IX Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль в Пскове и Пушкинских Горах (5-11 февраля 2002 г.)
В Пскове дышится легко. Здесь живут здоровые и спокойные люди. Так дышал и фестиваль.
Сама по себе идея «театра Пушкина», которую пропагандирует В.Рецептер вместе с Пушкинским театральным центром, актуальна для современного театра — подтверждают это нешуточные страсти лаборатории по поводу Пушкина и увиденных спектаклей. Пересказывать доклады и полемику именитых пушкинистов смысла нет, лучше публиковать целиком. Как и поступил Пушкинский центр, выпустив к фестивалю и к своему десятилетию книгу «Играем Пушкина» — в ней вся фестивальная история за 9 лет: имена, спектакли, события в диалогах и монологах. Целая жизнь.
Фестиваль состоялся. Режиссура его жизни такова, что сталкивает пушкинистов и практиков, «остроту зрения» первых — и талант вторых. На вкус ученых театр часто оказывается несостоятельным. Не зря с подвижническим пафосом они искали в театральных произведениях что-нибудь достойное Пушкина. А находили — дискредитацию «русской идеи», как в псковском спектакле «Россия! Встань и возвышайся!».
Немудрено, что после «датского» урожая «на фоне Пушкина» уже не снимается кино, не ставятся спектакли. Пушкинский фестиваль, неотъемлемая часть которого — лаборатория, специфичен. Здесь пытаются двигать русский театр в единственно верном, на взгляд присутствующих, направлении. Здесь объясняют, как надо понимать Пушкина, тем самым говоря современному театру — не проходите мимо! Те, кто видит в этом смысл — команда: Владимир Рецептер, Сергей Фомичев, Вячеслав Кошелев, Валентин Курбатов, Валентин Непомнящий, — ищут связь с реальным, живым театром. Показательный момент — камерную «Историю читательских заблуждений» Рецептер, волею случая оказавшийся «запасным игроком», вместо заболевшей Ларисы Малеванной, играл на большой сцене — а эффект диалога с залом остался. Частное подтверждение того, что лаборатория выходит на публику, двигается по направлению к театру, дает ему объем. И получает его от театра — присутствие здесь Петра Фоменко, многолетний диалог фестиваля с Анатолием Васильевым не случайны. Театр слышит «лабораторию», но не теряет самостоятельность.
«Самостоятельность» отстаивал только главный режиссер Псковской драмы, Вадим Радун, чьи эстетические приоритеты были явлены в спектакле «Россия! Встань и возвышайся!» по пушкинской «Полтаве» и представляли собой смесь лубочного русофильства с дурно понятым шоу.
Массовый госзаказ закончился, а по собственной воле ставить «наше все» решаются немногие. И совсем немногие делают шаг по направлению к Пушкину.
Южноосетинский «Пир» Тамерлана Дзудцова (Государственный театр им. Косты Хетагурова) — особая история. Ехали осетинцы долго, живут и работают (их честный энтузиазм тоже удивителен) у себя на родине нелегко, возможностей выхода на другие территории — минимум. В спектакле же было явлено странное несоответствие нутряной, «кавказской» эмоциональности и способа сценического существования. Мощные и несколько наивные — в смысле иллюстративности — режиссерские концепты, казалось, воплощены нетеатральными средствами с громадными затратами сил.
Зато спектакль Ольги Субботиной, недавней гитисовской выпускницы, поставленный ею в Пензенском областном театре драмы, был настоящим праздником. Смешной, живой, со вкусом к времени настоящему, а не прошлому. Сила обаяния заразительна — капустнические ляпы, номера на грани фола в пензенских «Маленьких трагедиях» не удручали, а веселили публику. Не знаю, кто их так «развел» — на то, чтобы чувствовать и уметь передавать собственную увлеченность текстом, но «развели» они и зрителей. Было в этом что-то не от пушкинского театра, на что пришлось закрыть глаза. Весело же.
Были и другие актеры — те, кто внутренним слухом услышали и заставили услышать зрителей пушкинский текст.
Среди них — Сергей Барковский, сыгравший в одиночку «Историю села Горюхина», спектакль изобретательный и остроумный (режиссер А.Андреев, художники — А.Алексеева, Н.Крутова). Здесь не один герой, а вереница персонажей, сменяющих друг друга с пластической виртуозностью. Сквозь «Горюхино» здесь просвечивают Гоголь и проч. С помощью нехитрого реквизита: шкаф и куклы деревянные, тряпичные — актер управляется с целым миром, творит еще и собственный. Впрочем, не случайно заметили и некоторую избыточность «Горюхина». Ртутной подвижности актера, его легкости и невероятной способности к мгновенной смене очередной маски — довольно, чтоб еще загромождать пространство излишними действиями, «штуками» в духе театра и вещественными иллюстрациями отдельных фрагментов текста.
Был Юрий Томошевский с короткой программой «Пушкин и другие». Читал «Графа Нулина», потом — по заказу публики — от Бродского до обэриутов и обратно. На Пушкине изящно «спотыкался», справляясь у просвещенного зрителя, пушкиниста, как там дальше… Все нечаянные импровизации Томошевского стоят одного замороченного выверта — так они легки, живописны, точны. Бесстрашие актера, в природе которого — откровенное, стихийное, но поверенное гармонией лицедейство, может вызывать только абсолютный восторг. И правильно. С благодарностью за воочию явленный порыв вдохновения.
Наконец — под занавес — были «фоменки» с открытой репетицией «Египетских ночей». Во-первых, сами по себе провоцируют на изначальный трепет. Во-вторых, действительно — очарование, а не спектакль. Вскинет руку Полина Кутепова — очарование, хмурит лоб Полина Агуреева, закатывает глаза, сверкая белками, Карен Бадалов — прелесть и только. Будем слушать, смотреть, хоть «Египетские ночи», хоть дни. Туманную историю про поэта-импровизатора и светскую компанию, пригласившую его, играют мило — с каждым словом, звуком, вздохом, наполняя дыханием жизни сценическое пространство, а вслед за ним — обживая и пространство текста. Текст звучит сквозь их интонации, сквозь их пристрастный взгляд, сквозь их личное пространство. Его присваивают себе с такой очаровательной свободой, что с легким сердцем следует только подчиниться.
А Петр Фоменко, оберегая питомцев от нескромно любопытной публичности, предупреждал: «Это только третья репетиция, спектакля еще нет…» Спектакль был, состоялся, и спасибо за то «фоменкам» и их учителю. Как был и фестиваль, было небо, в нем облака, были люди, хорошие и умные, были спектакли — разные, был, кажется, Пушкин.
Комментарии (0)