М. П. Мусоргский. «Борис Годунов». «Санктъ-Петербургъ Опера».
Дирижер Вадим Афанасьев, режиссер Юрий Александров, художник Иван Совлачков

Сцена из спектакля.
Фото В. Швеца

Е. Кудрявцева (Ксения), С. Белоусов (Борис), К. Феляуэр (Царевич Феодор).
Фото В. Швеца

Текст на афише предупреждает, что опера «Борис Годунов» в этот вечер предстанет как «версия соучастника». И хотя дальше приписано — «на музыку Модеста Мусоргского», спектакль подан уже на уровне программки как авторский. Музыку сценического текста здесь рождает режиссер. Юрий Александров предлагает свой взгляд на политические события недавней российской истории. Символический образ пелевинской «Желтой стрелы» — мчащийся без остановок поезд — Александров (с помощью художника Ивана Совлачкова) уверенно использует в качестве условного «сценарно-режиссерского» хода. Поезд российской истории несется вперед, сойти с него невозможно, и все пассажиры здесь — участники событий. Камерная сцена театра «Санктъ-Петербургъ Опера» не дает возможности постановки массовых эпизодов, без которых опера «Борис Годунов» кажется немыслимой. Только не в данном случае. Режиссер заменяет активно действующую народную массу группой колоритных маргиналов, буквально списанных с обитателей рынков, вокзалов и улиц постперестроечной России. Соответственно, акценты сделаны на мелкие детали, ставка — на узнаваемость быта российских девяностых, так что у зрителей не остается сомнений по поводу времени и места действия.

Сцена поделена по горизонтали на две половины: наверху — что-то вроде вестибюля метрополитена, внизу — условный вагон поезда, в котором серая масса людей напряженно ожидает хлеба и зрелищ. Хоровую сцену «На кого ты нас покидаешь?» начинает запевать солистка, намеренно изломанным, визгливым, неприятным голосом. Этот неожиданный прием переинтонирования привычно благостной, как казалось до сих пор, темы характеризует народ не в самом выгодном свете (дирижер Вадим Афанасьев выступает как соавтор режиссерской интерпретации). Лицемерная народная масса — точно не положительный герой спектакля. Вместо венчания на царство Бориса — процедура выборов, с красной урной для голосования, активно «проглатывающей» избирательные листы. После исполнения формального гражданского долга многострадальный народ получает долгожданный ящик водки.

В. Калюжный (Варлаам), Д. Стефанов (Мисаил).
Фото В. Швеца

Главный герой оперы Борис Годунов представлен в спектакле страдальцем-алкоголиком, достойным своего народа. Бориса окружают политические интриганы во главе с Пименом, не случайно рассказывающим Гришке Отрепьеву историю об убиенном царевиче. Переворот уже намечен, поезд набирает ход, впереди — таможня. Режиссер ставит эпизод на Литовской границе грубо и провокационно. В купе вагона появляются пассажиры: Шинкарка-челночница с турецкой клетчатой сумкой, набитой тряпками, рок-музыканты Варлаам и Мисаил в коже и банданах и Гришка Отрепьев, пока еще в скромно-неприметном прикиде. Оказавшись в тесном пространстве купе с тремя мужиками, Шинкарка, пользуясь случаем, поочередно предлагает себя — «монахам» и Григорию. После сексуальных утех Варлаам и Мисаил исполняют на электрогитарах, в стиле рок, песню «Как во городе было во Казани». Неожиданно появившиеся бандиты-таможенники вымогают у Шинкарки деньги и зверски избивают Отрепьева.

В жестких условиях российской действительности политические интриги Пимена стремительно воплощаются в действие. Версию убийства царевича он рассказывает с наглой улыбкой, бесцеремонно лжесвидетельствуя против страдающего паранойей царя-алкоголика. Борис не умирает в финале спектакля — его просто высаживают с поезда. Оставшись на перроне один с детьми, Борис трогательно обнимает Федора и Ксению, а поезд российской истории несется дальше. Без остановок.

Несмотря на некоторую прямолинейность, такая режиссура не лишена ассоциативности. Александрову удалось завязать осмысленный и вполне содержательный сценический диалог с оперой Мусоргского. Отсутствие положительных героев в «версии соучастника» заставляет о многом задуматься. Как тут не вспомнить Бориса Асафьева, назвавшего Мусоргского великим драматургом, глубоко и точно разгадавшим момент, когда люди, изображающие на сцене быт, превращаются в судей самих себя, в голос истории…

Июль 2007 г.