«Сектор Газа».
Театр «ЦЕХЪ» и Экспериментальная сцена Театра-фестиваля «Балтийский дом».
Режиссер Анатолий Праудин, художник Игорь Каневский

В этом году Анатолий Праудин завершил свою документальную трилогию. «Донецк. Вторая площадка», «Одиссея» и «Сектор Газа». Человек в экстремальных обстоятельствах — так была заявлена общая тема цикла.
Каждый раз вдвоем-втроем они (Праудин с актером и художником) отправлялись в экспедицию, привозя из нее творческую энергию. Как бы банально ни звучало это словосочетание, в данном случае оно совершенно конкретно: они привозили сильные впечатления, подлинность ощущений, психофизическую правду (ее следовало только не забыть в процессе репетиций), привозили «зеркало для героя» — характер, манеру и повадку. Затем выстраивалась строгая концептуальная форма (все-таки Праудин аналитик, а не фактурщик, концептуалист, а не репортер).
Эти документально-философские опыты Анатолия Праудина представляются мне наивысшей точкой документального театра в целом («Донецк», по крайней мере, и я писала об этом в № 86). Многие ценят в документальном театре скоропись и принципиальную необработанность материала, так сказать — черновики, не имеющие признака художественности. У Праудина не то: здесь абсолютная правда факта и фактуры, ценная, конечно, и сама по себе, становится осмысленной моделью жизни, мира, серьезным искусством, типаж — типом, характер — образом. При этом он не теряет той подлинности, которую диктует непосредственное тесное знакомство с «натурой».
«Экстремальными обстоятельствами» спланированных экспедиций жизнь распорядилась по-своему. Если в Донецке Праудину, художнику Игорю Каневскому и актеру Ивану Решетняку действительно выпала передовая, подозрения в диверсионных намерениях, угроза жизни, тяжелый зимний быт под обстрелами в полуразрушенном общежитии химзавода, если с актером СамАрта Алексеем Елхимовым они действительно попали в северный шторм, получили травмы, были высажены на берег и, судя по всему, не встретили нимфу Калипсо, а добирались до больницы и лечились, — то в Газу их с актером Виктором Бугаковым вообще не пустили (странно, что они изначально надеялись). И творцы коротали месяцы в кибуце на границе с войной. Там, конечно, слышна стрельба, но снаряды из Газы в этот кибуц никогда не попадали, так что экспедиция обернулась жизнью в раю. Солнце, фрукты, покой. Праудин стриг кустики, как Адам, Бугаков ухаживал за животными в маленьком самодельном зоопарке. В результате исследование действительности утратило экстремальность и выстроило трилогию в другую последовательность, придав ей круговую композицию: ад — путешествие — рай и бегство из него.
Так что же в раю? А в раю, в израильском раю оказывается Жека из Донецка: он выехал туда, чтобы теперь уже через Святую землю добраться к матери в Херсон. И весь «Сектор Газа» — это диалог болгарина Виктoра с Жекой, сидящим в заднем ряду. Вернее, монолог, обращенный к почти бессловесному Жеке. Что роднит двух этих людей? Любовь к Ани Лорак.
Если в «ад» Донецка мы попадали как во внетеатральную реальность, и Иван Решетняк сразу был Жекой-Жекой, безусловным и натуральным Жекой в каждом своем жесте, и борщ его тоже был натуральный, и картошка, и перловка, а театральную условность рядом с ним олицетворял молчаливый кот Персик — художник Игорь Каневский (они не пересекались в способе сценической жизни), то «Сектор Газа» начинается вполне условно: Виктор Бугаков в большой сетчатой клетке делает упражнения по сценической речи, разминается, повторяя Гомера. «…Покинув царский свой дом и весло корабельное взявши… в землю весло водрузи — ты окончил свое роковое, долгое странствие». В этот момент он актер Виктор Бугаков, готовящийся сыграть героя, окончившего свое роковое странствие по войне («Донецк») и морям («Одиссея»). И совершенно внезапно, надев на голову бандану, моментально и всецело он «вскакивает» в роль — как будто ныряет в приготовленную во второй реальности оболочку «другого». Безусловность перевоплощения поражает, и это при том, что на наших глазах Виктoр, начиная рабочий день, свинтит из всякого хлама условных животных, создаст неживой зоопарк: в нем будут и звери-птицы, и даже змея в закрытом ящике (как в раю без змия?). Животные — его дети, он с ними и говорит — как с детьми. Виктoр старательно создает свой мир: включит на подвешенном мониторе синее небо и счастливо сощурится на солнце, источая радость: «Работа сходна с моя душа»… Славянин, но не русский. Жил в Варне, в Барселоне, вот попал в Израиль, а девушка у него из Нижневартовска, зовут Сапуш. Ну, то есть она Сапфир, но он ее зовет по-своему.
Виктoр любит все сущее: небо, солнце, Сапуш, животных и своего начальника Илона. Да, в его райской клетке есть Всевышний — хозяин маленького зоопарка, возникающий в мониторе на фоне неба: измученный жарой и ответственностью, он, один из основателей кибуца, создатель этого мира, в какой-то из дней создавший и этот зоопарк, на «русском» английском напоминает Виктoру, что надо дать воды для monkey, для monkey, для monkey… Виктoр! Для monkey!.. O key, Виктoр!
Короче, рай. Только в клетке. Которую Виктoр предпочитает не замечать.
Всегда казалось, что Виктор Бугаков, ученик Анатолия Праудина, игравший на курсе Людовика в «Мольере» и Гольдберга в «Казусе Кукоцкого», вообще-то предназначен для Мышкина. Просто по способности излучать свет, по мягкой бесконфликтности и внутренней чистоте «не от мира сего». Вот и Виктoр абсолютно прекрасный человек, Адам в своей первозданной наивности, радости, открытости. Не знаю, насколько персонаж подсмотрен, но если и подсмотрен — значит в кибуце на границе с Газой живет Мышкин. В этой оболочке Виктор Бугаков существует подробно, виртуозно, с психофизической точностью «до одной десятой градуса»: вот стало жарко… вот невыносимо жарко… вот надо намочить бандану… Виктoр подставляет голову под умывальник, надевает мокрую футболку… И это тоже — его счастье: жара, умывальник, красавица Сапуш, Ева…
Впрочем, нет, голову под кран он подставляет, когда прекрасная Сапуш (Маргарита Лоскутникова) начинает орать из монитора: ей нужен дорогой пылесос, и вообще — «Ты всю жизнь собираешься жить в этом курятнике?!!!»
Рай создан для того, чтобы как раз Ева начала разрушать его. Безо всякого змия (змия тут не кормят, он еле жив и не имеет сил искушать). Гармонию мира, созданного Виктoром в клетке и в душе, разрушают женщина и Создатель. Сапуш и Илон. Виктoр начинает ощущать несвободу от их окриков, его рай оказывается раем в клетке, и можно рехнуться, если не снести все на фиг. Виктoр пьет залпом водку, превращает в изначальные обломки животных, сворачивает им головы и ноги — и с криком «Газаааа!» бежит вон из клетки. Из рая в ад. В войну. В опасность. В жизнь, полную неизведанного риска.
Человеческая природа не терпит несвободы, даже райской. Она не терпит покоя и безволия. Она низвергает сама себя в ад риска, в адреналин Донецка, в — «Газаааа!» — желание гибели. Есть, короче, упоение в бою. И бездны адской на краю. Виктoр бежит на край. Есть подозрение, что не добежит. Тут стреляют. А может, и добежит, потому что снова, как и в прологе, он выкрикивает слова Гомера: «Покинув царский свой дом и весло корабельное взявши!!!» Вместо весла в руках у бегущего Виктoра — лопата.
«Сектор Газа» спектакль не сложный. В отличие от «Донецка», плотного и сложного по информации, это спектакль простой. Здесь щуришься от удовольствия, наблюдая бугаковское «вышивание бисером», переселяясь в этот теплый мир непереносимой идиллии, из которого человеческая природа обязательно вывернет опять на путь войны, опасных путешествий и непознаваемого алогизма бытия. Путь бесконечен.
В этом году Анатолий Праудин не завершил свою документальную серию. Недавно они с Виктором Бугаковым и Иваном Решетняком окончили курсы санитаров и идут работать в психиатрическую клинику. Нас ожидает «Палата номер 6» — за границами ада и рая, в иномирии, где продолжатся «свидетельские показания» «документальных людей» и изучение человека в экстремальных обстоятельствах.
Март 2021 г.
Комментарии (0)