Международная ассоциация «Опера-Европа» проводит свои заседания два раза в год в разных городах и странах, с большим или меньшим количеством приглашенных (помимо действительных членов ассоциации). На этот раз в вечно весеннем Париже собрался особенно представительный форум, созданный усилиями целого ряда организаций на базе современного центра оперного искусства — Гранд Опера. Жерар Мортье, возглавляющий Национальную парижскую оперу, принимал около семисот человек из многих стран мира для обсуждения насущных проблем любимого искусства. И именно по инициативе Жерара Мортье, который присутствовал в московском Большом театре на премьере «Евгения Онегина» Дмитрия Чернякова и участвовал в специально организованном тогда международном симпозиуме по проблемам постановки классики, на парижскую встречу была приглашена как никогда многочисленная группа наших соотечественников. Директора, художественные руководители, режиссеры, театральные педагоги российских городов от Хабаровска до Якутска и Сыктывкара, от Новосибирска, Екатеринбурга, Перми до Ижевска, Ростова, Краснодара и Владикавказа (плюс, конечно, Петербург и Москва) с немалым для общего дела толком провели время на конференции и в театральных залах. Таким образом, усилия, потраченные на организацию первой, московской и теперь парижской встречи, предпринятые Кабинетом музыкальных театров СТД РФ в лице Алексея Садовского, не пропали зря. Во-первых, русская делегация действительно оказалась в несколько привилегированном положении — Жерар Мортье посвятил ей целый день до начала общих заседаний. Технический директор Гранд Опера и его заместители, под началом которых в двух зданиях («Гарнье» и «Бастий») работают более тысячи человек, два часа вели экскурсию по «Опера Бастий». Показали устройство сцены, карманов, репетиционных площадок, помещений на шесть этажей вниз, где расположены цеха, мастерские, хранилища; рассказали о параметрах сцены и ее великих технических возможностях. Затем присоединился господин Мортье, у которого целый ряд предложений по сотрудничеству с российскими театрами — от копродукции до безвозмездной передачи костюмов и декораций чуть ли не восьмидесяти спектаклей (о механизме осуществления подобной акции еще предстоит договариваться особо и конкретно). Первый день закончился приемом в круглой обзорной башне «Опера Бастий».

Конференцию «Европейские дни оперы», посвященную четырехсотлетнему юбилею этого вида искусства, торжественно открыл министр культуры Франции Рено Доннедье. Затем, как бывает на больших международных форумах, пошли своим чередом сначала общие, затем пленарные заседания.

Основные проблемы, которые обсуждались, были связаны с возможно более широким привлечением самой разнообразной, и особенно молодой, публики в оперные залы. Над этим бились не только взрослые — работала молодежная секция конференции (была проанализирована карта европейской аудитории). Много внимания уделялось проблеме оперы и современным технологиям, вопросам интерактивного общения с аудиторией, волновало будущее оперы на телевидении, в интернете. Своим опытом распространения оперы делились руководители крупнейших театров мира (например, Питер Гелб — генеральный менеджер «Метрополитен-опера»); опытом создания оперы — композиторы Кайа Саарьяхо (Финляндия) и Питер Йетвес (Венгрия), опытом постановок — Грэм Вик и Дэвид Паунтни. Перечислить все встречи и обсуждения невозможно, как невозможно было на всех присутствовать — пять заседаний шли в разных помещениях «Опера Бастий» одновременно. Список именитых участников — композиторов, дирижеров, интендантов, режиссеров, организаторов театрального процесса — занял бы не одну страницу. Подобные обсуждения только разогревают интерес к искусству, которое лидирует в Европе.

«Аполлон Мусагет». Сцена из спектакля. Гранд-Опера.
Фото Л. Филиппа

Вечерами удалось посмотреть: балеты в «Опера Гарнье», объединенные именами хореографов — Баланчин, Браун, Форсайт, «Дневник исчезнувшего» Яначека и «Замок Синей Бороды» Бартока. И в последний день конференции — последний в этом сезоне показ «Дон Жуана» в постановке Михаэля Ханеке. Прощаясь с Парижем, грех было не посетить кабаре — театр Фоли Бержер, где шел одноименный мюзикл.

Особый трепет вызвало посещение старого здания Гранд Опера — того, что носит имя своего архитектора — Гарнье. Это тяжелое барочное сооружение поражает размерами и внутренним убранством, не оставляющим и миллиметра площади пола и стен не использованным под скульптуру, украшения, завитки, резьбу, зеркала. К тому же в этом грандиозном олицетворении излишества водятся привидения, потому как под котлованом здания якобы плещется озеро, а подземелья протянулись на километры. Знаменитый «Фантом оперы» родом из здания Гарнье. Этой легендой воспользовались приглашенные Жераром Мортье постановщики опер Яначека и Бартока. А позвал он знаменитую испанскую группу La Fura dels Baus, знакомую ему еще по работе на Зальцбургском фестивале над «Осуждением Фауста» Берлиоза в 1999 году.

Б. Монзон (Юдит), У. Уайт (Синяя Борода). «Замок Синей Бороды». «Опера Гарнье».
Фото из архива театра

М. Кениг в спектакле «Дневник исчезнувшего». «Опера Гарнье».
Фото из архива театра

Алекс Олле и Карлос Падрисса, составляющие эту группу, объединили два сюжета — «Дневник исчезнувшего» и «Замок герцога Синяя Борода» — в один спектакль, идущий без перерыва. Погрузили огромную сцену в полную тьму и дали волю призракам и фантомам. В первой части на сцене в луче света возникает из люка голова мужчины (Михаэль Кениг), который в длинном монологе повествует о своей влюбленности в цыганку. Потом появляется сама возлюбленная (никак цыганку не напоминающая — у Ханы Минутилло фигура модели, которая только выигрывает от мини-юбок и мини-блузок). Третий участник действа, или, точнее, участники, — балетная группа, изображающая нечто вроде земной извивающейся плазмы. По мере того как герой все поднимается и поднимается из подземелья (сначала видны шея, плечи, торс, наконец, он выползает весь), плазма сжимается вокруг отверстия, будто стремясь заполнить образовавшуюся полость. И исчезает герой не в плоти земли, не в театральном люке, а буквально в воздухе: поднялся, встал на ноги и растворился вместе со своей избранницей. Будто вытащила она его из тверди в разреженное воздушное пространство и увела в ночь, в бесконечность.

Эта бесконечность через минуту обернется ночными же интерьерами самого здания Гарнье, превратившегося в Замок Синей Бороды. Будет множиться в видеопроекциях парадная лестница с белой женской фигуркой на ней — одна лестница, другая, третья, истаивая, сменят друг друга. Понятно, что это техника и умелые подсветки, которые позволяют ощутить: зритель находится внутри вибрирующего духами пространства. Мы в здании, целиком превращенном в игровое поле, — это лестницы, ступеней которых мы иногда не видим, темные комнаты где-то наверху, ближе к колосникам, и темная спальня уже на авансцене, где из недр большой кровати протягивают свои руки (извивающиеся змеями) жены Синей Бороды. Таинственно, зловеще, нервно разворачивается история хозяина дома и его жены Юдит. Она и другие жены, похожие как две капли воды, и есть белые духи — призраки, светящиеся во тьме, они единственно заметны, потому как сам хозяин — Герцог — с тьмой слит (нет никакой случайности в том, что роль отдана темнокожему исполнителю — Уилларду Уайту). Замок с потайными дверями — само здание Гарнье — эта идея, казалось такая простая, пошла на пользу спектаклю как художественно содержательная.

П. Маттей (Дон Жуан), Л. Пизарони (Лепорелло). «Дон Жуан». «Опера Бастий».
Фото из архива театра

«Дон Жуан» кинорежиссера Михаэля Ханеке наделал много шума год назад и в этом сезоне вопреки недовольству меломанов был возобновлен (только уже на современной сцене Гранд-опера — «Опера Бастий»). Вид светящихся небоскребов, водруженных на гигантские подмостки, здесь явно более уместен, нежели в золотых витиеватых массивах Гарнье. Время действия — сегодня. Площадка возле лифтов современного многоэтажного офиса — место действия. Дон Жуан и Лепорелло — служащие одной из фирм, что-то вроде руководителей среднего звена. Не рядовые. Это подчеркнуто, потому что рядовые — массовка в униформе уборщиков и уборщиц — им противостоят. Причем этот конфликт явлен в спектакле как главный и словно взят непосредственно с улиц современного Парижа: в день показа началась забастовка осветителей, и спектакль шел с дежурным светом. А после спектакля довелось увидеть самую настоящую драку коренного населения с некоренным, попытки полиции разнузданную толпу усмирить были безуспешными. Происходило это прямо на площади, образовавшейся вместо снесенной Бастилии. Будто финал спектакля вылился из театра в жизнь, хотя на сцене толпа безобиднее: в масках Микки Маусов они хозяйничали в офисе Дон Жуана, а потом просто выкинули его из окна этажа этак с пятидесятого. И Командор, которого возили в инвалидном кресле, был тут вовсе ни при чем. Все герои театрального действа равно не вызывали симпатии, и менее всех приятен оказывался Дон Жуан (Петер Маттей), готовый вкушать как женские, так и мужские прелести быстро, на ходу и без разбора. Правда, метался он в поисках удовольствий как-то уж слишком лихорадочно и нервно, словно скрываясь скорее от себя, нежели от брошенных им женщин. А то, что и ему требовалось душевное тепло, стало ясно лишь на миг, когда он вдруг закутался в брошенное Эльвирой пальто… Это случилось неожиданно и тронуло едва ли не до слез…

За дирижерским пультом стоял известный в Петербурге по работе в Мариинском театре Михаэль Гюттлер, но соединить вихревые темпы оркестра и солистов ему удавалось далеко не всегда, и расхождения были слышны даже непосвященным…

Быть в Париже и не посетить кабаре — значит не почувствовать атмосферы парижской жизни. Правда, в «Мулен Руж» сходу не попасть, надо думать о билетах заранее. Чуть проще оказаться в «Фоли Бержер», где все дышит прошлым, виденным в старых французских фильмах и вообще где-то виденным, может, в собственных фантазиях о Париже. В любом случае все так, как себе и представляешь, — столики с лампами-абажурами, изящные стульчики, ярко освещенная сцена, поднимающаяся ярусами вверх, игривые официанты, предлагающие пиво, вино, орешки…

И высококлассный спектакль, будто здесь родившийся, а вовсе не на Бродвее, — мюзикл Дж. Кандера «Кабаре». Сыгран и поставлен так, чтобы зритель находился внутри событий. В выразительности подачи персонажей, в песнях и танцах, в одеждах — предельная раскованность, рискованная. Но и предельная театральность, нигде не переступающая грань вкуса. Шик и шарм можно почувствовать и здесь, хотя сюжет к этому не предрасположен. Шик и шарм в умении играть вульгарность, например, оставаясь в рамках искусства. И лирику играть трепетно, а не слащаво, и драму искренне… Вы сидите за столиками впритирку к соседям, едите сухарики и пьете вино, актеры ходят мимо вас, включаясь и выключаясь из действия, а захвачены все одинаково. Здесь царит непринужденность правил игры, от которой все получают удовольствие. А новичок сразу становится своим — парижанином…

Март 2007 г.