Клим. «Активная сторона бесконечности». Клим. «Я… Она… Не Я и Я…». Театр «Особняк».
Режиссер Алексей Янковский

Оба спектакля — «АСБ» и «Я… Она… Не Я и Я…» — наполнены чувственной энергией. В сочетании с медитативным началом это дает потрясающий эффект.

Два опыта Алексея Янковского и актеров Александра Лыкова и Дмитрия Поднозова свидетельствуют о поиске театром новой естественности — поэтому они не боятся откровенного любительства на сцене.

Янковский считается учеником Клима, и родство их очевидно. Только там, где у Клима была всепоглощающая пауза, у Янковского — много слов. Несмотря на обилие текста, театр, который мы видим, — вневербальный театр. Актер — в «Я… Она…» это особенно явно — произносит громадное количество текста на большой скорости, с невероятной энергией и почти на одном дыхании. Он — а вслед за ним и мы — перестаем акцентировать что-либо конкретное из этого текста, и тогда сами собой в сознании остаются главные мотивы, волнующие автора пьесы Клима и, очевидно, создателей спектакля. В потоке написанных, а потом произнесенных на сцене слов есть несомненная притягательность. Текст воздействует трагическим пафосом художника и человека. Но еще больше воздействует своей пластикой: слушая его, забываешь, что слово было написано, зато ощущаешь его физический вес и форму.

Д. Поднозов, А. Лыков. «АСБ».
Фото А. Жукова

Янковский — Лыков — Поднозов демонстрируют близость театральной (а значит, и жизненной) философии Клима. В проектах давнего ученика Анатолия Васильева главное осуществлялось помимо очевидного, в отсутствие конкретного. Главное приходило и существовало во времени и пространстве незаметно, почти невидимо. Это и было погружение в само событие. Так и здесь — наговаривается слишком много слов, совершаются «нелепые» и «некрасивые» движения, чтобы в этом потоке, среди случайного и антивизионерского, осуществить выход в иные миры. Одна из книг Кастанеды — известного знатока способов открывать источники энергии — так и называется «Дверь в иные миры».

Главное совершается в отсутствие. Необязательно герою присутствие женщины, чтобы дать исчерпывающую характеристику отношениям полов. Необязательно присутствие «другого» — для разговора с вечностью (об этом — пьеса), хватает себя.

А. Лыков, Д. Поднозов. «АСБ».
Фото А. Жукова

В «АСБ» их двое — есть товарищ, он же враг, он же учитель, Дон Хуан. Его появление дает возможность диалога. И все же реплики рассчитаны на «вечность», а не друг на друга. Два потока агрессивной энергии стремятся за пределы собственного сознания. Эта попытка — реальный опыт театра, сопоставимый как с опытами Клима («вхождение в зону самого события, а не его толкование»), так и с опытами героя книг Кастанеды («выход из обычного состояния сознания»).

Любительство — способ научиться пользоваться скрытыми в себе и в театре возможностями («мир огромный, а мы живем на пятачке!»), кажущаяся беспредельность в выборе средств, результат труда и полной самоотдачи. Если актеру удается найти свою «точку», его сила не иссякнет. Это и происходит на сцене «Особняка».

Догадываюсь о природе этой притягательной для зрителей силы: вам объясняют, как достичь состояния, свойственного любителям марихуаны и Кастанеды. Трава и Кастанеда — кратчайшие из путей к обретению гармонии. Ты с готовностью «ведешься», поддаваясь мощной энергетике актеров, переступаешь через разделительную черту, открываешься, пропускаешь через себя текучую структуру, чтобы оказаться сопричастным «золотой сфере мгновения» (Клим).

Плакат к спектаклю

Температура горения актера высока, перепады эмоций велики — легко дойти до предела, за которым — призрачный ответ… «Но обратный переход, возвращение к обычному сознанию, был поистине потрясающим. Оказывается, я совершенно забыл, что я — человек! Меня охватила великая печаль, и я заплакал» (Кастанеда). До шарлатанства — один шаг, зато на целые мгновения ты превращаешься в очарованного странника, обретаешь иллюзию прорыва. В пьесе Клима, принимающей в расчет только время, сосредоточено все, что можно сказать — о любви, о женщине, о жизни, о бессмертии. Театр, по Климу, — это антропологическое исследование.

Не истеричное и не истошное исследование: хоть А.Лыков и кричит без конца, ты соглашаешься, что это единственный способ прочесть текст — выговорить его, попутно сделав речевое упражнение. Текст изобилует парадоксами — и парадоксален способ актерского существования. Монолог лиричен — и актеру это по вкусу. Он встает вместе с Климом у подножья безмолвной горы и кричит ей — вставай. «Переходим эту реку вброд». (Пафос гребенщиковской песни в самом деле близок проблематике обоих спектаклей-манифестов: в них есть стремление разбудить спящую энергию театра, сломать инерцию — несомненная и живая ценность.)

Герой обоих спектаклей находится в зоне «события» — он не интерпретирует его и не является проводником. Он открыт, разомкнут, не присваивает слова. Он их говорит — в активном залоге, пробуя на вкус, выплевывая и не надеясь, что кто-то услышит. Так реализуется климовская идея дистанции между чувственностью и медитацией. Актер, которого природа наградила исключительно наступательной энергией, на глазах становится «прозрачным сосудом для уловления Вселенной».

А. Лыков в спектакле «Я... Она... Не Я и Я...».
Фото А. Жукова

Тождественны актер и автор в одном — в том, с какой отчаянной силой произносят/пишут текст. Как если бы хотели сказать что-то напоследок. Когда не хватает речи — он танцует. «Танец» (его сопровождает привычно-брутальный Tom Waits) груб и красив — выплеск тела, отпустившего себя на свободу. Так и оба спектакля — в равной степени могут показаться бесформенными или абсолютно ясными, просто подразумевающими иную ясность.

Режиссер — по Климу — должен только создавать условия…

Д.Поднозов в «АСБ», заставляя нас ждать Его — того, кто вот-вот появится, который обещал прийти и без которого невозможно начать, — выполняет роль «режиссера», создающего условия бесхитростным образом. Чтобы начать — объясняет он публике, — надо дождаться одного очень важного человека. Не уточняет, что именно начать — спектакль, сеанс, опыт… Все противится, гость не идет. Тебя заставили почувствовать остановку во времени, ощутить его протяженность и качество. Театр — исследование не только антропологическое, но и опыт изучения временных структур.

«АСБ» и «Я… она…» — два проекта одной волны. Оба имеют отношение к театру невещественному и иной драматической природы — к Климу (если иметь в виду его прописные законы). Здесь явлена та же способность режиссера создавать из ничего иллюзию размытого, гулкого пространства. Та же сосредоточенность актеров и их способность существовать здесь и сейчас. Та же тоска по совершенству. Билет в одну сторону. One way ticket.

Февраль 2002 г.

Обе пьесы написал Клим, известный московский отшельник, театральный идеалист, сочиняющий свой «магический театр» как особое пространство для игры снов — чаще, увы, в тех же снах и разговорах, пробах и мечтах, чем на сцене. Он давно «перекладывает» чужие слова на собственную музыку речи: ставя собственные спектакли, переписывал Шекспира, Моэма, Конгрива, О’Нила. Вот и на этот раз, вступив в диалог с двумя знаменитыми философами, Бубером и Кастанедой, Клим разбежался, оттолкнулся от их тем, вариаций — и написал сочинения, где бесстрашно разыграл сцены собственной внутренней жизни. Он дал артистам слова, настроения, темы, с которыми можно, если правильно ими распорядиться, сыграть свое заветное «быть или не быть». Если быть — то кем, каким и ради чего пребывать на сцене. Каковы твои взаимоотношения с твоим персонажем, партнером, с самим собой, своим искусством и душой, с не осуществившимся в тебе, с тем, что еще может осуществиться… Вот в чем сущность этой игры, если совсем просто и в нескольких словах, без космического тумана. Клим подарил артистам вместе с текстом свой голос, но самое главное — дал им шанс преодолеть видимые границы жизни, сделать это смыслом сценической игры. Они отработали этот шанс достойно: на маленькой сцене «Особняка», в темном зале, мы увидели двух артистов, намекнувших нам, что человек огромен, не просчитываем и свободен, — стоило вместе с ними спуститься в подвал!..

В «Активной стороне бесконечности» героев мучает вопрос: зачем здесь публика? Чего она от нас ждет? Зачем люди вообще ходят в театр?.. «Чтобы испытать свои чувства», — подсказывает им голос Клима. Два бродяги, два вечных «пасынка судьбы» (один — в рваной кожанке, другой — в каком-то ватнике), два партнера, два друга, два смертельных врага ведут тайную битву, энергетическую «перестрелку», яростно наступая друг на друга. Они говорят, будто не слыша один другого, на самом деле слыша обостренно и наперед. Их монологи, словно волны, наплывают друг на друга, заглушают, иногда они замолкают и мы слушаем напряженную тишину. Артист Лыков может взять паузу и молчать пять, семь, десять бесконечных минут сценического времени. Один простодушный зритель не выдержал: «Может, артист слова забыл?..» Артист не забыл. Артисты на наших глазах как бы вспоминают — не слова — себя, смысл своего появления на сцене, правила игры, которые могут открыть нечто большее, чем слова, сюжет, интригу и т.п. В их правилах произносить слова без интонирования, страстно, но при этом ровным тоном. Словно эти слова через тебя транслирует кто-то другой, Клим ли, Кастанеда, неважно, или Мировая душа, в которой есть и твоя частица, и только освободившись от искушения и суеты общеупотребительного театра, ты можешь в игре обнаружить «человеческое, слишком человеческое» в себе, очищенное от перьев и блесток привычного лицедейства, и понять: «Я… могу… говорить…», и сказать, наконец, как будто это не Клим для тебя написал, а у тебя здесь, сейчас, в этом темном подвале, при этих людях родилось… Что-нибудь про «горчичное зернышко мечты», или про «маленькое отверстие в сердце с игольное ушко», которое надо сделать окном и двигаться к свету… или про венчание в церкви с красивой женщиной и детей, которые будут у вас… А потом вдруг начать танцевать — странно, неистово, будто священнодействуя, погружаясь в себя, исполняя некий ритуал — и так, будто и не балетмейстер тебе это поставил (а балетмейстера, разумеется, никакого и не было), а какая-то неведомая сила тебя ведет, пусть кривыми-косыми, неправильными путями, но туда, где ты сам себе равен, и прекрасен, и свободен. Где ты очередной раз жив.