В. А. Моцарт. «Волшебная флейта».
Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
Музыкальный руководитель постановки и дирижер Владимир Агронский,
режиссеры-постановщики Александр Титель, Игорь Ясулович,
художник-постановщик Этель Иошпа
Die Zauberflote, Il flauto magico, La Flute enchantee, The Magic Flute… Этот сказочный зингшпиль Моцарта на протяжении вот уже почти трех столетий украшает афиши крупнейших оперных домов Европы. Нередкая гостья и в России, «Волшебная флейта» прозвучала в первых числах июля на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Вместе со студентами факультета музыкального театра РАТИ—ГИТИСа ее постановку под занавес театрального сезона осуществили мастера курса Игорь Ясулович и Александр Титель. Спектакль на камерной площадке Малой сцены стал, таким образом, не только финальным аккордом в череде сразу нескольких летних оперных премьер театра, но и одной из дипломных работ выпускников.
Последняя оперная партитура австрийского гения, завершенная, как известно, всего за несколько месяцев до его загадочной смерти, в истории музыкального театра приобрела статус мирового шедевра. По сути вневременной сюжет «Волшебной флейты», наполненный, словно шляпа волшебника, всевозможными чудесами, загадками и превращениями, театральные режиссеры «разгадывали» с помощью заложенной в ней символики таинственных церемоний и ритуалов масонского ордена, отголосков религиозно-мифологического зороастризма с его магической нумерологией, древнеегипетского культа Изиды и Озириса. Они раскрывали темы поиска и обретения истины и, разумеется, присущего всем сказкам мотива противопоставления добра и зла, победы любви, разума и света над тьмой и невежеством. Опера Моцарта, созданная на основе весьма противоречивого и не совсем логичного оперного либретто Э. Шиканедера, как и всякое гениальное произведение, дает неисчерпаемый материал для интерпретаций, способный вынести самые непредсказуемые постановочные решения.

Например, в нынешней версии «Флейты» ее запутанный сюжет разворачивается совсем не в сказочной стране, а в самой обыкновенной школе. Впрочем, обыкновенная она только на первый взгляд. Школьная доска, книжные полки, гимнастическая стенка, раздевалка, знакомые с детства портреты Моцарта, Пушкина, Эйнштейна (позже, кстати, к ним добавятся еще и хрестоматийные фотографии Станиславского с Немировичем) — вот и все, что понадобилось сценографу (Этель Иошпа) для решения пространства. Вместо волшебных моцартовских фей, птицеловов, принцесс и храмовых служителей здесь появились зловредный завуч и учительница астрономии по прозвищу Царица Ночи, глуповатый красавчик-физрук Моностатос, суматошливая нянечка-завхоз Серафима Харитоновна Жрец и школьный физик, а по совместительству еще и директор, элегантный кентавр Зорастро. Любопытно, что над созданием этого необычного образа в спектакле трудятся сразу двое актеров: один отвечает за торс, другой — с гордостью несет ответственность за конечности.
Новичок Тамино (у Моцарта — сказочный принц), впервые оказавшийся в стенах этого, прямо скажем, довольно странного учебного заведения, попадает на урок, посвященный Вольфгангу Амадею Моцарту. С первыми звуками увертюры дежурная старательно сотрет с доски математические формулы и аккуратно выведет мелом знакомые инициалы W. A. M., а шумная ватага учеников в строгой школьной форме, побросав ранцы, усядется слушать урок. За озорство и непочтительность к портрету великого классика мальчугана Тамино тут же накажут, а любопытные одноклассницы (они же моцартовские посланницы Царицы Ночи) по секрету расскажут симпатичному новичку о том, что директор, оказывается, творит в школе темные дела, даже дочка завуча Памина попала под его влияние. Не сумев отказать в просьбе навязчивой астрономичке (той самой Царице Ночи) вернуть дочь, Тамино начнет разбираться, что на самом деле творится среди педагогического коллектива, вооружившись, кстати, вместо традиционного портрета возлюбленной Памины ее же ранцем, шапкойушанкой и, чтобы уж наверняка, снимком позвоночника. В одной компании с ним окажется и разбитной малый в зеленых кедах и спортивной толстовке по имени Папагено. Он, не в пример скромному очкарику Тамино, фанат уличного хип-хопа и всего что погорячее — по части вина и симпатичных подружек. Получив в подарок изрядно запылившуюся волшебную флейту и колокольчики, однокашники пролезут в старинный школьный буфет и попадут в храм Мудрости — то есть образовательное учреждение нового типа, без зла и насилия. Успокоив Тамино и объяснив ему, что такое хорошо, а что такое плохо, Зорастро, посовещавшись с коллегами, усадит его за школьную парту, устранит неугомонного физрука Моностатоса, отчаянно ухлестывающего за школьницей Паминой, и подвергнет принца испытаниями, справившись с которыми влюбленные соединятся. Болтунишка и лентяй Папагено тоже встретит свою единственную любовь и на радость всем запоет с ней свое ритмичное «Pa-pa-pa-pa-pa-geno». А коварная Царица Ночи, великодушно прощенная мудрым Зорастро, на финальной школьной линейке торжественно сделает с ним круг в знак примирения.

Многослойную по своему содержанию оперу Моцарта
авторы предлагают воспринимать не с точки
зрения запутанной символики масонства или
философских мифологем, а как чудесную волшебную
сказку, утверждающую самые простые человеческие
истины: добро, свет и любовь, уцелевшие
после всех испытаний. Недаром одна из наиболее
удачных сцен в спектакле — прохождение героев
через огонь и воду. По-детски трогательно Тамино
укрывает от внезапного ветра трепещущий огонечек
спички, а Памина бережно собирает в ладонь
ускользающую сквозь пальцы каплю воды. Легкая
тень иронии постановщиков над узнаваемыми театральными
штампами, связанными с «Волшебной
флейтой», также становится забавной игрой. Будь
то исполнение знаменитой арии Царицы Ночи «Der
Holle Rache» из
Студенческий состав новой «Волшебной флейты», несмотря на очевидное волнение, старательно
следовал режиссерским указаниям. Как настоящие
школьники, актеры прилежно исполняли не без
остроумия придуманные трюки и мизансцены, честно
пропевали выученные в классе арии и ансамбли,
изо всех сил пытаясь вступить в согласие с как назло
убегающим вперед оркестром (дирижер Владимир
Агронский). Но искрящийся, блистательно виртуозный
зингшпиль Моцарта часто звучал чересчур
медленно, монотонно и интонационно однообразно.
Дарья Терехова в знаменитых ариях Царицы Ночи
не могла скрыть огромных усилий и усталости в преодолении
сложнейшей вокальной партии. Ее голос
вполне уверенно звучал в центре, но в сверкающем
верхнем регистре истончался и блек. Семен Леньшин,
увлекшись созданием комического образа Папагено,
протараторил свою выходную песенку «Der
Vogelfanger bin ich ja», позабыв о вокальной составляющей
моцартовской партитуры. Не всегда стилистически
корректен был уже опытный солист Томас
Баум в роли Тамино. Зато Памина Марии Коряговой,
напротив, звучала очень достойно. Певице особенно
удалась ария «Ach, ich fuhl’s» из
Наполнять оригинальные, характерные образы яркой актерской индивидуальностью, внутренней содержательностью и музыкальностью, существуя при этом в логически выстроенном режиссерском рисунке роли, молодым выпускникам еще предстоит научиться. Впрочем, сам материал моцартовского зингшпиля для совершенствования мастерства весьма кстати.
Июль 2011 г.

Татьяна Плахотина
1. Какие качества театрального критика нужно занести в Красную книгу?
Компетентность, грамотность, точность, образность, гибкость, ответственность.
2. Зачем сохранять театроведение?
Мы занимаемся театроведением из-за любви к профессии, заражающей желанием снова и снова открывать для себя этот мир, к педагогам, вкладывающим в нас стремление думать и становиться профессионалами своего дела, к мастерам, создающим на сцене чистое искусство, к театральному прошлому, без которого современный театр был бы совсем иным. Зачем его сохранять? Странный вопрос для науки о театре. Так же, как в случае с химией или физикой, нужно скорее заниматься его развитием, финансированием и привнесением новых идей.
3. Ассоциации: театральная Москва — это…
ГИТИС, Большой, Геликон, Новая Опера, театр Станиславского и Немировича-Данченко…
Комментарии (0)