(Улан-Удэ — Иркутск — Братск)

Мы едем, едем, едем…

Мы летели в Улан-Удэ четырнадцать часов вместо восьми. «У нас великая страна, одна шестая света». Только здесь могут отменить рейс Красноярск — Улан-Удэ и, продержав три часа в красноярском «отстойнике» толпы людей с восьми рейсов, перетасовать расписание и загрузить вас сперва на Иркутск, а уж потом «приземлить» в «солнечной Бурятии». Хотелось только одного: чтобы никто кроме шофера не встречал и — в гостиницу, спать…

В аэропорту (такого не бывает!) стояла целая делегация: директора двух театров, Министерство культуры… Поначалу мы остолбенели от этой «номенклатурной красоты», но через две минуты, когда народный артист Михаил Елбонов, олицетворявший СТД Бурятии, кинулся обнимать нас, приговаривая: «Дорогая Моховая…», многое прояснилось. Нас встречали, как родных, потому что мы — из Ленинграда, потому что работаем в ЛГИТМиКе, где выучились три актерские бурятские студии и доучивается четвертая. Нигде и никогда за два дня не задавали столько вопросов (мы работали отдельным СМИ, отвечая — кто, что, где). Из глубин памяти вдруг всплывали имена давно потерянные — и оживали снова. Мы увозили из Улан-Удэ не только театральные впечатления, но уникальную человеческую привязанность многих людей к городу Ленинграду, в котором прошла их молодость, списки (просто реальные списки на листочках) с приветами педагогам и друзьям. В последний вечер в театре им.Х.Намсараева, расставаясь, мы пели «Дорогую Моховую» с теми, кого видели впервые…

В Бурятском театре мы смотрели «Чингисхана» (см. об этом статью на с. 105), в Русском театре им.Бестужева видели «Маленькие трагедии» в постановке главного режиссера Андрея Штейнера. Он выбрал три «драматических опыта» Пушкина и нашел предлагаемые обстоятельства, соединяющие разные истории. На площади пируют и веселятся жители города, охваченного чумой. Они поют, танцуют (заметим в скобках, что танцы немного напоминают современную дискотеку) и развлекают друг друга театральными представлениями. Горожане показывают «маленькие комедии» — о Скупом рыцаре и о Каменном госте. Манера игры — соответствующая, «площадная», буффонная. Актеры смешат публику, щедро раздаются пинки и зуботычины, скрещиваются бутафорские клинки. Все, однако, совершенно безобидно и понарошку. Барон, открывающий свои сундуки, выглядит добрым пенсионером на скамейке, который кормит с рук голубей (он рассыпает монетки, как крошки, — и это скупость?!). История о герое-любовнике Дон Гуане превращена в «альковный фарс». Донна Анна ожидает в гости полузнакомого гранда, набросив на полностью обнаженное тело пеньюар и нетерпеливо присев на край кровати… Обо всем, что «гибелью грозит», напоминает, пожалуй, только декорация (художник Вадим Бройко). На заднике изображено нечто напоминающее черную воронку, космические завихрения с всевидящим негаснущим оком в центре. Спектаклю, не без оригинальности задуманному, не всегда хватает вкуса, некоторые решения неопытные актеры просто «не тянут», сбиваются с выбранной манеры, не держат многослойную игру масками (это действительно трудная задача — сыграть средневекового горожанина, в свою очередь играющего персонажа, здесь нужна изощренная техника). Видны усилия сделать яркое зрелище, несмотря на то, что средств на постановочные расходы театру практически не выделяют. И не театр же винить за то, что бедность все-таки не скрыть!

Главной темой Русского театра в наших разговорах была стройка, вернее, необходимость нового здания для театра. Надо сказать, строительство новых театральных помещений — тема для Сибири не праздная. Уникально реконструирован Иркутский театр им.Охлопкова, в 2002 году надеется закончить ремонт нового здания Братский театр, работает над проектом директор театра им.Бестужева.

Театральные стройки

Из разговора с Петром Григорьевичем Степановым, директором Русского театра в Улан-Удэ:

— Здание Русского театра сгорело 5 февраля 1972 года, то есть 5 февраля 2002 — «черный юбилей». С 1974 года, после двухлетнего «таборного» периода, театр работает в Учебном театре Восточно-Сибирской Академии культуры. Думали — временно, а оказалось — на 28 лет. Конечно, здание обжили, театрализовали, сделали домом, у нас свой вход, мы хозяева, но технически очень трудно — здание, сцена не приспособлены для полноценного театра. Не хватает репетиционных залов, гримерных, помещений для технических цехов, для хранения костюмов и декораций. Нет как такового театрального фойе. Я принял руководство в тот момент, когда только шли разговоры о передаче театру здания кинотеатра «Дружба». Теперь мы получили здание, объявили конкурс на проект реконструкции, и сегодня уже полным ходом идет проектирование. Но проект стоит 12 миллионов, 2,5 — освоено. Все идет очень медленно. Денег катастрофически не хватает. В республике мы их, наверное, не найдем, а из федерального бюджета поступают маленькие суммы. Всего получено только 4,5 миллиона рублей, и один миллион обещает выделить мэр Улан-Удэ Геннадий Архипович Айдаев.

— А ведь еще придется строить?

— Сначала надо сделать проект. А потом будем двигаться в сторону высших эшелонов власти. Можно, кстати, вспомнить, как строилось здание Бурятского театра драмы при советской власти. 23 года! Стройка стояла, стояла, а потом вдруг закончили очень быстро благодаря тому, что директор театра попал на прием к Н.А.Косыгину (тогда за то, чтобы попасть на прием, денег не брали). Так что надежда у нас есть. Построить театр — дело моей жизни.

— Если деньги на проект театра будут выделяться с такой же скоростью, как они выделяются сейчас, вашей жизни, Петр Григорьевич, ведь не хватит.

— Конечно, заместитель министра культуры РФ, принимая меня, так и сказал с определенным скептицизмом: «До пенсии тебе только проект сделать». А если учесть, что строительство стоит 200 миллионов, то это как раз 200 лет. Но я верю в другое. В 2003 году мы должны завершить проектирование и начать строительство. Очень надеюсь, что в избирательной программе Президента нашей республики Леонида Васильевича Потапова обязательно будет строительство русского театра.

— То есть лет в 100 уложитесь?.. А как вас финансирует государство?

— Первое время своего руководства я хватался за голову: где брать, как зарабатывать? Потому что выделялось очень мало. Это был шок. Сейчас стали давать больше: на зарплату, на коммунальные услуги, немного на постановочные, немного на ремонт. Но мы и сами зарабатываем буквально на всем. На Новый год, например, сделали календарики с портретами наших артистов. Используем разные способы — аренда, спонсорство. Вы, вероятно, обратили внимание на табличку, что украшает двери театрального музея. Это список спонсоров. Огромный. Они помогают и по мелочам и по-крупному. За три года директорства я не купил для декораций ни одной доски (а на каждый спектакль идет по 8-10 кубов леса), я не платил за вагоны, когда мы выезжали на гастроли. Не сбылась только пока мечта сделать спектакль с генеральным спонсором.

— Сколько в среднем вы можете тратить на постановочные расходы одного спектакля? Точнее, сколько получается?

— В среднем около 40 тысяч рублей на постановку. Скажем, детская сказка — обходится в 15 тысяч рублей, большой спектакль — в 60 тысяч рублей. Самый дорогой — 100 тысяч рублей.

— Вы говорите, что город нетеатральный и только 8% билетов продается через кассу.

— На премьерные спектакли 30% идет через кассу. Здесь своя публика есть, но аншлагов хватает на пять-шесть спектаклей. Зато бенефисы, которые мы с Андреем Ивановичем придумали устраивать для наших артистов, всегда идут с аншлагами. Кстати сказать, бенефисы в нашем театре объявляются не в связи с какой-то датой, а как признание таланта артиста и как материальная поддержка. Это тот же спектакль, но зрители знают, что деньги пойдут артисту. Я выхожу после спектакля, чтобы вручить бенефицианту конверт, и испытываю огромное удовольствие оттого, что зал улыбается.

Директор Братского театра Рита Алексеевна Дроздова формулирует точно: «Город без театра — не город, а место проживания». Вот почему — энергичная, красивая, молодая, деятельная — несколько лет назад она отстояла театр в момент его закрытия и пришла работать в него директором, покинув Управление культуры. Оборудованный этаж в ДК, естественно, не устроил Дроздову. В январе 2002 г. мы ходили по стройке — бывшему кинотеатру, в котором уже построены сцена и ложи и предстоят только отделочные работы. Рита Алексеевна знает здесь каждый угол: от вывоза мусора до контроля за рабочими — все ее. Да еще надо вернуть несколько миллионов, выделенных на строительство, но «затерявшихся» где-то у начальства… Можно не сомневаться — найдет и вернет! И будут по центральной улице ходить в театр люди, которым давно некуда пойти. И будут бить фонтаны на Театральной площади и цвести клумбы. «Я знаю, город будет…» Солнечный, с идеальными магистралями, город ГЭС, алюминия и лесообработки внешне навевает воспоминания о городах советской мечты. Где нет депрессии и драматизма, где привыкли строить «от нуля».

Братский театр пока — маленький. Маленькая труппа, маленький зальчик, минимум постановочных возможностей. Главного режиссера пока нет, на постановки пробуют разных. Посвященная А.Эфросу, «Женитьба» Сергея Болдырева огорчила обилием «общих мест». Что привычно для Гоголя? Характерность и инфернальность. Вот они и были в наличии. Подпущенные в текст чертовщинка и наигрыш не страховали от скуки…

Зато неожиданно свежим и необычным оказался «Дядя Ваня. 100 лет спустя» В.Зверовщикова. По мрачной и безысходной чеховской пьесе поставлен неожиданно легкий воздушный спектакль, акварельный этюд. Найденный Зверовщиковым прием (мы смотрим будто бы не готовый спектакль, а репетицию) помог актерам войти в естественное радостное состояние игры, почувствовать себя свободно и немножко безответственно. Все начинается с распевки. Еще не дядя Ваня, а О.Кравзе — актер и режиссер, «ведущий репетицию», садится за пианино, актрисы поют… мексиканскую песенку! Глаза блестят, просветленные лица, вдохновленные мечтой о чем-то нездешнем, не из этой скучной северной жизни, — о том, что смутно слышится в красивых и непонятных испанских словах.

В спектакле много забавных моментов. Бородач Серебряков (Н. Гайдар) в потемках выбегает в шерстяных носках, завернувшись в плед, озирается и замирает в позе памятника. Вафля (Д. Герасимчик), здоровый детина с младенческим выражением лица, выходит на двор по нужде, видит этот «памятник», до смерти пугается… Марина (Т. Чернигова), еще не старая красивая женщина, уставшая от хлопот и забот о беспокойном семействе Войницких (да и убогий Вафля, как видно, у нее на руках), и Маман (О. Ленец) выходят покурить, пока никто не видит. Пианистка Елена Андреевна (И. Кузнецова) наигрывает «собачий вальс». Астров (Д. Евграфов), молодой человек в цветной рубашке, смотрит горло дяде Ване, проверяет ему пульс. И почему-то кажется, что Елена Андреевна и доктор смогут еще найти свое счастье, но вот Соне предназначено нести свой крест одиночества. Чтобы увидеть небо в алмазах, достаточно просто взглянуть в глаза Сони — Инессы Бычковой. Эта девушка, бесстрашная в любви и стойкая в горе, — душа спектакля.

А в голове по-прежнему вертится тот мексиканский мотив и звучат заморские беззаботные слова…

«Американские горки»

В пустом аэропорту объявляют: задержка самолета в Иркутск на сутки… Какие сутки! С утра нас уже ждут на спектакле в Иркутском ТЮЗе! Тем не менее — поезд давно ушел, автобус тоже… Вступаем в диалог с работниками аэропорта.

— Мы хотим сдать билет, нам нужны деньги, чтобы доехать до Иркутска.

— В кассе нет денег.

— А можно откуда-то позвонить?

— Да, вон там телефон-автомат. Звонить по карточкам.

— Где купить карточки?

— В ларьке, но он закрыт. Продавец будет послезавтра.

— А как же позвонить?

— По карточкам…

— А где их взять?

— В ларьке…

Русь, куда несешься ты?

Мы неслись 700 км на машине через бескрайнюю Сибирь всю ночь…

В последние годы Иркутскую драму вел директор, Анатолий Андреевич Стрельцов (см. беседу с ним в следующем номере), и этот отстроенный, уникально оснащенный два года назад театр, имея как будто все, не имел главного — главного режиссера, т.е. художественной программы.

Теперь главный есть. Молодой Артур Офенгейм, выпускник сперва А. Кацмана, а затем А.Васильева, поставил греческого «Эдипа-царя» (см. с. 28), «японские» спектакли «Город и самолет» и «Самоубийство влюбленных на острове небесных сетей», уже после нашего отъезда — библейский «Исход». Репертуар очевидно оригинальный, стильный… Сплюнем через левое плечо…

В отреставрированном под театр деревянном доме, в нескольких шагах от дома Волконских, театр-студия «Пилигримы» играл серьезный мюзикл (по сути — оперу) В.Соколова «Мания» — по «Запискам сумасшедшего», спектакль стильный и музыкально безукоризненный.

Но еще был ТЮЗ им.Вампилова, оставивший пока, увы, горькое ощущение.

Сначала — «Руслан и Людмила» в постановке В.Токарева.

…Желтые листья царскосельского парка, музыка Глюка. Так выглядит пролог спектакля. Тем неожиданнее — крестьяне, которые выходят непосредственно сразу после Глюка и исполняют хор из Глинки под руководством… Кота. Этот Кот ученый вместе с юным Александром Пушкиным станет потом сопровождать все действие, и рассказчиков, таким образом, окажется немыслимое количество: Финн, Наина, Пушкин, Кот…

Очевидно, театр хотел поставить наивно-волшебное, завораживающее детей зрелище. Вышел спектакль в эстетике конца 1940-х, с длинной, как у Черномора, бородой штампов. Его смотришь без раздражения, но с некоторым изумлением, кажется, что Иркутский ТЮЗ существует в некоем вакууме, не ведая, какое, граждане, у нас тысячелетье в детском театре…

«Лабиринты сновидений» местного драматурга А.Шманова, поставленные приглашенным режиссером С.Баранниковым, описывать не беремся. Четыре часа изматывающе претенциозных диалогов, в которых действуют якобы мифологические герои (само собой — Минотавр, Ариадна и пр.) и в то же время наши современники, погружали сознание в мрачные лабиринты неясных авторских намерений и столь же расплывчатых актерских воплощений. Заблудившись в спектакле в первые минуты, мы сопротивлялись, стремясь выйти, убежать из его болезненного поля, но — тщетно. Спектакль-вампир сделал свое черное дело, одна из нас физически заболела, потому что от плохого спектакля действительно можно заболеть. Высокая температура держалась на следующий день несколько часов и прошла сама собой так же, как появилась.

Как раз к самолету.

Мы летели из Иркутска, прощаясь с ним, в общем, не надолго. До мая, до самого «Сибирского транзита».

Продолжение следует.