«Три толстяка. Эпизод 7. Учитель»
БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Андрей Могучий, художник Александр Шишкин

В последней, но очевидно не финальной части «Трех толстяков», которую ждали с весны 2018-го, сюжет совершает по-настоящему неожиданный поворот — в его центр помещается персонаж, который в оригинальной сказке Юрия Олеши появляется единожды и очень коротко. Это доктор Туб. Здесь ему дали имя Иван Ильич и играет его замечательный Сергей Дрейден.

Сцена из спектакля. Фото С. Левшина

Спектакль начинается с метафорического пролога, в котором тонны песка засыпают милый домик, приветливо светящий окошками. Совсем недолго за ними можно было разглядеть семью — папа, мама и двое детей. Что это за семья, объяснят только в третьем акте. Однако про нее быстро забываешь, потому что на сцене сперва появляются Тибул (Виктор Княжев), почему-то уже без руки, а потом и без двух, и доктор Гаспар Арнери (Александр Ронис). А после исчезновения канатоходца в зыбучих песках — профессор Иван Ильич Туб. Первые два акта идет подготовка к акту третьему. Через философские рассуждения, смонтированные из фрагментов текстов Гурджиева, Пятигорского, Мамардашвили, Бартини, «Лекции об идиотизме» (то и другое — в исполнении Сергея Дрейдена), через внезапное признание Арнери в предательстве своего учителя, через демонстрацию поучительных эпизодов документалкиоб эксперименте Стэнли Милгрэма, который он впервые описал в 1963 году в статье «Подчинение: исследование поведения» (Behavioral Study of Obedience), через спорадические выходы пионеров-переростков — повествование подбирается к кульминации. До нее зал дружно всматривается в черную пустоту сцены за спинами Туба и Арнери, настолько плотную, неразреженную, густую, что очевидно — ничего жизнеспособного она породить не способна. Разве что пронырливых и агрессивных песчанок, в которых деградировали обаятельные мотыльки знаний из прежних частей «Толстяков», и безликих-безмолвных существ, на мгновения возникающих где-то вдалеке.

А дальше режиссер Могучий заходит на территорию, которую можно обозначить как пространство коллективной травмы и памяти о ней, выбирая для их репрезентации стратегию нарративного фетишизма и воспоминания-отыгрывания. Автор первого термина — культуролог Эрик Сантнер. Имеется в виду «конструирование и использование нарратива, сознательная или бессознательная цель которого состоит в том, чтобы стереть следы той травмы или утраты, которая, собственно, и дала жизнь этому нарративу»¹. Автором второго термина является американский историк Доминик ЛаКапра. Если рассказывать о катастрофе, произошедшей в прошлом, в дозах, которые возможно вынести, то наступает привыкание к реальности травмы. Но вместе с тем ликвидируются последствия этих событий и нивелируется необходимость в скорби².

А. Петров (Портрет). Фото С. Левшина

Для начала меняется роль героя Дрейдена. Теперь он уже не сварливый профессор, ругающийся со всеми, кто на глаза попадет, помыкающий учеником Гаспаром и весело распивающий водку, а свидетель трагических событий и рассказчик о них. Время действия из неопределенного становится конкретным — период сталинских репрессий. Довоенных или после — не столь важно. Важно, что будущий И. И. Туб, а тогда юный Ваня Тубин оказался очевидцем, участником и одним из творцов личной и семейной драмы. Именно его глазами показаны последующие события: его отца, инженера-авиаконструктора (Василий Реутов), арестовывают без объяснений, вскоре пропадает и мама (Нина Александрова). Остаются только дедушка (Дмитрий Воробьев), правда совсем ненадолго, и сестра Таня (Ольга Ванькова, игравшая Суок в первых двух частях). Детские сознание и фантазия создают гипертрофированных размеров обстановку; историю о чудесном спасении тараканища (Анатолий Петров в рыжем парике) сострадательным Ваней, в результате чего он «становится таким же большим, как папа», вытесняя и замещая, разумеется, реального отца. Мы видим огромный шкаф таракана с хранящимися в нем банками с человеческими сердцами; пионера, являющегося после реплики о каменном сердце…

Л. Ронис (Ваня), А. Петров (Таракан). Фото С. Левшина

В антракте театральность не замирает — актера Петрова из таракана перегримируют в Иосифа Сталина, постепенно переходя в третий акт. Одним из центральных его образов становится исполинской величины портрет отца народов и друга всех детей. Метафору про Сталина-людоеда Андрей Могучий реализует, так сказать, буквально: лицо «оживает» и принимается поглощать безропотных советских граждан. Классная руководительница (Ируте Венгалите) устраивает показательный суд над Таней, на котором друзья отрекаются от нее, требуя, чтоб и она отказалась от отца. Та же участь постигает и мальчика, но в отличие от сестры коллективного давления он не выдерживает. Лицо отца, которого «пытают» энкавэдэшники, после того как он снимает шлем скафандра, оказывается залито кровью. И так далее. Предлагая зрителю такое художественное решение, режиссер рассказывает историю, уже неоднократно артикулированную как в художественной и документальной литературе, так и в кинематографе и театре. Апелляция к уже знакомым сюжетам (это акцентируется в самом финале: на фото Сталина накладываются фото лиц детей, чьи родители объявлялись врагами народа) рождает еще одну историю, удобную для конвенционального понимания прошлого. Это означает, во-первых, мнимость движения в стратегии выработки языка, визуализирующего и вербализирующего травму. Во-вторых, используя в качестве стратегии припоминания вариант «осуждения-сострадания», спектакль формирует усеченную картину прошлого, в которой готовы слушать и слышать лишь отдельных участников событий. В итоге снова и снова возникает привычный тип меморизации, пережитое не наделяется новыми значениями, и вероятного прорыва посткатастрофических кругов и пузырей³, внутри которых мы продолжаем находиться, не происходит.

Февраль 2021 г.

1 Сантнер Э. История по ту сторону принципа наслаждения: размышление о репрезентации травмы // Травма: пункты. Сб. ст. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 392.
2 Подробнее см. об этом: Мороз О., Суверина Е. Trauma studies: История, репрезентация, свидетель // Новое литературное обозрение. 2014. № 1. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2014/1/trauma-studies-istoriya-reprezentacziya-svidetel.html (дата обращения 26.02.2021).
3 Подробнее см. об этом: Липовецкий М. Возвращение тритона: Советская катастрофа и постсоветский роман // Новое литературное обозрение. 2008. № 6. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2008/6/mark-lipoveczkij-8212-aleksandr-etkind-vozvrashhenie-tritona-sovetskaya-katastrofa-i-postsovetskij-roman.html (дата обращения 26.02.2021).