Марина Дмитревская Михаил Михайлович, если говорить о нашей реальности, то сегодня театры ставят спектакли о святых, а иерархи вмешиваются в творческий театральный процесс… Как вам кажется, есть ли вообще у театра взаимоотношения с религией и каковы они?

Михаил Шемякин Иерархи вмешиваются? Распоясавшаяся церковь ведет себя неподобающим образом. Человеческая память коротка, и иерархи забывают о том, что так же церковь вела себя и перед революцией. И я напомнил бы им о том, с какой ненавистью расправлялись со священниками и монахами в, казалось бы, полностью православном государстве. Это были страшные зверства, но ведь что-то заставило эту народную массу моментально обратиться в новую веру и начать истреблять все, что связано с религией и ее представителями! И расправлялись чудовищно. Когда я бродяжничал по югу, я как раз встречался с уцелевшими монахами, в частности из Афонского монастыря, из Иверской обители в Абхазии, и они рассказывали, показывали фотографии убитых семей… Я насмотрелся много страшных документов этих зверств. И на сегодняшний день многие выпады церкви против интеллигенции, против культуры и некоторых постановок напоминают мне ту модель поведения, которая была у церкви во времена царской власти и которая вот так кончилась. А была — цензура, цензура, цензура. Они же и тогда фактически душили все передовое. Так что мне очень неприятно, тревожно и странно то, что происходит сейчас. Есть же в церкви умные люди (пусть их не так уж много), и они не могут не понимать, что церковь должна быть актуальной, а не средневековой, должна быть более гибкой и видеть: общество совершенно другое, и подходить к нему со старыми средневековыми мерками — это большая ошибка. Это то же, что происходит в мусульманском мире. И, увы, я читал несколько статей, где наша церковь сравнивается с мусульманством и названа «православным ваххабизмом». Конечно, это немножко гротескно, но ведь есть вещи, которые в самом деле тревожат: церковь начинает диктовать, что хорошо, а что плохо. И мое отношение к этому крайне жесткое. Я когда-то был послушником в Псковско-Печерском монастыре и насмотрелся много. Пришел в монастырь трезвенником, а вышел из него сложившимся пьяницей и десятилетиями избавлялся потом от этого порока. То есть в монастыре меня приучили к пьянству (я был келейником у отца-наместника, а там всё — как в светской жизни: простые монахи держали пост — высшее духовенство пело, ело и плясало). И на сегодняшний день у меня неприязнь ко всем клирикам, любых конфессий.

М. Шемякин. © ИТАР-ТАСС / Руслан Шамуков

Дмитревская Это связано с верой?

Шемякин Вера — это отдельная вещь. Как сказано в Евангелии, не показывай свою приверженность Богу, а тихо зайди в комнату, помолись и не будь многословен.

Дмитревская А сущностно театр и религия для вас связаны?

Шемякин Конечно, связаны, а как же. Средневековые мистерии католической церкви были грандиозными постановками, на площадях разыгрывались сцены из жизни Иисуса Христа. А шествия! Бегали дьяволы, бесы, шли святые, великомученики — что это, как не театральные постановки? И если вы читали Бахтина, то помните: церковь принимала активное участие в днях дурака, и священник служил мессу наоборот (явно театральное действие), все было шиворот-навыворот. И когда священник произносил «Идите с богом, месса окончена» (а я знаю католическую обрядовость, поскольку с одной стороны в предках у меня православные, а с другой — католики, предки по материнской линии — дворяне, приехавшие из Испании, и дед никогда не изменял вере своих предков и ходил в костел на Ковенский), — клирик задирал свои одежды и громко пукал. На это прихожане отвечали ему тем же. Ехал дьякон, и вместо конфет бросали в толпу экскременты, все было доведено до абсурда, и доводила все до этого дурацкого абсурда сама церковь. Это очень интересно (в 1958 или 1959 году я даже делал рисунки «Говнячий клир»). В православии такого не было, но тут я не большой знаток, могу и ошибаться.

Дмитревская Ну, конечно, был и церковный театр, но это высокая духовная традиция. Может быть, от нее как раз идет привычка называть театр в России храмом (в какой еще стране так было? По-моему, больше нигде). В какой-то исторический период театр с его соборным эффектом и духовностью действительно заменял людям храмы…

Шемякин Правильно. И я скажу: если театральная постановка затрагивает человеческие чувства, чем это не проповедь? Взять хотя бы спектакли сталинской эпохи: автор и колоссальная игра актера вызывали у зрителей слезы, вызывали какой-то правильный, не скабрезный, смех, затрагивались какието глобальные проблемы человеческого бытия, трагические, крупные темы милосердия — как в храме. Потому он и назывался храмом. И тут для меня нет разницы: «Яблоко» Сезанна или картина Ван Гога в моей жизни сыграли бoльшую роль в моем обращении к Богу, нежели проповедь бездарного попа.

М. Шемякин. © «Коммерсант»

Дмитревская Но все впечатления от искусства, как и храмовый эффект театра, конкурирующего с церковью по части духовности, никак не связаны с нынешним вниманием клириков к театру…

Шемякин Вы имеете в виду историю с «Тангейзером»?

Дмитревская Не только. В этом году было несколько случаев церковной цензуры.

Шемякин Что касается «Тангейзера», то я видел этот баннер с Христом, распятым между женских ног. Вы меня простите, но я бы тому, кто это делал, дал бы по уху. И прочитал бы режиссеру спектакля стихи Есенина, которые тот написал Демьяну Бедному как ответ на его так называемое Евангелие, пасквиль про Христа.

…Демьян, в «Евангельи» твоем
Я не нашел правдивого ответа.
В нем много бойких слов,
ох как их много в нем,
Но слова нет достойного поэта.
Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,
Своим пером ты не задел Его нимало —
Разбойник был, Иуда был —
Тебя лишь только не хватало!
Своим дешевым балаганным вздором,
Ты оскорбил поэтов вольный цех
И малый свой талант покрыл большим позором…

Вот что я дал бы почитать режиссеру. Ведь он плюнул в лицо своей матери, а если не ей, то какойнибудь старушке, которая ходит тихо в церковь.

Дмитревская Не так давно мы говорили с Резо Габриадзе о Pussy Riot. И он сказал: «Все мы знаем, как редко дается нам истинная молитва, связь со Всевышним. И не исключено, что, когда эти девушки ворвались в храм, какая-то старушка тихо молилась в углу и ей как раз была дана эта хрупкая связь, которую они прервали. И вот пройдет сорок лет. И у Толоконниковой что-то заболит. И врач скажет ей — узи, гистология… и подождите пять дней, что-то здесь не то… И Толоконникова будет ждать, и бояться, и однажды пойдет в церковь, и ее молитва начнет пробиваться туда, наверх, и установится эта связь… И тут в храм ворвутся молодые бодрые девки с акцией и нарушат ее тоненькую связь… И вот тогда она вспомнит, как сорок лет назад вбегала, не думая о старушке в дальнем углу собора…»

Шемякин Да, это верно. А вот что еще мне не нравится в распоясавшейся российской интеллигенции, когда она стремится быть «актуальной», так это подловатость. Если ты такой смелый — сделай карикатуру на пророка, а мы посмотрим, дойдешь ли ты до своего дома. Помести пророка во влагалище — и сколько ты проживешь? Или задень по-настоящему правоверных евреев — и мы посмотрим, что будет с твоей физиономией через три дня, когда тебя подкараулят за углом и раскрасят. А глумиться над тем, что не имеет настоящей защиты, — это и есть интеллигентская подловатость.

Скульптурная композиция М. Шемякина «Дети — жертвы пороков взрослых» (Москва). Фото из архива автора

Дмитревская Но ведь это не баннер спектакля, а баннер фильма о Христе, который снимает персонаж спектакля — кинорежиссер Тангейзер… Автор баннера — вымышленное лицо.

Шемякин Давайте не будем впадать в иезуитство. Когда на театр вешается такое — вы плюете в лицо своим родителям, верующим дедушке-бабушке, и я считаю, что это подлость. С удовольствием съездил бы по уху этим мерзавцам и трусам, которые ничего подобного не сделают на мусульманскую тему.

Дмитревская Вы сейчас связаны с театром?

Шемякин Я только что с московской премьеры. В театре Стаса Намина поставили мою пьесу «Нью-Йорк-80. Мы». Я сам себя играю, потом передаю бразды игры в руки молодого актера… Это полтора дня моей жизни, дневник, там и Довлатов, и Лена Щапова, и Лимонов, и Мамлеев, и СПИД, и образ Смерти. Это мистерия. И в конце спектакля многие плакали: вначале кабак, пьяный Шемякин с Сарой, драка, а кончается все это неприличие стихами, Вертинским («Принесла случайная молва») — и трагедией изгнанничества людей, которые знали, что больше не увидят никого из близких. Когда умер мой отец, мне даже не дали приехать попрощаться с ним, похоронить. И когда уезжал, было запрещено сообщить матери и отцу…

Наверное, я мыслю не так, как положено и принято, но я рассматриваю мир как единый клубок. И мне кажется, что церковь иногда, и все больше, становится светским увеселением, а театр — необычайно духовным местом с подлинной соборностью.

Январь 2016 г.