Польский театр XXI века очень тесно связан с темой веры и католической церкви. Она звучала по крайней мере в нескольких десятках спектаклей репертуарных театров в последние пятнадцать лет. Подавляющее большинство спектаклей выдержано в критическом духе, католическая церковь трактовалась как институт угнетения, навязывающий патриархальное мировоззрение. Церковь атаковалась как инструмент власти, анахроничный институт, пытающийся выдвигать неисполнимые моральные требования, часто вызывая конфликты, могущие привести — и в спектаклях чаще всего приводящие — к трагедии. Одновременно эта критика церкви как института бывает соединена с сильной потребностью добраться до каких-то трансцендентальных истоков. Их ищут вне конфессий, вне институциональных рамок вероисповедания.
Эта зыбкая духовность часто бывает неопределенной и незрелой, однако требует своего выражения. Для одного из крупнейших польских театральных фестивалей «Божественная комедия» в Кракове в 2012 году в качестве темы был выбран лозунг «Недовера». Наверное, трудно перевести это понятие (его трудно объяснить даже по-польски). Этот термин включает в себя веру и неверие; потребность стремления к вере и ее невозможность. В нем кроется и ощущение нецелостности, ущербности. Бартош Шидловски, директор фестиваля, заявил в программе: «С одной стороны, я бросаю артистам лозунг „недоверы“, потому что мне надоела плоская травля церкви, которая сама по себе мне неинтересна, однако является симптоматичной. С другой стороны, я рассчитываю, что артисты приблизятся к истокам шаткости установок и некоторые выхолощенные средствами массовой информации темы обогатятся их пытливым взглядом». Как оказалось, в этом высказывании было много верного. Потому что, хотя в таких политических и экзистенциальных спектаклях существует противник (церковь), иногда есть также и какой-то духовный порыв, неосознанная тоска авторов по трансцендентному, все сильнее проявляющаяся в польском театре.
Примером может служить спектакль «Неверные» (2012, театр Лазьня Нова в Кракове), рассказывающий о вероотступниках, решающих официально, публично отойти от церкви.
Однако более радикальные режиссеры сочли, что вопрос христианства уже решен, поэтому в их спектаклях отсутствует какая-либо напряженность в отношении веры. Да, в них могут появляться темы, связанные с Библией или религиозными обрядами (церковной службой), но ровно так же, как и сказка о Красной Шапочке или «Звездные войны». Поставленные в Театре Драматычны в Варшаве спектакли «Евангелие» (2009, режиссер Шимон Качмарек) и «Месса» (2011, режиссер Артур Жмиевски) — прекрасный пример подобной установки. Конечно, в таком подходе содержится ясное представление о мире: равнодушие к религиозным порывам показано как единственно возможное душевное состояние. Итак, человек безгрешен, потому что грех уже перестал существовать как понятие, ограничивающее человеческую свободу. В расчет принимается лишь мир индивидуальной, хотя часто очень мучительной, впечатлительности. В последнем спектакле Кристиана Люпы SPI>RA>LA (2015, POP-UP Фестиваль в Кракове) прозвучал необычайно гневный монолог, написанный режиссером, где резко критикуются политические перемены в Польше. Люпа обращается и к церкви: «Бог исчезает с горизонта человеческой мысли, неумолимо исчезает с горизонта человеческой мысли, он доступен только через выявление врага…» Церковь в конце концов становится частью гнетущего целого («поляк-католик»), которое Люпа определяет как фашизм: «Фашизм — это то, от чего я бегу, это отравленный тесным, полным ненависти сообществом воздух. Это извращенный национализм в эпоху, когда нация становится чем-то непонятным и анахроничным. Нация как болезнь, нация как сосуд ресентимента, сообщество, исключающее ИНОГО, независимо от критерия, ради или из-за которого он становится „иным“»…
Однако в Польше подавляющее большинство граждан декларируют принадлежность к католическому вероисповеданию. И потому, естественно, театр, поддерживающий веру, тоже существует и развивается. Как ни парадоксально — скорее, на периферии театральной жизни. Это обыкновенно труппы, собирающиеся для постановки конкретного спектакля, или группы любителей, часто связанные с движением декламаторов.
Театральный мейнстрим настроен по отношению к христианству определенно критически. В репертуарных театрах такая позиция абсолютно преобладает.
Хотя польских художников в их отношении к вопросам веры можно условно разделить на отступников и апологетов, такое деление объясняет не многое. В каждой из этих групп отдельные художники придерживаются различных стратегий. Впрочем, граница между отступниками и апологетами тоже зыбкая. А потому я представлю несколько наиболее эффектных способов того, как можно справиться с «недоверой».
МЕССА КАК СПЕКТАКЛЬ
Одним из наиболее нашумевших, хотя он и шел всего трижды, спектаклей критического направления стала «Месса» Артура Жмиевского в Театре Драматычны в Варшаве. Замысел его прост: поставить в театре литургию католической святой мессы в масштабе один к одному, только ксендз и министранты — актеры. На сцене в качестве декорации — алтарь и большой крест. Позаботились постановщики и о том, чтобы даже изменяющиеся части мессы точно соответствовали дням, когда шли спектакли. Зрителям раздавали причастие. Изначально предполагалось, что спектакль будет саркастичным, он должен был стать провокацией для верующих и церкви. Католики в Польше неоднократно с помощью демонстраций доводили до срыва или отмены спектаклей (например, в 2014 году на «Мальта фестивале» изза протестов было отменено представление «Пикник на Голгофе» режиссера Родриго Гарсии). Однако в этом случае провокация Жмиевского не вполне удалась. Церковные верхи молчали, не желая создавать рекламу спектаклю. Католики тоже практически не протестовали. В результате атмосфера спектакля была довольно прохладной, чтобы не сказать скучной. Во время премьеры часть публики ожидала издевательств, реагируя смехом на каждый жест актера, играющего священника. Но это вскоре ей наскучило, так как актеры готовились представить солидную реконструкцию сценария мессы. Очень немногие зрители подошли к «причастию», видимо, осознав, что поедание вафельки уже не будет оппозиционным выступлением. В общем, интерактивный театр выстрелил не вполне удачно.
Этому зрелищу пытались придать самый высокий художественный статус. Во время гастрольного представления в Кракове священника сыграл Ян Пэшек — один из самых выдающихся актеров старшего поколения. Подрывные проповеди для очередных спектаклей писали Кинга Дунин, Игор Стокфишевски и Артур Жмиевски. Собственно, проповеди были единственной частью спектакля, где открыто и непосредственно критиковалось учение церкви. Вот фрагмент одной из них:
«Так вот какой этот Бог? — раздраженно спросит кто-то. Да, такой:
— не любит противозачаточных средств и пренатальных обследований;
— дети из пробирок могут не рассчитывать на его милость;
— Богоматерь могла бы быть жительницей гор, ченстоховянкой, краковянкой, но точно не немкой, не русской и уж, Боже упаси, — не цыганкой;
— семья — это мужчина и женщина, связанные церковным браком и желающие друг друга гетеросексуально;
— Бог любит Закон Божий в школах и считает, что Культ Святейшего Сердца Иисуса может успешно вдохновлять людей в области политики и общественных отношений; — Бог любит Катехизис, а не псевдонаучные тексты о „культурном поле“; Бог создал биологический пол и повторяет, что его надо использовать для сохранения вида; биологический пол присутствует в браке, а культурный — наверное, только в головах пропагандисток феминизма;
— Все равны перед Богом. Зачем еще какое-то равенство?»
В этой проповеди фактически перечислены те элементы, из-за которых театр мейнстрима, в подавляющем большинстве стремящийся к социальным изменениям в польском обществе, весьма критически выступает по отношению к церкви. Оглашение во время «Мессы» должно было намного усилить их воздействие.
Римско-католическая месса формировалась с IV века. Со временем она изменялась, но ее стержень оставался нетронутым. Сегодня, в XXI веке, Жмиевски и его актеры решили проверить, как она будет выглядеть в качестве представления без Бога, как трибуна леволиберальных взглядов. Однако они, я думаю, умышленно сыграли будничную мессу, очень заурядную, без пения хоралов и высочайшего искусства ars celebrandi (искусства совершать литургию, лат. — Е. Я.). Однако без Бога это зрелище оказалось лишь пустым и скучным спектаклем, не удовлетворив даже довольно специфическую публику, решившую его посмотреть. Собственно, и в прессе не было большой дискуссии на тему этого представления.
МЕТАТЕАТРАЛЬНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Наряду с «Мессой» в варшавском Театре Драматычны был выпущен спектакль «Евангелие» в режиссуре Шимона Качмарека по Евангелию от Иоанна. Собственно, это были скорее этюды по мотивам библейских текстов. Канонический текст, трактуемый без всякого пиетета, был переписан современным языком, близким режиссеру. Вопросы и учение Евангелия были нивелированы, фактически сведены к современным стереотипам. Мария Магдалина, встретив Иисуса-Иоанна (Христа играют разные герои спектакля), начинает с того, что страстно целуется с ним; воскресший Лазарь избивает Христа; «Я буду спасен?» — громко спрашивает Иуда. И так далее. Однако каждый из этих этюдов остается незавершенным, хотя было бы естественно шагнуть дальше, не останавливаясь на простом стереотипе.

«Жития святых на районе». Сцены из спектакля. Театр «Ad spectators» (Вроцлав).
Фото из архива автора
Актеры играют в современных костюмах. Тело единственной актрисы (воплощающей образ Марии Магдалины, самаритянки и, кажется, всех женщин вообще) выкрашено в голубой цвет, она выглядит как туземка воображаемого дикого племени. Актеры играют с демонстративным равнодушием и отстраненностью. Ведь не существует ничего большего, чем наше земное бытие, — словно говорят они. Они только играют в Евангелие, трактуя его как поле для метатеатральных забав.
Этот не слишком удачный, в моем понимании, спектакль был все-таки важен. «Месса» Жмиевского стремилась скомпрометировать пустоту ритуала и огласить в проповеди более или менее боевые антиклерикальные высказывания. «Евангелие» не предлагало уже ничего, это была игра в создание театральных этюдов. Прохладность и равнодушие входили в расчет режиссера. Для публики этот спектакль оказался подтверждением состояния сознания значительного числа людей, в котором религиозность — лишь пережиток. В истории театра часто бывало, что он играл вместе со своей публикой, вместе с нею утверждал подвергнутые сомнению или ниспровергаемые ценности, комментировал действительность. Этот спектакль, кажется, тоже совпал с состоянием духа постхристианской Европы. Он показал мир апокалипсического «прохладного» христианства.
Несколько дальше пошли в спектакле «Добрые вести» (2013, Театр Драматычны, город Валбжих) Себастьян Буттны и Петр Гловацки. История Иисуса и апостолов была показана как насмешливый рассказ о глуповатых ребятах в коротких штанишках, играющих в спортзале. Все было переполнено издевательским смехом, а тон близок к кабаре.
ЖИТИЯ СВЯТЫХ НА РАЙОНЕ
Одна из интереснейших современных драм последних лет (скорее, это собрание отдельных рассказов-портретов) — «Жития святых на районе» Лидии Амейко. Автор поэтично описала обитателей польских блочных кварталов на периферии. Парадокс этого текста в том, что хотя герои происходят из беднейших, «отверженных» слоев, однако не преступления, жестокость или субверсии стали темой их кратких портретов. Герои поочередно представлены в традициях житий святых. Мистика проступает в наиболее тривиальных и простых вещах. Автор драмы утверждает: «Жития описывают универсальные экзистенциальные проблемы: вопрос о смысле жизни, страх перед небытием, бессмысленное страдание, необратимость времени, ощущение пустоты. Например, легенда об Анжелике, беседующей с банками, это образ зла, которое превращается в субстанциальный гнев. Осколки гнева Анжелики ранили людей и чуть было не разрушили квартал. А история Эрика Пакера — это вопрос о Богоявлении в современном мире: как, собственно, Господь мог бы сегодня явиться людям, „качающимся“ в тренажерном зале? Неопалимая купина кажется мало понятной. В свою очередь, легенда об Аполонии — это реакция на антиэротизм библейской Книги Бытия. Больше реалий меня интересуют поиски в банальных вещах и поступках чего-то необыкновенного. Если домофон ни у кого не ассоциируется с вопросом о смысле жизни, а автомат с напитками — со спасением, то такое сплетение обыденного и сакрального прибавляет миру магии и глубины — я надеюсь».
«Жития святых на районе» появились на сцене сначала в кукольном театре Ad spectators из Вроцлава (2010, режиссер Агата Куциньска). Ониричность (нереальность) повествования была дополнена нереальностью показанного мира. В спектакле рождался образ странного Квартала, спущенного из Божьей бетономешалки вне плана сотворения. Мира, где живые общаются с мертвыми по интернету, а вылепленные из теста люди приобретают души по карте или по абонементу и получают от Бога смс-ки.
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ШЕДЕВРЫ
Совершенно особое место в этом пейзаже занимает Скола театра Вэнгайты. Коллектив, который собрался в Вармии, составляют певцы и актеры из нескольких стран, руководит им Вольфганг Никлаус.
Собственно, непонятно, отнести ли их к исполнителям старинной музыки или к современному экспериментальному театру (Вэнгайты начинали с увлечения Гротовским и Гарденицами). Коллектив Скола занимается реконструкцией средневековых литургических драм. Этот специфический театральный жанр родился около Х века. В литургии, особенно во время Страстной недели, появились тогда инсценированные элементы: древнейшие из них назывались Visitatio Sepulchri — посещение Гроба Господня. Они пелись, и в них использовались — во всяком случае, первоначально — типичные литургические средства (пение хоралов, торжественный жест). Исполнителями были священники и монахи, а языком, естественно, — латынь, язык богослужений римскокатолической церкви. Со временем они разрастались в масштабные зрелища, порой их музыкальная ценность достигала высочайшего уровня.
От них остались нотные записи в литургических книгах и немногочисленные пояснительные тексты. Западная церковь исключила эти сценки из литургии в XVI веке. Во второй половине XX века любители старинной музыки в Европе занялись транскрипцией этих произведений с помощью современной нотной записи и их исполнением. Литургические драмы также появились — как, например, Ludus Danielis XII века — в виде постановок оперных театров. Но Скола театра Вэнгайты совершила самый неожиданный шаг, попытавшись снова вернуть эти драмы в круг литургии, где когда-то было их естественное место, и исполнять их в католических храмах. В такой работе появляются десятки проблем. Скола всегда начинает с пения, а точнее, с попытки реконструкции музыкальной записи (Скола также сотрудничает с крупнейшими в Европе авторитетами в этой области — например, с Марселем Пересом).
Реконструкция опирается на средневековую иконографию как Восточной, так и Западной церкви. Однако иконы нужно оживить, наделить жестами, вновь овладеть пространством храма. Здесь уже трудно говорить о простой реконструкции, потому что большинство решений, собрав историческую информацию, нужно придумать.
Ну и, наконец, представления. Они происходят чаще всего во время вечерни — вечерней литургии часов Западной церкви. Вечерню, а значит, и отправление драматического действа, возглавляет священник. Высочайшее музыкальное и актерское мастерство отдается на службу литургии. Выступления проходят во всей Европе, как правило, в больших кафедральных соборах (часто во время фестивалей), но иногда и в маленьких костелах. Труппа Скола Вэнгайты, насчитывающая менее двадцати участников, играет литургические драмы согласно литургическому календарю, то есть в предписанное для этого время. Потому в течение года проходит всего несколько выступлений.
Скола реконструировала таким образом, в частности, «Ordo Stellae» (Рождественскую драму XII века), «Ludus Passionis» по Страстям Господним из манускрипта Кармина Бурана XIII века (во время Страстной недели) и «Ludus Paschalis» (X–XVI век, Пасха), знаменитую драму XII века из Бовэ «Ludus Danielis» (по Книге пророка Даниила). Происхождение всех этих драм, разумеется, связано с католической церковью.
Однако руководитель Скола Вольфганг Никлаус мечтал о постановке драмы о Трех отроках в пещи огненной, сохранившейся в манускриптах из Афин и горы Афон (XVI век). Хорал греческой церкви отличается от западного грегорианского хорала, и потому постановка силами Скола была невозможна. Никлаус завязал контакты с Ликургосом Ангелопулосом (дирижер Греческого византийского хора. — Е. Я.) и румынским ансамблем «Бизантион». В 2011 году, во время заутрени при участии священника была представлена реконструкция этого действа Восточной церкви. Была построена печь, а Отроки танцевали в ней и пели во славу Господа.
Хотя средневековые литургические драмы часто бывают представлены в концертном или театральном исполнении, однако Скола театра Вэнгайты — это, кажется, единственная в мире труппа, попытавшаяся исполнять их в естественной обстановке, во время литургии часов.
Перевод с польского Елены Янус
Февраль 2016 г.
Комментарии (0)