Алена Кучкова удивительно ровно существует на сцене БДТ. Не увлекается мигом собственной импровизации и не «выключается» в ожидании своей реплики. То есть она всегда вовлечена в действие, но никогда не переигрывает. «Никогда не переигрывает» звучит очень ответственно, но это похоже на правду… Она играет, выбирая «сегодняшнюю» тональность, ищет в ней созвучие с настроением партнера.

Сама актриса часто публикует смешные видео в Инстаграме, а вместе с Геннадием Блиновым они снимаются для ютуб-канала БДТ в коротких видеопантомимах о том, как пролетариат ходит в Фанерный театр. Пластика и мимика Кучковой всегда оказываются важнее спокойной интонации чуть хрипловатого голоса.

Хотя зачастую она прячет какие-то движения, «экономит» их, чтобы позже сконцентрировать внимание зрителя на важном жесте. Возможно, это трудно описываемое существование на сцене связано с тем, что в 2010 году Алена Кучкова окончила в СПбГАТИ мастерскую И. А. Зайкина, воспитывавшего артистов кукольного театра.

Умея не только быть незаметной на сцене (хоть это звучит и странно), когда это нужно, Кучкова выстраивает и особые взаимоотношения с предметами, например, показывая произошедшую в герое перемену при помощи ботинка. Это особенно заметно в спектакле «Крещенные крестами».

Каждый из пяти артистов разыгрывает хотя бы одну миниатюру из автобиографического произведения Эдуарда Степановича Кочергина. Кучкова не только создает карикатуру на противную начальственную Жабу, но и играет хорошую Машку Коровью Ногу, и сибирячку, встречающую с военного поезда мужа-калеку, и даже Митяя — первого друга Кочергина.

Жабу Кучкова обозначает звуком: резко стуча каблуками по деревянным доскам и потряхивая руками, актриса словами описывает невыносимый характер героини. Разделяя действие на то, что слышит, и то, что видит зритель, она как бы передает повествование партнерам. Жаба больше не рефлексирует на свой счет, самодурно продолжая истязать детей. В образе же Коровьей Ноги — сердобольной работницы детприемника — Кучкова концентрируется на небогатом, но положительном внутреннем мире героини. Сцена, как она сама лечит раны и получает ботинок на больную ногу, разительно отличается от эпизода, когда жесткая Жаба заставляет детей позировать для ее патриотических картин. Зритель сопереживает нарисованной несколькими штрихами Машке и практически ненавидит эту отвратную Жабу.

Еще больший «фокус» происходит с персонажами, случайно встреченными Кочергиным в дороге, то есть не наделенными особыми чувственными характеристиками. Но именно они носители общечеловеческих черт, о которых Кучкова не может рассказать «от автора». Когда она говорит про женскую часть детприемника, она плачет. И плачешь ты — не потому, что это хорошо сыграно, а с полным ощущением того, что тебе рассказывает что-то близкий человек, и он плачет, потому что ему больно, а ты плачешь именно из-за этого осознания — что ему больно.

В следующий раз Алена Кучкова, переодетая в рубаху и штаны, с натянутой до бровей шапкой и котомками, появляется в образе слепого мальчика Митяя. В первый момент кажется, что актриса и правда на время этих сцен потеряла зрение, а не закрыла глаза. Она чуть дергается, как будто реагирует только на звук и ориентируется по его громкости, наклоняя голову то больше, то меньше, как бы регулируя себя. Рукой она обязательно ищет что-то, принадлежащее собеседнику, — край рубашки или руку. Митяю свойственны спокойные рассудительные интонации, контрастирующие с решительными интонациями (и действиями) автора истории.

И даже в этой сцене Кучкова не переигрывает. На всех показах, что я видела, она очень естественно «знакомится» с героем, изучает его, слушает других. Ощупывая чуть ли не каждый палец собеседника, актриса не делает это автоматически. Ты видишь, что ей это нужно. Чувствуешь, когда в моменты тревоги она крепко сжимает руку друга. И пока руки пытаются понять, что происходит, лицо выражает полное смирение.

Актриса вообще не торопится взаимодействовать с предметами. Она как бы сближается с ними, как и с партнерами.

В спектакле Владимира Панкова «Три сестры» она играет Ирину. Здесь полноправным участником действия являются не только артисты, но и время. Даже не время, а человеческая память: на сцене одновременно существуют «пожилые» сестры, припоминающие опыт своей юности, и сестры «чеховские», еще собирающиеся «в Москву, в Москву». Кучкова, которая каждый раз играет спектакли с разным настроением, от лирического до даже залихватски-задорного, может быть Ириной всякой. Точнее, ее Ирина по-человечески эмоционально подвижна: с Чебутыкиным она говорит иначе, чем с Тузенбахом, с сестрами же пытается быть как бы естественной. Возникает заметный контраст с всегда одинаково нервной Машей или усталой Ольгой. У Кучковой в этом спектакле, где все кричат и бегают по сцене, — образ, свойственный скорее полифонической режиссуре Петра Фоменко.

В последней своей работе — студенческом спектакле Антона Морозова «Я была в доме и ждала, чтобы дождь пришел» по тексту Лагарса (в рамках проекта «Курсовая») — Кучкова играет Старшую. Вместе с Юлией Марченко, которой досталась роль Матери, они «воплощают» процесс ожидания, балансируя между склеиванием каких-то осколков реальности (женщины разных поколений одной семьи ждут, когда домой вернется брат-сын-внук) и вторжением в метафизическое пространство.

Роль Старшей не имеет никаких особенных перипетий. Если Самая Молодая страдает, что ее никто не замечает, а Вторая предпринимает робкие попытки вырваться из этого ожидания («принарядиться» и пойти танцевать), то Старшая всю жизнь просто терпит. Мы знаем, хоть и не понимаем, что какая-то «личная» история у нее есть. И найти какую-то свою боль зритель может именно в этом персонаже. Роль Алены Кучковой — «нутро» этого спектакля. Мировая душа? И когда она — не рассказывая, а показывая — спокойно наступает на битые керамические осколки, все в этом спектакле встает на свои места. Перед этим действием, правда, она тщательно готовится — медленно снимает носочки и разувается, как бы показывая зрителю, что принимает эти страдания.

И все равно — несмотря на принятие — в ней есть потрясающий нервный импульс. Ритм — который так важен для этого текста — возникает из световой партитуры (художник Евгений Киуру), когда в лучах появляется постепенно замедляющаяся — как будто уходящая в свои мысли все больше и больше — Юлия Марченко и разрезающая область света своими бесшумными широкими шагами Алена Кучкова.

В каждой роли Алены Кучковой почему-то всегда заметны не перемены в персонаже или движение характера — чувствуется именно «взросление»: переход от некоторой подростковой зажатости к свободе и полноте ощущений. Может быть, от этого в ролях актрисы столько человечности. И есть какое-то счастливое спокойствие от ощущения жизни. Даже в спектаклях Константина Богомолова, где, казалось бы, даже отдаленной задачи взрослеть нет.

В «Славе» Кучкова играет пионерку, а в спектакле «Преступление и наказание», поставленном в «Приюте комедианта», ее можно увидеть в роли матери Раскольникова. Преодолевать трусость вместе с другим пионером и осознавать новые обстоятельства взаимоотношений с сыном — это все-таки не совсем про взросление. Но про возможности личностного роста? Опять про человечность, получается.

Богомолов, приглашая Кучкову, как будто в первую очередь задумывается об имманентности черт актрисы. И он же «всматривается» в ее лицо, позволяя себе долгие крупные планы на видеопроекции или выводя Кучкову на авансцену для монолога. И пока — сколько ни смотри — загадку ее мимики не разгадать. Это как на небо смотреть: облака все время движутся, то сгущаются, то в читаемые образы складываются, то солнце выйдет и начнет припекать. Хочется наблюдать. За новой главной ролью, например.

Январь 2020 г.