Б. Бриттен. «Билли Бадд». Михайловский театр.
Дирижер Михаил Татарников, режиссер Вилли Декер, художник Вольфганг Гуссманн
В Михайловском театре очередная шумная премьера — «Билли Бадд» Б. Бриттена. Впервые в России. Дебют на русской сцене именитого постановщика англичанина Вилли Декера. Он перенес в Петербург собственную версию образца 2001 года, представленную в Венской государственной опере. Двенадцать лет — существенное расстояние между началом и нынешним продолжением сценической жизни произведения. За такой период спектакли, как правило, устаревают, теряют свою связь со временем — идейную и художественную. Особенно часто так происходит с решениями, направленными на прямую актуализацию сюжета, когда герои любой эпохи являются на подмостки одетыми по последнему слову современной моды.
Вилли Декера лобовая актуализация не интересовала, он задумался о вечных, философских, бытийных проблемах, понимая, что опус Бриттена как нельзя лучше для этого подходит. Подходит и по датам написания, если помнить, что 1949–1951 годы существенная фаза развития идей экзистенциализма. И, соответственно, по сюжету, не столько внешнему, сколько скрытому, подспудному, но главному — об относительности понятий добра и зла, о драматизме выбора: жить или умереть, помиловать или убить…
Сцены из спектакля. Фото Н. Круссера
Внешняя канва такова: между капитаном военного корабля «Неустрашимый» Виром (повесть Германа Мелвилла об англо-французских морских столкновениях 1797 года положена в основу либретто) и полицейским старшиной Клэггартом возникает вражда из-за прибывшего с другого судна (с характерным названием «Права человека») матроса Билли Бадда. Юноша красив, простодушен и доброжелателен — всеобщий любимчик. Для старшины — блюстителя закона и нравственности — это практически вызов, он не способен поверить в подобную искренность и безгрешность. И Клэггарт провоцирует Билли поднять мятеж, подставляет его, подкупив по привычке одного из команды. В ответ на обвинения Билли, не умея справиться с собой, ибо речь его затруднена заиканием, в порыве негодования неловким движением убивает старшину. Происходит это на глазах капитана Вира, которому приходится принять трудное решение — повесить Билли, понимая, что это случайное, непреднамеренное, говоря языком детективов, убийство. Билли вешают на нок-рее, несмотря на недовольство экипажа. Такова цепь событий, которые являются лишь канвой сюжета основного — внутреннего. Того, что и ставил Декер.
Режиссер не поддался искушению решать проблемы жизни мужчин на корабле как проблемы сексуальные, видеть вопреки моде в обаятельном герое, чьим именем названа опера, только объект борьбы за благосклонность. Не привлекли постановщика и темы общественные, социальные: неравенство командиров и рядовых членов экипажа для него скорее данность, а не предмет специального внимания и художественного изучения. Матросы и офицеры противостоят друг другу явно не в том градусе накала недовольства, который чреват бунтом. Гораздо значительнее то, что их объединяет, — война, действия вражеских кораблей, которые вызывают некий единый порыв, единый вздох и возглас. Это одна из впечатляющих сцен спектакля. Такой акцент режиссеру важен, чтобы подчеркнуть, что на войне реакции просты и решения понятны, здесь не место и не время тому, на что провоцирует Клэггарт, — классовому расколу. А вот раскол или, скорее, раздрай душевный и нравственный, связанный с проблемой выбора, как жить и как умереть, — то, что прежде всего и держит внимание, составляет центр размышлений, ось координат. Правда, в спектакле она смещена по времени во второй акт.
Затянувшийся первый — длительная экспозиция, позволяющая присмотреться к героям, понять расстановку сил. Расстановка эта становится ясной довольно быстро. Сцена поделена и визуально, и по участникам действия на белое и черное. Корабль плывет. Для режиссера это мир, слепок человечества, отсыл к библейскому ковчегу. Трюм корабля — черный, его палубы и офицерские каюты — белые. Иногда черные стены перемещаются, перекрывая горизонт, вырастая прямо среди белой палубы, будто за черной стеной — толпы народа или делается что-то, что подлежит сокрытию. Пространство жестко раскадровано умелой рукой давнего партнера Декера художника Вольфганга Гуссманна. В пространстве есть прямота и определенность. Она же и в костюмах: матрос Билли Бадд единственный среди сотоварищей, одетых в синие рабочие робы, сияет белизной штанов и рубахи, оттененных к тому же красным шейным платочком — он будто меченый. Черный душой Клэггарт наряжен, соответственно, в черное с головы до пят. Мятущийся капитан Вир меняет темно-серую морскую шинель, лишенную признаков точного времени (в Прологе и Эпилоге его одолевают думы о добре и справедливости, не сочетающихся с «законом и порядком», будто это происходит сегодня), на исторически точный костюм капитана восемнадцатого века. Наглядность сопоставления в первом акте казалась излишней, во втором в ней стала прочитываться обобщенность подхода к сюжету, который вышел за рамки чистых взаимоотношений в область философствований, размышлений и духовных терзаний. Когда Билли убивает Клэггарта и тем самым наказывает зло, он становится его носителем — пусть невольным, но убийцей. И далее капитан Вир вынужден продолжить этот неумолимый и парадоксальный ход — убивает Билли, отдавая приказ его повесить.
Поставить оперу, перенеся акцент со сферы чувств в область раздумий, — задача, решение которой возможно лишь тогда, когда есть соответствующие исполнители. По первому составу премьеры ясно, что они в распоряжении режиссера имелись, хотя найдены и отобраны не в труппе Михайловского театра. Виктору Алешкову из «Санктъ-Петербургъ Оперы» всегда как нельзя лучше удавались рефлексирующие герои (вспомнить хотя бы Германа или Гофмана) — и здесь его капитан Вир держит напряженность тона, открывая и завершая рассказ о Билли Бадде, дав понять, что эта история увидена его глазами, прочувствована всеми фибрами его мятущейся души, подвергнута суду его мысли.
Джона Клэггарта воплотил Грэм Бродбент — воплотил как олицетворение зла. Его героя и правда нельзя переубедить, можно только убить. Он силен и несгибаем в своем праве искушать, ненавидеть, идти к неправедной цели напролом, не гнушаясь любыми средствами. У Бродбента он мощный образ зла. Он больше чем человек, он сам по себе идея зла.
И, наконец, Билли Бадд… Андрей Бондаренко из Академии молодых певцов Мариинского театра уже зарекомендовал себя как многообещающая фигура на оперном небосклоне. Для исполнения партии- роли героя, чьим именем названа опера Бриттена, у него есть все данные. Он хорошо подготовлен как вокалист, его внешность соответствует литературным описаниям красавчика-матроса, и в нем есть непосредственность, которая столь свойственна его персонажу. Иногда, правда, кажется, что она чуть наиграна, чуть больше акцентирована, чем необходимо, чтобы герой не казался простоватым или, не дай бог, глуповатым.
Огромную роль в своей опере Бриттен отвел оркестру — оркестр здесь равноправное действующее лицо: комментатор событий, собеседник, выразитель чувств и настроений, он — обобщающая стихия моря, природы, военных битв. У музыкального руководителя постановки Михаила Татарникова осталось немало еще резервов для освоения гениальной музыки, начиная с ее содержательных параметров и кончая техническими…
После черно-белого «Евгения Онегина» Андрия Жолдака аналогичный цветовой прием «Билли Бадда» (правда, за ним хронологическое первенство) выглядит едва ли не концептуально. Еще один подобный опыт — и будет повод писать, что Михайловский вошел в черно-белый период…
Февраль 2013 г.
Комментарии (0)