А.Вампилов. «Старший сын». Театр им. Ленсовета.
Режиссер Юрий Бутусов

Любовь к искусству — это не для того, кто хочет быть счастливым (А.Вампилов. Записные книжки).

Сцена из спектакля.
Фото Э. Зинатуллина

Но пока спектакль учебный, студенческий, им движет как раз любовь к искусству. Отправляясь на «Старшего сына», которого Ю.Бутусов поставил со студентами курса В.Пази, где он — второй педагог, я ожидала многого:

— что работа с молодыми даст Бутусову новое дыхание, иссякшее некоторое время назад в его работе с «поколением войцеков и сторожей», с его однокашниками, актерами-фильштинцами, теми, которые ушли в «менты»…

— что как режиссер он столкнется с совершенно другими задачами — задачами психологического театра…

«Старший сын» Ю.Бутусова настраивал и еще на один, отдельный, внефабульный сюжет. Двадцать пять лет назад на этой самой Малой сцене театра им. Ленсовета шел другой «Старший сын». Тот, которым входил в жизнь курс И.П.Владимирова, ставший Молодежным театром. Бусыгина играл Д.Кривцов (ау-у-у!), Сарафанова — О.Леваков, Нину — Л.Луппиан, Сильву — И.Булгаков (ау-у-у!), Макарскую — Т.Яковлева… Ну, и так далее.

Оказавшись в зале, первым делом я подумала: сейчас сыграют не только пьесу Вампилова, но и «пьесу жизни» — игру с «тем» театром, с тем временем. Сейчас повернется «магический кристалл» — и мы поймем, что такое старая пьеса Вампилова сегодня, какие вопросы можно задать ей, забыв о Сильве-Боярском и Сарафанове-Леонове в киноверсии и подчинив «исторический хронотоп» начала 60-х законам «нового времени». Время, вперед! Или — назад?

А оно стоит, это время. То есть его вообще нет. Играют как будто бы 1960-е, звучит текст про конец войны, в которой участвовал Сарафанов (а его играет юный студент), а этому тексту аккомпанирует музыка 1990-х, костюмы вообще современные, Нина — в кожаных штанах… И все это вместе — не диалог времен, а немыслимое количество допущений. В условия игры входит наше знание пьесы, времени, сюжета, мы должны мысленно адаптировать Вампилова к нуждам учебного спектакля, допустить априорное отсутствие всякой достоверности — и такой, и такой, и такой… А пьеса-то не «вневременной» «Войцек», она требует серьезных вопросов, подробного разговора, внутреннего движения. За вечер и ночь переламываются человеческие судьбы, люди пьют чай и водку, а наутро…

Д. Лысенков (Сарафонов), М. Костюшкина (Муза).
Фото Э. Зинатуллина

Создается впечатление, что Ю.Бутусов не задал замечательной пьесе ни одного вопроса. Просто — не задал. А пустил спектакль по накатанным рельсам (вот они, блестя, лежат на авансцене, по ним приходят на «свидание в предместье» Сильва и Бусыгин…).

Стилистика «Войцека». Как только действие тормозит — включаются музыка и пластика, и хорошо тренированные ребята лихо бегают туда-сюда, лазают по двухэтажной декорации…

Необходимый «перевертыш»: Бусыгин (А.Торковер) никакой не герой, а необаятельный, внутренне скукоженный очкарик…

Краски: Сарафанов (Д.Лысенков) бесконечно пьян, хотя и трогателен… Но главное — пьян. Если не сыграть возраст и драму — играют состояние. Нина — Л.Лаури, скажем, весь спектакль находится в состоянии кокетливой неподвижности… Хочет быть загадочной и волоокой.

Драматическое действие: отсутствует. От начала до конца с героями ничего не происходит. Вместо внутреннего движения — пластика, танцы, ритм.

— Хотелось зарыдать. Я не сделал этого, потому что врачи запретили мне рыдать (А.Вампилов. Записные книжки).

Март 2002 г.