ВЛАДИСЛАВ ВИНОГРАДОВ: «ВСЯ ЖИЗНЬ ДОКУМЕНТАЛИСТА — НА КОЛЕНКАХ…»

Найти дом, где живет режиссер-документалист Владислав Борисович Виноградов, не так просто. Вроде вот она, улица, а у нее есть странный поворот. Потом еще один. Да и у самого дома несколько входов. Очень похожим на это непростое путешествие оказался и наш разговор. Я пришла побеседовать о театре, а вышло, что мы поговорили буквально обо всем…

Впрочем, основной темой оказалось тема времени. Как видно, это для Виноградова главное. Не только потому, что больше пятидесяти лет он снимает документальное кино, но и потому, что большинство его фильмов о времени. Впрочем, из всех времен, к которым он обращался в своем творчестве, у него есть самое дорогое. Шестидесятые годы. Как уже кем-то сказано, короткий вдох между двумя заморозками. Эпоха, которой обязаны своим рождением Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, Белла Ахмадулина, Василий Аксенов… и он, Владислав Виноградов.

К сожалению, кино, которое любит и снимает Виноградов, сегодня не в моде. Слишком оно неспешное и раздумчивое. Сейчас требуются другие ритмы. Возможно, кому-то Виноградов уже представляется этаким героем энциклопедии, где про него можно прочесть: «…В 1962 году окончил операторский факультет ВГИКа (мастерская Л. Косматова). С 1963 года работал в объединении „Лентелефильм“, с 1969 года работает как режиссер-оператор; снял свыше 60 телефильмов, среди них — „Я помню чудное мгновенье…“, „Наш Пушкин“, „Я возвращаю ваш портрет“, „Новый год в конце века. Неизвестные Дягилевы“. Народный артист России (1997), лауреат премий ряда международных кинофестивалей. Гос. премия РСФСР им. бр. Васильевых (фильм „Мои современники“), 1986; Премия „Лавр“ („За вклад в кино летопись“), 2004».

Обидно, что такой режиссер в последние годы мало снимает. Когда-то он делал два-три фильма в год, а теперь один в пять лет. Бывали перерывы и больше. Причина не только в его требовательности, избирательности, наличии своих тем и невозможности променять их на темы чужие. Дело в том, о чем мы говорили в финале беседы. В музыке. В том, что делало его картины такими гармоничными, внутренне законченными, связанными единой интонацией. Видно, когда-то Владислав Борисович эту мелодию слышал, а теперь — нет. Он не возражает — пусть для кого-то эпоха 2000-х открывается как время новых смыслов и радужных перспектив. Ему больше нравится вспоминать… Многие его фильмы могут быть прочитаны как воспоминания, как попытка вернуться в прошлое, но и на тесной кухне это у него получается превосходно.

Анна Ласкина Владислав Борисович, в конце пятидесятых годов вы учились во ВГИКе. Это же время замечательного театра. Расскажите о своих первых московских театральных впечатлениях.

Владислав Виноградов Для нас театр с юности был такой прикладной историей. Главным было кино. Кстати, театр недолюбливал, к примеру, Михаил Ильич Ромм. «Я сниму ноги Улановой, — говорил он студентам, — лицо сниму Рябинкиной (была такая очень красивая балерина) — и склею». Вот под этим лозунгом мы прожили все четыре года ВГИКа. Интерес к театру возникал через интерес к кому-то из актеров или режиссеров… Для меня театр возник через Николая Губенко. Он учился на курс младше меня. Еще на этом курсе выделялись Жанна Болотова, Лариса Лужина, Галя Польских, Сережа Никоненко. Колин мастер, Сергей Герасимов, на вступительных сказал ему: «Я тебя возьму, если только ты никогда не будешь петь блатные песни». Ну а как Коле не петь — он же детдомовец, подранок… Коля замечательно играл в дипломном спектакле «Карьера Артуро Уи». Его ставил Зигфрид Кюн. В этом спектакле он должен был ходить по натянутой проволоке. Для того чтобы этому научиться, Коля по ночам тренировался в цирке. Коля был упорный, и поэтому все, чего он хотел, у него получалось.

Ласкина Вы не ходили даже в «Современник»?

Виноградов «Современник» — это была такая удивительная компашка молодых людей, из которых самым старшим был Олег Ефремов. Однажды они приперлись к нам во ВГИК и играли кусок из «Вечно живых». Но вскоре появились «Летят журавли» по той же пьесе, и это впечатление было гораздо более сильным.

Ласкина А что же вам тогда было интересно, если не театр?

Виноградов В ту пору были интересные выставки живописи. Откуда ни возьмись появились какие-то абстракционисты на Кузнецком мосту. Кандинский, конечно, до них не дорос. Помню, стоим мы с моим другом Витей Угольниковым на одной такой выставке в совершенном восхищении. Вдруг к нам подходит немолодой человек. Шляпа у него набекрень, как треуголка у Наполеона. Немного пьяненький. Он говорит: «Да бросьте вы! На что это вы повязались!» Мы отвечаем: «Дядя, отстань». Он не отстает: «Вы уж мне поверьте. Я — Твардовский». Мы, конечно, сомневаемся, и тогда он показывает нам новомирское удостоверение… Мы сразу — его снимать. И так, и так. Вечером в лаборатории ВГИКа печатаем карточки. Решаем, что их надо отдать хозяину. Идем в «Новый мир». Никто нас не останавливает. Находим кабинет главного редактора. Громадная пустая комната — вдалеке письменный стол, справа сейф серый, железный. Стоим на пороге, он на нас смотрит, ничего не говоря. Витька делает три больших шага к столу и кладет перед Трифонычем наши карточки. Он смотрит на них и говорит: «О ужас!» — и хватается за голову. Тут же встает, подходит к сейфу, отпирает его. Там ничего нет, кроме бутылки коньяка. Глядя на нас, жестом предлагает выпить, но мы, испугавшись, спиной, спиной уже теснимся к выходу и — скорее прочь из редакции. Витя оставил ему, конечно, и ту злополучную пленку.

Вообще кино поглощало нас целиком. Если мы ходили на спектакли, то только ради того, чтобы потом их снять. Слушали музыку только потому, что нужно было снять, к примеру, Темирканова или Мравинского. Причем надо было не только услышать, но и увидеть. Ведь дирижер всегда спиной к залу, а мне необходимо лицо. Взгляд киношника — это всегда взгляд через квадрат видоискателя. Всю жизнь так.

Ласкина В ваших фильмах вдруг возникает тот или иной артист. В «Я возвращаю ваш портрет» (1983) — целое созвездие эстрадных звезд. От Марии Мироновой до Аллы Пугачевой. Фильм «Лицедеи» вы посвятили Славе Полунину.

Виноградов Ты возносишь театр куда-то слишком высоко. На самом деле это лицедеи — и не больше того. Мы просто передоверяем им свои чувства. Они вроде как говорят за нас… Вот так и Полунин. Его философия заключается в том, что клоун делает за тебя то, что ты никогда не сделаешь. Может быть, хочешь, но позволить себе не можешь. Ты, к примеру, не намажешь морду начальнику тортом… Полунин — это особая структура. Когда он набирал труппу, то заставлял всех выучить язык глухонемых. У него был глухонемой актер по кличке Чора. Очень талантливый. До этого он работал обрубщиком на Балтийском заводе. Это самая жуткая работа — обрезать неровные швы. К тому же Полунину была важна внешность. Он искал максимально выразительные лица. Даже усложнял эту выразительность гримом… Сейчас Слава с белой бородой. Если бы я снимал картину «Теория видов Дарвина», то он бы у меня был Дарвином… Хорошо помню Славу в ленинградские годы с кейсом. Этот клоун был одним из самых организованных людей, которые мне известны.

Ласкина Вы ходили в последнее время на его спектакли? Вам понравилось?

Виноградов Да, я смотрел, мне не очень понравилось. Вернее, все, что мне понравилось, это старые номера. Мне очень нравится другая труппа — «Комик-трест». Там есть замечательная девочка из театра Полунина — Наталья Фиссон. Она очень способная. Этот театр близок к кино. Хотя бы потому, что, в отличие от полунинского театра, тут не только гэги, но и сюжет. Кстати, в спектакле «Спам для фюрера» используется киноэкран. Герой переходит с экрана на сцену и возвращается обратно… и это уже заслуга создателя «Комик-треста» Вадима Фиссона.

Ласкина Вы говорили, что театр как искусство вас не особо интересует. Почему же возник фильм «Вороне где-то бог…» (1974) о приемных экзаменах в Ленинградский театральный институт?

Виноградов Меня не интересует «зеркало сцены». Меня интересует — взгляд из-за кулис. Такое вот реалити-шоу. Мне интересно, как абитуриенты волнуются, как они себя подают, как через отрывок или басню проглядывает их личность. Мне это интереснее, чем если бы какой-то актер — вне этих обстоятельств — просто прочитал текст… Интерес к экзаменам у меня возник еще во ВГИКе. Мы пару раз сидели на приемных и смотрели, как это происходит. Потом Петя Мостовой снял в Израиле фильм «Сцена» — об актерском кастинге.

Ласкина Следили ли вы за судьбой абитуриентов, которые попали к вам в кадр во время съемок «Вороне где-то бог…»?

Виноградов Это же полторы тысячи народу. Никто не знает, кто пройдет. Большинство поступающих принимали нас за одну команду с приемной комиссией. Они апеллировали к нам и пытались доказать, что они хорошие. «Возьмите меня!» Вроде того парнишки, который у нас в кадре рассказывает о том, что его не приняли. Или как тот юноша из Риги, который пишет стихи и считает себя поэтом. Вот такие люди мне как кинематографисту нужны. Хотя бы потому, что они абсолютно искренне себя ведут… Самое жуткое было потом. На канале «СТО» сняли передачу о том, кто кем стал спустя тридцать лет. Пришли старые, лысые дядьки и тетки. Из этого набора только несколько (правда, очень хороших) артистов. Среди них — Женя Филатов и Женя Баранов.

Ласкина А сложно заставить человека быть искренним перед камерой?

Виноградов В этом вся моя работа. Вся жизнь документалиста — на коленках. Я всю жизнь на коленках перед героями: чтобы им было комфортно, естественно. Неважно, кто перед тобой — токарь Женя Моряков, который становится твоим другом, или академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, который тоже потом становится другом. В том же была сложность работы с ребятами с Моховой. Мне нужна была от них открытая эмоция… Есть такой режиссерский прием — провокация. Ты представляешься герою ближайшим другом для того, чтобы вызвать его на откровенность. Вызвать — и «раздеть». Так делают многие мои коллеги. У меня такого не было ни разу. Я могу немного подтрунивать над своим персонажем, но только чуть-чуть. Это не значит, что я всех люблю одинаково, но отвечаю я точно за всех. Когда кто-то из них снимется у другого режиссера — даже ревную. Потом кто-нибудь меня успокаивает: у тебя было лучше. Что значит лучше? я доверил ему какую-то часть своей жизни, и он мне тоже. Тут не лучше или хуже. Тут — доверил или не доверил.

Ласкина Больше всего театральных людей в вашем фильме «Я возвращаю ваш портрет»… Кстати, эстрада — это театр?

Виноградов Мария Владимировна Миронова в нашем фильме спорит с Гердтом. Она говорит: мы — не эстрадники, а артисты эстрады. Она хочет сказать: мы не какие-то лицедеи, а полноправные люди сцены.

Ласкина Этот фильм завершается групповым портретом, который объединяет всех его участников. Как видно, вы хотите сказать, что люди — разные, поколения — разные, но у них есть нечто общее. Что?

Виноградов Музыка. Только музыка. Почему в фильме возникает Утесов? Потому что это мое детство — маленький город Городец, танцплощадка на территории разрушенного Федоровского монастыря, и — звучит голос Утесова… Помню, как я пришел пригласить его в картину «Я помню чудное мгновенье». Открывает женщина — полная, симпатичная, небольшого росточка. Только потом я сообразил, что это его дочь, Эдита. Потом появляется человек в жутком, потрепанном халате. Весь в каких-то медицинских присосках с проводами. Он спросил: почему я обязан поставить точку своей жизни именно у вас? я растерялся и ответил, что не знаю. Потом мы все-таки подружились, сняли хорошее интервью с ним. А после выхода «Я помню чудное мгновенье» у меня сохранилось несколько поздравительных открыток от Утесова. Через три года в той же квартире я собрал всех лучших российских эстрадных артистов для эпизода фильма «Я возвращаю ваш портрет». Хозяина квартиры уже не было на свете. Все это были удивительно нежные люди. Изабелла Юрьева. Или Алексей Алексеев. Алексеев говорил, что помнит всех, с кем он встречался, но немного подзабыл Наполеона… Кстати, этот человек много лет провел в сталинской тюрьме. Однажды его выпустили — и доверили вести концерт в Колонном зале Дома Союзов. Полный зал разных начальников. Он вышел и сказал: «У меня такое ощущение, что я стою, а вы — сидите». Разумеется, его посадили во второй раз. «Такое впечатление, — рассказывал он мне, — что меня вызвали на бис, с полной конфискацией».

Ласкина Среди героев фильма «Я помню чудное мгновенье» — Высоцкий. Кто он для вас был? Видели ли вы его на сцене?

Виноградов Для меня он был в первую очередь бард. Я видел его и в «Вишневом саде», и в «Гамлете». Интересен он для меня был прежде всего как персонаж. Тут была драма: необычайно талантливый человек — и ни одной нормальной книжки, ни одной нормальной афиши. Я снял его в апреле 1980 года, за сто дней до его смерти. В «Я помню чудное мгновенье» Высоцкий должен был петь «Кони привередливые». Это ведь настоящий городской романс… Володя протянул мне листок бумажки, на котором был написан его рукой текст песни. И сказал: это я написал. Я говорю, что верю, мне как-то неудобно стало. Как видно, тут были комплексы. Возможно, кто-то сомневался в том, что песни он пишет сам.

Ласкина Во многих ваших фильмах участвует Окуджава. Кажется даже, что он для вас — главный герой.

Виноградов Пожалуй, да. Его песни появились раньше, чем он сам для меня. Кто-то принес в общежитие ВГИКа большую бобину. У оператора Валеры Федосова был единственный на все общежитие хороший магнитофон — «Грюндиг». Песни были странные. «Девушка плачет, а шарик улетел». Ничего не понятно, но что-то цепляло. Ближе — «Троллейбус»… Представлялось, как идешь босиком по ночной Москве, в грозу. Асфальт совершенно скользкий, можно прямо раз — и проехаться. Фантастика! Это было первое впечатление… Дальше большой разрыв. Я прочитал его «Глоток свободы». Мне очень понравилось. Познакомились мы, когда я снимал фильм «Площадь декабристов». Я записал на диктофон его рассказ о Пестеле, о Никите Муравьеве. О том, что Пестель — жестокий, что в своей «Русской правде» он предполагал выселение диких народов Кавказа и прочие неприятные вещи, которые потом осуществил Лаврентий Павлович. Это было открытие другой России. Он меня просвещал.

Ласкина А потом вы встретились с ним, когда снимали «Мои современники»?

Виноградов Мы уже были заинтересованы друг в друге. Хотя дистанция все-таки оставалась. История тут такая. Когда я снял картину «Токарь», в «Правде» появилась передовая: нам нужен такой фильм, как «Токарь». Сразу начальники кинулись разузнавать, где Виноградов живет: в Лос-Анджелесе? Нет! в Ленинграде. Что делает? Меня вызывает один начальник. Кстати, про ваш неладный театр. Я тогда собирался с Олегом Борисовым снимать фильм о Достоевском. Эта мысль возникла у меня после того, как я увидел его в «Кроткой». Так вот меня спрашивают: что хотите делать? я говорю: фильм о Достоевском. На меня прямо замахали руками. Тогда я предложил: «Мои современники» — Коля Губенко, Булат Окуджава. Но в кабинете сказал — Гаганова, Гагарин. Все это я затевал для Булата. Вскоре я отправляюсь снимать в Москву. По пути встречаю своего знакомого, который работает в «Советской культуре». Рассказываю, чем сейчас занимаюсь. Приезжаю, иду к Булату. Он мне говорит, что ничего не получится. Почему? Он протягивает газету: «Слава, а кому я там должен аккомпанировать?» в газете написано, что Гагарин, Гаганова и — аккомпанемент Окуджавы. Ну я — на коленки. С трудом его уговорил.

Очень сложно было найти место, чтобы снять Булата на концерте. Хотели сначала на Таганке и даже договорились, но потом воспротивился директор Дупак. И вдруг директор Политехнического музея говорит: пожалуйста, у нас зал свободен. В этом зале мы собрали все поколение «моих современников»: Олег Ефремов, Губенко, Голованов, вся Таганка. Если вы всмотритесь, то увидите — и Жванецкого, и Юру Роста. На сцене — поет Окуджава: «Возьмемся за руки, друзья…». Сейчас эту песню так не споешь. Чтобы половина зала встала — и подпевала. Сейчас, может, и хочется взяться за руки — да не с кем…

Окуджава старше всех нас по меньшей мере на десять лет. К тому же он воевал. Буквально всеми он воспринимался как старший. Пиетет чувствовали все. И Андрей, и Женя, и Белла. Когда он появлялся, то Белла от него буквально не отрывалась. Что в нем было особенного? Невысокий, щуплый, в очечках. А слушать можно непрерывно… Наше поколение замечательное, но он — лучший.

Ласкина Что же, по-вашему, определяет время? Что такое время? Ведь именно о времени все ваши фильмы.

Виноградов Музыка. У каждого поколения есть песни, которые ты пел в юности. Я сейчас в сомнении: какие песни будет вспоминать современная молодежь? Рэп? Так там же нет мелодий!.. Когда мы вспоминаем песни нашей юности, то прежде всего вспоминаем то, что происходило с нами под эту музыку. Какие были дружбы, влюбленности, предательства… Мы вспоминаем, а мелодия длится…

Декабрь 2012 г.