Софокл. «Эдип-царь». Театр «На Литейном».
Режиссер Андрей Прикотенко, художник Эмиль Капелюш Софокл. «Эдип-царь».
Иркутский академический драматический театр им. Охлопкова.
Постановка и сценография Артура Офенгейма

Обращение к трагедии — несомненный поступок для молодого режиссера.

Обращение к трагедии двух молодых режиссеров — это два поступка…

С небольшой разницей во времени и с большой — в пространстве (много тысяч километров) я увидела двух «Царей Эдипов», каждый из которых был практически дебютом. Артур Офенгейм поставил Софокла, дебютировав этим спектаклем в Иркутской драме. Андрей Прикотенко дебютировал Софоклом в Петербурге. Двух более несхожих режиссерских концепций, двух театров в пространстве одной отдельно взятой трагедии трудно было бы придумать.

«Эдип-царь» Андрея Прикотенко

Сцена из спектакля «Эдип-царь». Театр «На Литейном».
Фото Ю.Белинского

…это и спектакль трех его однокурсников по мастерской В.Фильштинского: Дж.ди Капуа (Эдип), К.Раппопорт (Иокаста) и Т.Бибича (он играет сразу несколько ролей, а все вместе, втроем, они становятся «античным» Хором).

Светлые камни на земле (из таких построен Парфенон), камни, свисающие с неба и заставляющие каждую минуту ждать «камнепада», как в «Макбете» Э.Някрошюса. Декорации Э.Капелюша и костюмы С.Граурогкайте делают спектакль изысканно живописным, стильным, визуально многомерным. В этом южном, жарком мире легко расположить фигуры в композициях с греческих ваз или фризов. Режиссер так и делает, и актеры, поначалу образующие как будто античный фриз, дальше оживают, начинают двигаться и фривольно разыгрывают комикс об Эдипе в современно-рэповой стилистике, соединяя длинным «фаллосом» животы «Эдипа» и «Иокасты», играя этой деталью на разные лады… Как будто смешались улица, на которой во время Дионисиев происходили фаллические шествия, и орхестра, где в эти же дни шли драматические представления.

Античная трагедия не знала «низа», сегодняшний театр не знает трагического «верха». Он знает «улицу».

Раскрашенный фигурный лекиф. V в. до н.э.

Античная трагедия возвышала человека над его собственной плотью, карая запретами и облегчая душу катарсисом. Мир Софоклова «Эдипа», кроме всего прочего, основывается на двух запретах, не утративших смысла по сей день: убийство отца и инцест. Христианское сознание, не детерминированное роком, осознающее свободу нравственного выбора, еще более расширительно осознало природу двух этих запретов, начертав в заповедях «Чти отца и мать своих», а в ранг смертных грехов возведя ВСЯКОЕ убийство.

В это же время мир не знает запретов. Что выбрать режиссеру?

С легкостью и, я бы сказала, с ловкостью необыкновенной, с фантазией и блеском спектакль А.Прикотенко минует все истинно трагические вопросы, устраивая из «Эдипа-царя» красивые, замысловатые, иронические, ритмически выверенные «Дионисии» — игры, озвученные балканскими распевами (иногда вдруг удачно, но недолго напоминающими русские плачи). Фаллический культ борется на территории этого «Царя Эдипа» с роком, человек не хочет трагедии, он радуется ошибкам богов, надеясь, что права жизни окажутся сильнее прав неба. Южно-несерьезный, хотя и усердно хмурящий брови Эдип (Дж.ди Капуа), словно сошедший с глянцевой обложки журнала «Лиза» (вариант «ХХL»), напоминает скорее Фавна или рядового сатира — рядом со сладостным геем Креоном, похожим на Диониса в золотом «лавровом» венке. С таким Эдипом спектакль почти сразу теряет центр и бодро шагает по пути все новых остроумных дивертисментов.

Старец Тиресий прикатывает в бочке, хотя он не Диоген. Посланец из Коринфа является, неся на спине огромную колонну (можно сразу догадаться — коринфского, а не дорического ордера). Он просто прикован к этой колонне. Как Прометей…

К.Раппопорт (Иокаста), Дж. ди Капуа (Эдип).
Фото Ю.Белинского

Думаю, в намерения режиссера входило смешение красок. Но трагедия заканчивается стебом, как и началась.

Единственной трагической героиней в «Эдипе» оказывается женщина. Уже не раз современные эстетики замечали, что с середины ХIХ века история и культура избрали трагической героиней именно женщину, констатировав несостоятельность мира мужского. Петербургский «Эдип» явно подтверждает это. Только в Ксении Раппопорт есть амбивалентность трагического и комедийного. Сквозь страстные плотские желания ее Иокасты и иронические экзерсисы на эту тему (вот, неудовлетворенная мужем, осатаневшая от его эротического бесчувствия, она затаскивает Эдипа в бочку для совершения акта, и дальше бочка покачивается недвусмысленным образом) — к середине спектакля все чаще проступает трагическая маска безмолвного крика. Туда, к небесам. Трагедия вступает в права. Но ненадолго. В финале действительно трагические вопли Иокасты ритмично переходят в репортерские интонации трех актеров, от лица «информационных агенств» сообщающих о происшедшей трагедии. А в пластическом эпилоге три персонажа образуют на жертвеннике живописную группу в стиле античных буколик: «Эдип» обнажает одну из грудей «Иокасты» и губами прикладывается к ее соску. На головы им сыпется «манка небесная». Плоть победила жизнь, чувственность, пусть и иронически поданная, бросает вызов богам. Камни, подвешенные наверху, напоминают недвижную бахрому.

«Трагедия успокаивает» — произносил когда-то Хор в «Антигоне» Ж.Ануя. Она не просто успокаивает теперь, она радует…

«Эдип-царь» Артура Офенгейма

Если, приехав на край света и придя в какой-нибудь театр, вы увидите чистое, простое, белое пространство с некоторыми абстрактными «геометрическими» деталями (кубами, призмами или шарами)…

Если в это пространство ритмически точно, сообразуясь с геометрией декорации, медленно войдут фигуры в черных, будто монашеских, одеждах и образуют выразительную композицию…

В.Ведерников (Эдип). «Эдип-царь». Иркутский театр драмы.
Фото А.Бызова

Если они замрут в статичных позах и через паузу начнут чисто и ясно подавать текст… —

знайте: этот спектакль поставил ученик Анатолия Васильева. Белый зал «Школы драматического искусства», «Плач Иеремиии», движение к Слову и увлечение некоей пратеатральной ритуальностью отличают Школу, раскиданную в разных географических пределах. По принципу Школы, «Эдип» Офенгейма можно было бы сопоставлять с другим эпическим полотном — «Чингисханом» Ц.Бальжанова, поставленным на другом берегу Байкала, в Улан-Удэ и увиденным мною буквально накануне (см. стр. 105)

Артур Офенгейм — актер, принятый на последний курс А.И.Кацмана и выпущенный В.М.Фильштинским (то есть разница с А.Прикотенко — в два выпуска Мастерской). Потом — режиссерская Школа Васильева, и вот — «Эдип».

Минимум эффектов. Герои выходят из Хора, снимая шапочки и надевая нагрудники. Возвращаются в хор, снова надевая шапочки. Белое пространство становится красно-черным в сцене гибели Иокасты (Н.Королева). Когда Эдип (В.Ведерников) выкалывает себе глаза, падает черное полотнище. Белое — красное — черное. Образная система скупа, но каждый визуальный образ строго соразмерен смыслу. У старца Тиресия (В.Венгер) под ногами — круги света, и только, но сразу ясна провидческая, неземная миссия его в трагедии. Выколовший себе глаза Эдип не виден — словами финала «звучит» его черный силуэт…

Кажется, впервые передо мной разворачивалась интрига: не абстрактные многословные монологи, обращенные к небесам, а почти детектив. Трагедия-расследование двигалась напряженными диалогами отчетливо, артикулированно, ясно, заставляя забыть знакомый сюжет и следить за гениальными поворотами Софокла, как за Агатой Кристи. В актерах (к упомянутым надо прибавить Н.Константинова, играющего Креонта) была та замечательная осмысленная простота, которая делает любой спектакль непровинциальным, будь он поставлен хоть на Северном полюсе…

Но главное — во всем был явный, продуманный смысл. «Эдип» Офенгейма — история о поиске истины теми, кто изначально слеп и истины не знает (финальное ослепление Эдипа — лишь материализация того состояния, в котором он пребывал всю жизнь). В том, что истину ищут слепые, и состоит истинный трагизм. Их. Наш. Разве мы не ищем истину в черном пространстве, полагая его белым? Или не радуемся подаркам жизни — обманкам судьбы, как радуются Эдип и Иокаста гибели царя Полипа (Эдип считал его отцом). Боги, как искренне и лучезарно они радуются, и мы вдруг вместе с ними!

«Трагедия успокаивает» — произносил когда-то Хор в «Антигоне» Ж.Ануя. Он мог бы сказать это и в «Эдипе» Иркутской драмы.

Прямая линия драматического расследования, примат смысла, аскетизм формы, отсутствие всяческой витиеватости и какого-либо украшательства. Лаконизм. Геометрия. Культ Слова.

Это «Эдип» А.Офенгейма. Его герои бледны и прямоволосы.

Витиеватая «барочная» стилистика, победа визуальности над словом (смешаны переводы разных эпох и стилей, да текст-то, собственно, и неважен), радость от увлекательной театральной затеи.

Это «Эдип» А.Прикотенко. Его герои загорелы и кудрявы.

Вот, собственно, и все. Два театра.

Март 2002 г.