Поздним апрельским вечером 2001 года мы позвали в «Бродячую собаку» все курсы «кацманят» — учеников Аркадия Иосифовича Кацмана. Хотелось, чтобы они собрались все вместе и мы бы снова почувствовали «дорогую Моховую», чтобы для истории и просто так они вспомнили свои курсовые «зачины» и «кончины», байки и были. Чтобы, народные и заслуженные, они опять стали «кацманятами» и опять стало хорошо, как бывало на их учебных спектаклях.
Пришли не все, но многие.
Вспоминали учебный процесс, оказалось, что в памяти — к изумлению исполнителей — не повторявшиеся много лет курсовые песни («спетость» курса «Братьев и сестер», их расклад на голоса — это потрясало даже их самих, раскиданных давно по разным театрам). Мы публикуем только «избранные места»…
Иван Латышев и Борис Вишневский: Аркадий Иосифович, чтобы мы не опозорились, долго не выпускал нас на сцену. В какой-то момент, на втором или третьем курсе, мы сказали: «Ну дайте нам выступить, так хочется, просто сил нет». А он говорит: «Нет, ни в коем случае, вы еще ничего не умеете, поэтому нельзя. Капустник — это ужасно, это самодеятельность, не надо вам в этом принимать участие». Но мы умолили его посмотреть то, что мы сделали, и в результате он нас выпустил на поздравление первокурсников. Первым выходил Боря Вишневский и начинал:
Мы впервые в этом зале повстречались наконец
Не по поводу собранья комсомольского понятно.
А мы пришли поздравить вас,
А мы и сами в первый раз…
Вам это полезно, нам это приятно.
Оглянуться не успели, а полгода уже нет.
Поучиться вы успели уже в нашем институте.
Ну, как вам по ночам не спать,
а после раненько вставать,
И спины пряменько держать,
с воображаемым играть,
При этом ничего не жрать,
потом зверей изображать,
Ну а кому-то рисовать, на калькуляторе считать,
на нас рецензии писать,
На нас рецензии писать, на калькуляторе считать,
ну а кому-то рисовать,
Потом зверей изображать
и спины пряменько держать,
При этом ничего не жрать?
Ну, как вам по ночам не спать? Вам не надоело?
Нам — не надоело.
Нам не на-до-е-ло!
Иван Латышев: А.И. нам сказал: «Ребята, на каждый предмет на каждом экзамене должен быть свой зачин». Первый экзамен — экзамен по танцу. Мы стояли все такие красивые: мальчики в спущенных лосинах, девочки тоже, у всех разномастные тапочки — в общем, красоты неописуемой. Мы все стояли по какой-то страшной позиции и пели такую песню:
Что вы смотрите на нас так внимательно?
Нас и так уже трясет основательно.
В голове смешалось все, вот беда.
Но не зря пришли сюда.
Танцевать актеру надо обязательно,
Так решили для себя окончательно,
Жаль, что танец на неделе только раз…
Не судите строго нас.
Дальше — поклончики, и начинался экзамен. Тут мы поняли, что песня очень хорошая. И следующий экзамен, допустим, по политэкономии, начинался так:
Что вы смотрите на нас так внимательно?
Нас и так уже трясет основательно.
В голове смешалось все, вот беда.
Но не зря пришли сюда.
Политэк актеру нужен обязательно,
Так решили для себя окончательно,
Жаль, предмет ваш на неделе только раз…
Не судите строго нас.
И с этой песней мы проходили все экзамены…
Владимир Глазков: Репетировали сцену из «Карамазовых» — «В Мокром». Петр Семак играл Митю, Таня Рассказова — Грушеньку. Прошел прогон. Лев Абрамович выходит показывать что-то и говорит: «Таня, когда вы увидели его, вы как-то, вы… понимаете, перед тем, как упасть на постель (а там широкая постель во всю сцену была), вы как-то так вот косой тряхнули (Додин показал, как он косой тряхнул) и потом уже посмотрели так призывно-призывно. А потом ложитесь (Додин ложится на кровать), а взгляда с него не убираете…»
И тут А.И. говорит: «Петя, Петя, она на вас смотрит, вы на нее ложитесь…» И тут он взбирается на Додина, и Додин консультирует Рассказову из-под Кацмана… Слезы текли ручьем, курс просто лег, потому что торчащие ноги Додина, сверху Кацман, насилующий Льва Абрамыча, и объяснения, параллельные тому, что происходит…
Петр Семак: Идет репетиция «Братьев Карамазовых». Три дня я вбегаю с лестницы в пятьдесят метров. Я вбегаю, руки в крови, я только что убил Григория — слугу. Влетаю: «Где она? Где она?» А.И.: «Стоп-стоп, Петя. Я не верю. Я не верю. Петя, кто кричит „Где она?“? Нужно вбегать и кричать: „Где она? Где? Где?“» И так три дня. Три дня я вбегаю, в крови, я только вбегаю — «Стоп, стоп, Петя, это невозможно, это антипрофессионализм, Петя, ну я не знаю… Нужно менять профессию, Петя». Потом мы доходим до места, когда Ляйлеките-Феня от меня убегает, и, наконец, до того места, когда я ее, Феню, душу. Вот я ее душу. «Стоп-стоп, Петя, кто так душит, кто так душит? Так не душат, Петя. Я не знаю, вы преступник, Петя, вы бы потренировались». Я уже и так ее душу, и так, в общем Регина Лялейките не выдерживает и говорит: «Петя, придуши меня уже по-настоящему». — «Ты с ума сошла что ли? Представь, я прижму тебя. И что будет?» — «Петя, души меня по-настоящему, лишь бы это все куда-нибудь сдвинулось. Потому что третий день одно и то же…». Я влетаю: «Где она?» — и душу. Все, ты хотела, Дездемона… Ляйлеките делает так: «Эк…» — и откидывается. И все. Я, не теряя зерна роли (помню, что ее зовут Феня), говорю: «Феня, Феня…». Анька Назарова, которая играла три дня старуху в платке, шепчет: «Водой ее!» Там был таз с водой, мы ее — водой, приводим в чувство. Регина приходит в себя, открывает глаза… Видит. Входит в образ: «Он уехал, уехал!!!» И сцена играется дальше. После этого А.И. говорит: «Петя. Я вот все равно хочу вам сказать. Вбегали опять фальшиво. Единственный момент — когда вы ее душили — я поверил. Я поверил».
И.Латышев:
Я спросил у Кацмана:
Где моя профессия?
Ты же сам учил меня,
Ты ее мне дал.
Я спросил у Кацмана:
Где моя профессия?
Был бы жив Аркадий Иосич,
Он бы мне сказал.
Я спросил у Додина:
Где моя профессия?
Додин не ответил мне,
Стал меня пытать.
Я спросил Андреева,
Где моя профессия?
Андреев запил горькую,
Стал бороду чесать…
Брук ты мой единственный,
Где моя профессия?
Ты скажи, где скрылася.
Питер, где она?
Брук сказал единственный,
Брук ответил искренно:
«Была тебе профессия,
Была тебе профессия,
Была тебе профессия,
Была, браток, была».
На последнем курсе в спектакле «Двадцать нас» это была заключительная песня. Этой песней курс прощался с институтом:
Едва успели начать, а уж близится все к завершенью.
Нам осталось немного, а сколько нам надо успеть.
На алтарь принесем свои боли, желанья, сомненья,
О чужой чтобы боли рассказывать право иметь.
Что же, солнца глотнули и с богом начнем очень просто:
Позабудем покой, пусть во сне даже снятся бои.
Потому что должны отыскать мы заветный тот остров,
А иначе зачем паруса поднимаем свои.
На дорогу присядем, все вспомнится, все позабудется,
Пронесутся картины недолгих и яростных лет.
И поймем мы еще и опять: если хочется — сбудется,
Если веришь — дойдешь и еще, что без всех тебя нет.
На всю жизнь нам лавины и грозы судьбою заказаны,
Но мы вместе и рядом, поэтому не пропадем.
А прожить мы свое хоть немного должны и обязаны,
А иначе зачем на земле этой вечной живем.
Воспоминания уходили все дальше «в глубь веков» — к самому заветному…
Песня из «Братьев и сестер».
Сумрак ночной, там за рекой где-то Пекашино.
Путь наш туда, плещет вода под веслами нашими.
В этом пути как нам идти, чтоб не снесло течением,
Чтобы в песок ткнулся челнок — надо грести.
Кто это мы, что нужно нам в этом Пекашино?
Может, оно выдумано, может, подкрашено?
Дома, вдали мы б не смогли братьями стать и сестрами,
Ищем мы соль, ищем мы боль этой земли.
И когда — на пике вечера — пошли плясать, вспоминая учебных «Братьев и сестер», Елена Попова — Варвара, Александр Чабан — Мишка Пряслин и Сергей Власов — Егорша («Раз-два, люблю тебя, люблю тебя…»), а к ним, не выдержав, присоединился Петр Семак (следующий курс и Мишка Пряслин додинского спектакля), — вот это была драматургия, вот тут голова начала кружиться от непостижимого счастья причастности тому, давнему театральному счастью…
А потом уже все вместе мы пели-горланили апрельскими голосами:
Где твои 17 лет? Здесь, на Моховой.
Где твои 17 бед? Здесь, на Моховой.
Где сошелся клином свет? Здесь, на Моховой.
Где тебя сегодня нет? Здесь, на Моховой.
Помнишь ли, товарищ, этот дом?
Нет, не позабудешь ты о нем.
Куда нас ни забросит и куда ни попадешь —
Нет-нет, на Моховую забредешь… еще ты.
Где надеялся и ждал? Здесь, на Моховой!
А где ты веру обретал? Здесь, на Моховой!
Где искусства бог всегда? Здесь, на Моховой!
Не забудем никогда дом на Моховой!
Подготовили М. ДМИТРЕВСКАЯ и А. КАСУМОВА
Комментарии (0)