Не стыдно признаться: меня необычайно увлекла этой зимой роль Григория Мелехова в сериале С. Урсуляка. Не стыдно признаться (поперек фейсбуковской брани и поношений фильма): я сидела и смотрела, все больше и больше увлекаясь актером Евгением Ткачуком, его моментальными эмоциональными вспышками, мощно сыгранными крупными планами. Давно я не испытывала такого зрительского восторга. Пожалуй… с «Зимнего пути».

Да, все сошлось.

И я решила поговорить с Евгением Ткачуком, учеником О. Кудряшова с того знаменитого курса, которому принадлежит и блестящая режиссерская когорта (Т. Кулябин, Н. Гриншпун, П. Стружкова), и актерская группа (первая в ряду — Ю. Пересильд), осевшая в Театре Наций. Как раз приехал на гастроли «Идиот» Максима Диденко (о нем речь пойдет в следующем номере журнала), и я увидела Ткачука—Рогожина. Так что искреннее желание беседы осуществилось быстро, что означает благоприятствование судеб…

Пришедший в подвал редакции (где их курс-2006, друживший с курсом Г. Козлова—2005, не раз бывал в студенческие времена, так что адрес был известен…) Женя Ткачук оказался человеком искренним, незащищенно эмоциональным (вдруг слезы наворачиваются, голос садится…), истово захваченным идеей создания конного театра «ВелесО» («Да, Жека безбашенный», — не раз слышала я от его театральных сверстников), внутренне бесконечно занятым своим профессиональным актерским делом. Его человеческая реактивность производила почти такое же впечатление, как и жизнь его персонажей. А это бывает редко.

Марина Дмитревская Женя, начну с вопроса, который когда-то задавала знаменитым, любимым артистам, звездам. Что такое актер?

Евгений Ткачук Наверное, актер — это лакмусовая бумажка: современность, ее события, время ты выражаешь через свое, через собственные эмоции.

Дмитревская Без посредника-режиссера?

Ткачук По-разному, но зачастую — да. Например, в «Тихом Доне» я получал задание поставить себя в предлагаемые «здесь и сейчас», сделать это именно своим, личным. Ведь ролью ты изучаешь себя, свои проблемы, и чем больше у актера красок — тем актер лучше.

Дмитревская Спектр прибавляется или он природно дан?

Ткачук Думаю, дан, но надо научиться этими цветами пользоваться. А это уже работа на всю жизнь. Я вот понимаю, что сейчас нахожусь на таком актерском уровне, когда мне, чтобы я сам почувствовал, что сыграл, — обязательно нужно поплакать или нашуметь, — то есть пока что я работаю на полярных вещах. А внутренне стремлюсь включать другие краски (пора уже!). Когда ты держишь внутри тему, образ формулируется и формируется сам. Я это знаю, но пока не готов к этому, мне пока нужно размяться в «мясо», сломать себе руку, создать поле переживания…

Дмитревская То есть нужен пар?

Ткачук Да, без него пока никак. И часто выходишь из кадра с ощущением, что не доиграл, не поддал этого пару. А потом на экране смотришь: да и хорошо, что не доиграл… Но мне предстоит еще очень много работы!

Дмитревская А какие актеры ваши любимые?

Ткачук Конечно, с детства — Высоцкий. Я никогда не видел его в театре, но этот голос, эта страсть: «Пропустите меня к нему!!!»

А как-то к нам в Сызраньский театр приехала Ольга Аросева. И я обалдел от того, на каком уровне свободы она существует. Это была какая-то антрепризная их работа с Львом Дуровым, не пойми чего, но от нее было не оторвать глаз! Я подошел к ней и ничего не мог сказать, у меня тряслись руки и дрожал голос, я просто плакал. Это был культурный шок от того, как свободен может быть человек на сцене. Как можно ничего не делать, а просто — быть свободным!

Потом такое же впечатление произвел на меня спектакль Стрелера «Слуга двух господ». Когда Ферруччо Солери снял маску и стало понятно, что он не юноша, а уже старый человек, — это была бомба. И я понимаю, какой человеческий и актерский подвиг — отдать жизнь этой роли и десятилетиями играть ее так, как никто не сможет. После таких ролей я могу рыдать и долго не приходить в себя.

Конечно, мне очень понравился Мартин Вуттке в «Карьере Артуро Уи». Это — вообще за гранью! Но если в случае с Аросевой я не понимаю, как добиться такой свободы и легкости, когда все, что бы ты ни сделал, будет идти «в кассу», если, глядя на Солери, я осознаю, насколько оголтело нужно жить в профессии, чтобы много лет сохранять такую филигранную форму, то с Вуттке мне больше понятно, как это сделано, но уровень эмоциональных затрат непостижим! Ладно в кино: дал три дубля на пределе, силы закончились, пошел отдохнул… Но Вуттке каждый спектакль тратится так! Он просто комок энергии, он невероятно прокачивает зал с первой минуты, и как он это делает! Для меня энергия, поток энергии — главное в театре и в жизни. Потому я начал и конями заниматься: от коня идет невероятный поток энергии. И нужен адекватный поток от актера, чтобы лошадь делала то, что нужно, так что поток умножается…

Дмитревская Женя, у вас знаменитая школа, знаменитый курс. Чему больше всего учит ваш мастер Олег Львович Кудряшов?

Ткачук Наверное, самое главное (в этом и залог успеха нашего курса, на других получалось не так) — это ансамблевость. Чтоб не ты выпирал — вот он я! — а чтобы выходило созвучие, создавалось общее целое. Этого в театре очень мало, но Олег Львович определял ансамблевость как одну из главных задач, и мы выдержали, остались во многом вместе, играем до сих пор. И в других работах тоже для меня очень важно, с кем я играю.

Дмитревская Когда-то Борис Вульфович Зон учил: играй партнера…

Ткачук В нашем случае я бы сказал: играй ансамбль, понимай, что происходит не в твоей сцене, думай о целом. Мы — единый организм. И, конечно, самая главная фраза Мастера на всех обсуждениях: «Правильно то, что сделал артист? Правильно. А это интересно? Нет. Должно быть и правильно, и интересно». Ты должен нести свет и перекачивать его в зал. Кудряшовская школа строится на перетекании энергий, он строит энергетический театр, ты должен быть включен и светиться — тогда ты имеешь право выходить на сцену и входить в кадр.

Дмитревская И откуда брать эту энергию, тем более — свет?

Ткачук У каждого свое. Обязан раскачивать себя. Я обычно беру энергию из идей, мыслей, мне важно, о чем спектакль, о чем роль, какова тема. Перед спектаклем именно из этого я беру разгон. И если на спектакле не чувствую перетекания энергии в зал — готов сбежать со сцены. Это тогда мука.

Дмитревская А когда зал каменный?

Ткачук Это еще хуже! Ты начинаешь посылать ему негатив, недовольство, «бить» его, а это не сближает.

Дмитревская С однокурсниками проще работать?

Ткачук Конечно! Это другая простота, тут на дурачка не проканает. Но то, что мы после выпуска осели в Театре Наций и там продолжаем работать вместе, это прекрасно! И последняя работа «Песни военных лет», концерт, который сделал Паша Акимкин, — это исследование 7-й симфонии Шостаковича, исследование искусства как орудия во имя мира. Для меня это похлеще многих спектаклей по глубине и эмоциональности. И актерски, и по мысли — очень мощная работа. Работа с однокурсниками — это другой уровень доверия. А сложность в том, что уже пройден какой-то общий путь и удивить друг друга сложнее. Но тем и интереснее!

Дмитревская Олег Львович приходит посмотреть?

Ткачук Конечно! Когда мы выпускались, мы уже были театром, было девять готовых, абсолютно разных спектаклей. То, что Москва не нашла для нас места, — трагедия. Но спасибо Театру Наций, мы все же вместе. И Олег Львович потому и гениальный педагог, что он до сих пор приходит, разбирает, ругает за ошибки — работа не останавливается, он не отпускает нас, и это прекрасно. Он очень близкий, родной человек.

Дмитревская Недавно моя любимая Наталья Тенякова сказала в одном интервью, что раскачать зал на слезы просто, а на смех гораздо труднее. Это так?

Ткачук Конечно, ведь зритель приходит за переживаниями, следовательно — за слезами, он к ним готов, надо только его настроить. А комедия работает через другую жанровую подачу, но и проживание, и энергия — все то же самое. У меня вечные проблемы с комедией, например, на «Шведской спичке» — всегда война с собой и со зрителем. И заход в наш Театр Наций Максима Диденко с «Идиотом», с клоунадой мне оказался крайне полезен как школа. При том, что там много не доделано, мы еще не держим жанр, а только учимся. За месяц нельзя научиться клоунаде, вон Полунин учился сорок лет. Я только недавно попал на «сНЕЖНОе шоу» — и сразу пошел второй раз. Там все так выверено!

Дмитревская Мне кажется, что проблема спектакля в том, что Максим Диденко строит его камень на камень, не оглядываясь назад, не сокращая сделанное раньше. А режиссура — не умение найти, а умение отказаться. Настоящие цирковые долго работают над гэгом, пробуя варианты, но он в итоге отточен до минуты. И настоящий клоун реагирует неожиданно на все, что происходит на арене. Клоунада — свободная жизнь свободных людей, реакция на происходящее. Слава Полунин уверяет, что состав шоу он утверждает в день спектакля, а перед началом говорит какое-то «петушиное слово» или просит следить за его первым шагом — и от этого рождается то или иное настроение.

Ткачук Но импровизация у них выверена до сантиметра! Выходит Желтый — и все уверены, что это Полунин, а это не он! Значит, работает сама форма. Конечно, у нас еще никакой выверенности нет, каждый раз — как бог на душу положит. Но мы работаем. В Питере на гастролях был просто прорыв: ваш зритель оказался легче, он смеялся, а ведь в Москве на нашей клоунаде — ни хохотушечки! И после каждого спектакля у меня внутренняя катастрофа, хоть театр бросай: играем клоунаду под звук собственных каблуков. Питер вообще для меня теплее, открытее, чем Москва, мне здесь радостнее играть. А научиться жить в клоунаде, в таком жанре — это просто мечта… Тем более — в клоунаде Достоевского, с червоточиной, с гротеском. Это черная клоунада. Но мы пока на уровне клоунских полунинских клише без текста Достоевского.

Дмитревская Моя зрительская энергия во многом уходит на то, чтобы понять, какую сцену романа вы сейчас иллюстрируете пантомимой. Например, ваш Рогожин ест книгу. Я не помнила, что это история Соловьева, думала — нож втыкается в Евангелие…

Ткачук А у нас это вообще — «книга Достоевского»…

Дмитревская Вот и поди разберись… Короче, мне кажется, наши режиссеры много делают, но мало думают.

Ткачук Мало думать — это черта и беда времени. Но мне эта клоунада важна как опыт! И в конном театре мне важны пластическая, клоунская составляющие.

Дмитревская Женя, так или иначе, но все сворачивает на конный театр. Расскажите уже. Когда-то я была в потрясении от увиденного во Франции конного театра «Зингаро», и портрет его руководителя Бартабаса долго висел на редакционной стенке. Вы хотите сделать русский «Зингаро» и стать отечественным Бартабасом?

Ткачук После первого актерского курса я поехал домой в Сызрань. А поскольку я был там руководителем школьного театрального кружка, то собрал своих и стал показывать, чем мы весь год занимались в ГИТИСе. Потом пришла Наталья Чалсбаева, пионервожатая, вокруг которой мы все кружили, а она водила нас в походы, учила играть на гитаре, писала музыку к спектаклям — в общем, она была идейным вдохновителем. И тут она говорит: я увлеклась конями, пойдемте и вы со мной увлекаться конями.

В нашем конном клубе меня посадили на коня. И главный тренер Катерина Ефимовна Карсунцева, узнав, что я учусь в ГИТИСе, предложила сделать к концу лета какой-нибудь театрально-конный номер, например драку на конях. В итоге я придумал историю на 40 минут. Это был зачин Троянской войны. Как Гера подстроила историю с Еленой, как началась война, как Гера разгоняла потом войска… Такая музыкально-поэтическая вещь. И за двадцать дней мы ее соорудили — со всеми имеющимися спортсменами и лошадьми, с ребятами, которые живут рядом с этим конным клубом. Детвора, человек сорок, была троянским войском с мечами, вдохновенно изображали бой, переходящий в рапид, а вокруг них кружили, как ангелы, две белые лошади…

Мне все это понравилось, и на следующий год я сделал «Маленького принца». Вся история развивалась на беговой дорожке: неслись скакуны, никто не мог остановиться в этой скачке. Летчик, как на самолете, несся среди всех, но конь подворачивал ногу, летчик падал, и ему попадался маленький мальчик… Получилась вообще интересная вещь, особенно трогательна была сцена дружбы с Лисом, которого играл наш маленький рыжий конь — без седла и уздечки, на свободе… Сейчас, чтобы повторить то, что мы сделали тогда за месяц, потребуются годы.

И я понял грандиозный потенциал конного театра. Кони — исключительно благородные, красивые животные, несущие добро, и работать с ними — просто счастье.

Последний спектакль, который мы сделали в Шолоховском музее, уже после «Тихого Дона», — «Конь казаку всего дороже». Мы делали его к празднику, который так и называется, использовали всех коней, что были на конюшне, включая маленьких поняшек и новорожденного жеребчика. За музеем я увидел огромный котлован, в котором хотели делать пожарный пруд. Уютнейшее место: как будто амфитеатр, кругом лес — вот и сцена. В итоге мы построили настил — и это потрясающе зажило: зеркало сцены — километр, работал дальний холмик, из-за которого появлялись казачки на конях, подсвеченная дорога (мы проложили проводов километров пять!), участвовал сумасшедшей красоты казачий хор «Православный Дон», они дали тот самый колорит… Бесконечно можно смотреть, как маленький мальчик общается с народившимся два дня назад жеребчиком, как кобыла переживает за своего жеребенка, которого повели в другую сторону. Ржание лошади так попадает в подкорку! Я еще взял оперную певицу, и ее голос пронизывал лес: «Ой вы, голуби, ой вы белые…». Она начинала спектакль еще в сумерках, на переходе дня в ночь. От этого невозможно не сойти с ума: звездное небо, лошади, песни, закат… И так обидно, что это все стало никому не нужно там, у Шолохова… Но слава богу, что нашли место теперь тут, под Питером.

Дмитревская Где?

Ткачук В Лепсаре есть школа каскадеров. И там в правом крыле — помещение под конюшню. Пока сделаем три денника для моих коней.

Дмитревская А где живут ваши лошади?

Ткачук Сейчас они еще в Вешенской. Я купил их лет пять назад в Самаре, они жили у меня в Подмосковье, это все было трудно и ужасно, это долгая тяжелая история, особенно запределье московских цен: 80 тысяч с одной головы за месяц. Поэтому я выбрал Подмосковье, и за 8 000…

Дмитревская Лошадь узнает хозяина?

Ткачук У меня непостоянное общение с ними. Но если большая работа (как «Тихий Дон», где они пришлись к месту и даже поучаствовали) — у меня ощущение, что узнают. Однажды я приехал — конь Гротеск так обрадовался, что перепрыгнул через забор и побежал скакать в поле! Но наработки пропадают, тут нужен каждодневный накопительный труд.

Ну так вот, в каскадерской школе в Лепсаре давно искали конников, чтобы расширить программу. А мне для театра нужны люди, которые хотят пробовать работать с лошадьми. Учителя я беру из той команды, с которой мне довелось познакомиться на «Тихом Доне», это Константин Щеглов, из династии-плеяды братьев-джигитов, это лучшая джигитовка в России, их выступления — это уже почти театр! «Конь казаку…» мы делали с Сонатом Беркалиевым, но он пока не может приехать, золотой человек, с ним тоже хочется продолжить, он может быть звездой: как он держит коня, как управляет им на чувственном уровне!

Знаете, что еще дает работа с конем? Внятность. Я мысленно направляю коня, но для этого я четко должен понимать, чего я хочу. Это и в актерском деле незаменимая штука!

Дмитревская Коням нравится выступать?

Ткачук Очень! Мой Гротеск — вообще воображуля: зная, что у него мягкая рысь, он специально подкидывает копытца, как будто у него сделан педикюр. Валдай — человек тонкий, его можно снимать в кино о думающей лошади или о монологах коня: он как будто говорит и осознанно дышит. Медовый — это такая большая добрая собака, которая любит играть и бегать. Лошади общительны, они не любят стоять в деннике, любой выход на публику для них праздник, за уши не оттащишь. И выкладываются по полной! Но тут уже нужен актер-дрессировщик, понимающий, как увлечь лошадь, как обмануть, как заставить, закрутить… Это должна быть актерская игра, через которую ты должен прорулить коня. Я приду к такому, наверное, только лет через пять…

Дмитревская Женя, но ведь это такое дорогое удовольствие — конный театр «ВелесО»…

Ткачук Если уж Бартабас терпит убытки, что говорить о нас! Мы только начинаем, пробуем, все на свои деньги. Весь мой гонорар «Тихого Дона» ушел на постановку «Конь казаку…». Но мне интересен и конный театр, и уличный. На улице внимание распыляется — и ты должен быть более сосредоточенным, ярким, выразительным. А когда выходит конь — это такая грация, энергия, они же безумно поэтичные животные! Поставь в уголке, подсвети красиво — вот и театр… Вчера запустили краудфандинг на устройство малой конюшни. А там дальше — путь на несколько лет.

Дмитревская Женя, вернемся к кино и театру. Роль влияет на актера как человека? Вы играли в «Бесах» Шатова, в собственном фильме «Бесы» играли Верховенского. Влиял Достоевский и его персонажи?

Ткачук Марина Юрьевна, это вообще страшный вопрос… В какой-то момент кажется, что роль — как с гуся вода, а по прошествии времени вдруг понимаешь, что ты жил под тотальным влиянием роли и, не осознавая каких-то вещей, впадал в страсти. Порой даже страшно. Был случай. Мы снимали с Ромой Шаляпиным свою бесовщину по Достоевскому. Я жил тогда на заводе, там построили лофт, это было прекрасное место и время, когда сбываются мечты: ты живешь по законам, которые сам придумал для этого места. Лазы, крыша, везде рисунки — твой мир, чума! В главном помещении этого завода мы снимали и «Зимний путь», и наших «Бесов», и фантастическую историю про жителя этого завода, который не может оттуда вырваться… И в какой-то момент, когда нам сказали оттуда съезжать (потому что вместо одной комнаты мы оккупировали уже восемь), мы накануне отъезда кутили-кутили, и я пошел провожать друга. Поднялся на железнодорожный мост: высота, вся Москва у тебя на ладони, рассвет… И я говорю: «Знаешь, Саша, я так всю жизнь мечтал прыгнуть с моста! С детства видел, как в Сызрани мальчишки сигали в речку, не боялись…» Отдал другу ключи-телефон, перекрестился, сложился неудачно (грудь треснула), прыгнул, но выплыл, как-то вылез… Но произошел какой-то мощный сброс роли. А потом нужно было снять сцену сумасшествия, взял Достоевского и читаю эпиграф из Евангелия от Луки: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло». Как после этого говорить, что не влияет?.. Я учусь отстраняться, но это вопрос опыта.

Дмитревская Я спрашиваю не праздно. Как раз Достоевский «заражает» соприкоснувшихся с ним актеров своими страстями и болезнями. Знаю случаи…

Ткачук Важен момент переключения. Надеюсь, что это придет ко мне с возрастом, пока сложно. Поэтому не люблю играть мучительные спектакли, они не отпускают. В кино можно сбросить, а как годами в театре играть «Бесов» с их сумасшествиями и проклятиями?..

Дмитревская А что играется в охотку? Только не говорите про «Стеклянный зверинец», где великая Неелова в лучших бенефисных традициях задвигает вас и вашего Тома в дальний угол…

Ткачук Те спектакли, которые я не люблю, — закрываются. Или я из них выхожу. Вот вы говорите — Марина Мстиславовна пережимает. Да, бывает, но когда она идет в живую импровизацию, когда у нас хороший актерский пинг-понг — это такой кайф! И моя роль, выстроенная на борьбе с матерью, — это и партнерская борьба, живая и настоящая! И стихи Уильямса, которые я нашел для роли, — все легло туда…

Безумно люблю клоунскую «Шведскую спичку», в которой, в отличие от «Идиота», Никитой Гриншпуном простроено все, ну все. До жеста. Но не было еще ни одного спектакля, где я бы дотянул до того трагизма и комизма, которые в этом сложнейшем трагифарсе лежат на мне.

Дмитревская Женя, проще в театре или в кино?

Ткачук Сложно и там и там. По авантюре, конечно, интереснее театр: ты здесь и сейчас творишь чудо. Кино — подворовывание: здесь прикрыли, здесь подзвучили, здесь отвернись, здесь придержи ус… Но и в кино есть моменты, когда ты ставишь себе высокую задачу, как было в наших с Шаляпиным «Бесах»: пока мы не понимали, что готовы снять сцену, — мы не снимали, все было по-театральному честно. По сути, мы снимали о том, как идея ест человека, это должен был быть уже сюр, коррозия… И финал сделали поперек Достоевского, который отпускает Верховенского на все четыре стороны. Нет, мы его уничтожаем. Это наша позиция. Мы против таких манипуляторов.

Дмитревская Женя, а отличается работа с заядлым кинорежиссером (Урсуляк) — и с режиссером, который человек театральный, прекраснейший актер (Сергей Тарамаев, с которым вы снимали «Зимний путь»)?

Ткачук Тарамаев настолько глубокий и тонкий человек! Когда идет процесс, поиск — он может «зачесать» себя до смерти. Они с Любой Львовой, конечно, неразделимое целое, такое потрясающее общее существо, честное и глубокое (у них недаром один телефон на двоих: Сережа не знает, на что жать, а Люба не может по нему говорить). Я понимаю, почему он ушел из театра: это переосознание всей жизни. Когда у него было уже все, он сказал: не будет ничего! Это такая смелость, просто внутренний героизм! И ведь не очевидно, что он победил: сложно дался «Зимний путь», и мы все думали, что люди придут-помогут, ан нет. Наоборот… Он очень чуток к кадру, они феноменально чувствуют ситуацию кадра, эпизода. Видимо, создание атмосферы — это как раз из театральной практики.

Дмитревская А что в планах?

Ткачук Да что-то не очень с кино… Я очень люблю сниматься периодами, блоками, чтобы жить с ролью. Когда ты приходишь на второй блок — ты уже успел подумать про первый, доигрываешь недоигранное… В мае планируется фильм ученика Шахназарова Александра Ханта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Я не стремлюсь к большому количеству работ, у меня много дел с конями. Правда, Максим Диденко зовет в уличный спектакль «Путями Каина» — и тут я не откажусь, очень хочу. А Саша Денисова хочет делать «Действуй!» по Рубиной. Но вообще я хочу ближе к Питеру, у меня тут жена и дочь, я устал от Москвы с ее беготней и невозможностью что-то успеть реально. Что бы ты ни делал — все равно опоздаешь.

Март 2016 г.