Автору этих строк абсолютно чужда эстетика увиденного им спектакля. Но…
Не лишенная совершенно, увы, неизбежных сегодня упрощений, эта постановка «Кукольного дома» — явно полемичная по отношению к известному спектаклю Томаса Остермайера — заслуживает крика браво!
В сценической версии молодого московского режиссера Юрия Квятковского канонический русский текст великой драмы Ибсена существенно подправлен и дополнен. Но его редакция, выполненная постановщиком в сотрудничестве с Андреем Стадниковым, сохранила почти без повреждений выстроенный Ибсеном драматургический каркас. Воспользовавшись этим каркасом, режиссер не стал иронизировать над «устаревшей», как кажется многим, фабулой. Иронии он заметно предпочитает юмор — иногда легкий, иногда грубоватый (близкий сегодняшним молодежным «гэгам»), а иногда окрашенный трогательной, но нигде не срывающейся в примитивный мелодраматизм лирикой. Лирика и юмор в спектакле заметно преобладают, и именно им (par excellence) служат используемые режиссером приемы «остранения» — «зонги», а также «исповеди» актеров, как будто прекращающих на время театральную игру. Эти изящно проецируемые на фабулу и персонажей актерские монологи — пожалуй, самая интересная и наиболее точная по воздействию находка Квятковского и Стадникова. Благодаря столь неожиданной и смелой «прививке» театра.doc к умело отредактированному классическому тексту эмоциональная вовлеченность публики в происходящее на сцене неуклонно возрастает. А опаснейшие рифы, коварно установленные Ибсеном на поверхности и в «подводной» части этой невероятно сложной пьесы, создатели спектакля обошли с безупречной виртуозностью.
После этого вроде бы непритязательного камерного спектакля, поставленного с какой-то подкупающе искренней и по-юношески непосредственной простотой, начинаешь лучше понимать, чтo может в наше время сделать Ибсена по-новому притягательным. Да, его не в меру, как нам кажется, амбициозные трагические герои, отчаянно сражающиеся за право быть и оставаться личностями в безжалостно нивелирующем личностное начало мире, могут восприниматься сегодня многими как анахронизм. Но не потому что в нашу скептическую эпоху вера в возможности личности представляется большинству из нас основательно подорванной, а потому что на повестке дня стоит уже другая проблема, с которой люди XIX века еще не могли быть знакомы так, как знакомы мы: возможно ли в условиях стремительно дегуманизирующейся социальной реальности сохранять не то что личностное начало, но хотя бы элементарную, казавшуюся когда-то банальной человечность? Именно эта проблема волнует режиссера, именно ее он извлекает из пьесы Ибсена, ни в коей мере не вступая с великим норвежцем в бесперспективный для любого современного режиссера спор.
История женщины XIX века, вознамерившейся стать духовно независимой и самостоятельной личностью, преобразована Юрием Квятковским пускай в другую, но образующую ей параллель историю о людях сегодняшнего (и, может быть, в еще большей мере завтрашнего) дня. Привыкшая к роли социально успешной, конкурентоспособной, во всех смыслах «крутой» и эффективной биологической особи, Нора обретает благодаря обрушившимся на нее несчастьям прежде как будто отсутствовавшую у нее человеческую душу. Грусть, боль и в то же время неподдельная радость от такого неожиданного обретения — вот что выражает направленная куда-то поверх зрительного зала улыбка Ольги Белинской (играющей всю финальную сцену спектакля с редкой для сегодняшнего петербургского театра трепетностью) — улыбка, предельно точно передающая смысл метаморфозы, через которую проходит не только созданная актрисой героиня, но и героиня Ибсена.
Очень хочется думать, что спектакль Юрия Квятковского станет если не переломным, то все же заметным событием в отношениях нынешнего петербургского театра с норвежским классиком, которые складываются в последние годы далеко не лучшим образом. Если за маской чересчур «холодного» и не в меру для наших режиссеров интеллектуального драматурга все чаще будут обнаруживать живое человеческое лицо, помогающее нам в совершенно новых и поистине удручающих условиях сохранять наши собственные человеческие лица, за подвергаемую иногда сомнениям театральную актуальность Ибсена можно ни капли не беспокоиться.
Февраль 2013 г.
Комментарии (0)