сладкого героя индийского кино.

А вот Младший странен и похож только на самого себя. Белая повязка на лбу, красная нитка на шее под расстегнутой зеленой рубашкой, широченные штаны и удивленный взгляд — длинный, ломкий в движениях Эльдар Гатауллин вместе со своим героем словно обуреваем тучей вопросов к этой довольно жесткой сказочной жизни, они роятся у него внутри и не дают покоя: почему братья никого не любят? Зачем воевать и делать людей несчастными? Для чего правителю единственной благополучной страны, до которой не добрался падишах, в жены нужна Королева Равнодушия? И почему в этой стране, не знавшей войн с внешним врагом, изнемогая от удовольствия, издеваются над людьми спесивые бюрократы? Он не найдет ответов, но сделает то, что должен и может сам.

В Казани чудесные дети. Они с любопытством смотрели «Слепого падишаха», внимательно и точно реагировали на действие, хотя этот пацифистский и антибюрократический спектакль, тяготеющий к публицистике и злой сатире, все-таки скорее предназначен юной и взрослой публике. Зато «Влюбленное облако» заставило их повизгивать от восторга. Впрочем, рядом с ними хохотали и наслаждались по полной родители.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

Сюжет «Влюбленного облака» по сравнению со «Слепым падишахом» локальный, камерный. Девушка Айше возделывает свой чудесный маленький сад и не хочет продавать его скупившему окрестные земли богачу по имени Черный Сейфи. Тогда злодей насылает на садик ветер из пустыни, деревья и цветы засыпает горячий песок, все гибнет. Но парящее над садом в облике прекрасного юноши Облако, влюбленное в Айше, проливается дождем и умирает, воскрешая созданную ею жизнь и красоту.

И если в «Слепом падишахе» меня слегка огорчало нудное начало, неудачное белое платье Королевы Равнодушия, озадачивал финал с землей, вынесенной Младшим сыном в какой-то круглой прозрачной кастрюле, расстраивала местами чересчур подчеркнутая значимость происходящего, то «Влюбленное облако» подарило чистый, беспримесный театроведческий и родственный восторг.

Тут поменялась картинка. Геннадий Скоморохов раздвинул в стороны свои серые поролоновые плиты, они превратились в фантомное, испепеленное жадностью царство Черного Сейфи, обступившее веселый островок садика Айше. А он поместился посередине сцены, где сверху и снизу словно распахнулись навстречу публике под углом два огромных зеркала, зависшие в пространстве. Причем верхнее зеркало сплошь проросло веселыми разномастными цветами, которые кокетливо отражались в нижнем.

Сойжин Жамбалова придумала тут забавный ход, стилизуя беспечно радостную и несколько идиотическую стихию нынешних детских мультиков с их анилиновой пестротой, скачущими вприпрыжку персонажами, их бодрыми фальцетными голосами и непробиваемой положительностью. Беззлобно пародируемую эстетику всех этих славных лунтиков-смешариков-малышариков режиссер и художник по костюмам Надежда Скоморохова соединили с ехидной насмешкой над представлениями о модно-прекрасном у людей с невзыскательным вкусом. Все те же молодые артисты, органично смешав эти два в одном, все так же сыграли по нескольку разных ролей, но теперь сделали это совершенно иначе.

Эльдар Гатауллин, с упоением рухнувший в бездны сказочного порока, из чудесного Младшего сына превратился тут в единственного злодея — гнусного Черного Сейфи с черными же очочками, прикрывшими глаза на густо набеленном лице, и с хищно торчащими под носом острыми тараканьими усами. Булат Гатауллин легко перепрыгнул из тихого подонства смазливого Среднего сына в смешно овеянный романтическим бредом образ влюбленного Облака в белом канотье и с пестрым чемоданом в руке, гигантскими прыжками пересекающего сцену в своем светлом костюме с двумя нашитыми розовыми цветками — над сердцем и на коленке. Тут появился безумный женский оркестрик из падишаховских ведьм, этакий театральный фантом, в немыслимых количествах выбрасывающий энергию актерского драйва и заводящий публику не по-детски. Лилия Незамиева, Алсу Шакирова, Назлыгюль Хабибуллина и Наиля Каримова в пышных париках, длинных халатах, с какими-то полуфольклорными гармошками и трещотками, звуками, хохотом и своими шалыми хороводами настегивали действие, и спектакль стрелой летел вперед.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

Апофеозом не знающей границ мимишности стал, разумеется, образ умницы, трудяги и красавицы Айше в исполнении Рузанны Хабибуллиной, не занятой до того в «Падишахе». Когда она явила себя впервые, ступив на дальний край нижнего зеркала, публика радостно рассмеялась, увидев круглое лицо с толстыми бровками и хлопающими глазками под мини-шляпкой, ее смешной костюм из несочетаемых красок и фактур типа «вырви глаз». Но этот кричаще нелепый облик абсолютно беззащитной барышни вызывал такую нежность, такое желание защитить ее от очередного рейдерского захвата Черного Сейфи, такое теплое сопереживание, когда она оплакивала гибель Облака, и такую радость, когда в финале она видела его отражение в зеркалах, — словом, сработал на просветление человеческих душ в лучших традициях психологического театра, к которому, впрочем, сам спектакль никакого отношения не имел.

«Сказки Хикмета», конечно же, предназначены для семейного просмотра. Спектакль многослоен, многосоставен, многопроблемен и сделан очень талантливыми людьми. А еще он способен рассказать детям и напомнить взрослым, если вдруг они позабыли, что война чудовищна, мир сложен, благородство дается дорогой ценой, а единственное, что способно продлить жизнь человечеству, — это любовь. Она пропитывает татарские «Сказки Хикмета». Назым Хикмет был бы доволен.

Февраль 2020 г.