АНДЕГРАУНДЩИКИ

Театр «LUSORES» как будто продолжает в своих поисках студийные опыты Пушкинской, 10 времен Всероссийского объединения творческих мастерских (конец 1980-х — начало 1990-х). Речь идет не о восприятии «лузерами» конкретных элементов театрального языка Владимира Мирзоева или, допустим, Бориса Понизовского. Скорее, о самом способе бытования театра, той студийной атмосфере, которая была возможна, казалось бы, только в «эпоху великих перемен», а уж никак не в реакционные 2000-е с их культом успешности и развитыми механизмами коммерциализации. Режиссер Александр Савчук, чьей волей «LUSORES» существует вот уже пять лет, уверенно гнет свою, антикоммерческую, «антиуспешную» линию, предпочитая публичным выступлениям лабораторные исследования с группкой единомышленников, а работе в стационарных театрах — сцену известного своей маргинальностью «Особняка». В интервью и беседах он не раз подчеркивал, что идеальная форма жизни в театре для него — «подвальная» жизнь, вроде той, какую вел Анатолий Васильев на Поварской или Ежи Гротовский в Ополе. Такая «ослабленная воля к публичному существованию»* таит в себе много опасностей. Например, можно замкнуться в своей образной системе, зациклиться на воспроизведении уже готовых структур — словом, «захлебнуться» в собственном «театральном соку» (что, по мнению ряда критиков, и случилось с ВОТМом). Даже «монастырское» существование Гротовского в Ополе не было в полном смысле «подвальным», ведь интенсивный ежедневный тренинг, который он разрабатывал, был направлен «кругами в мир», на «деятельное исследование взаимоотношений актера и публики». Результатом поисков в Ополе стали вроцлавские премьеры «Стойкого принца», «Apocalipsis cum fi guris» и других спектаклей, вошедших в золотой фонд мирового театра. Лишь на позднем этапе, занявшись паратеатральными опытами, Гротовский отказывается от зрителя. Я пишу все это лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть опасность театрального затворничества. Отход от публичного существования театра художник предпринимает, как правило, в результате творческой эволюции, уже имея за спиной богатый методологический багаж и практический опыт работы с публикой. Сознательное же отстранение от театрального процесса рождает опасное ощущение неангажированности и квазиэлитарности — соблазн, преодолеть который способен только по-настоящему сильный и дисциплинированный коллектив. Вот почему высказывания Александра Савчука вроде: «Не надо было им (Театру А. Васильева. — А. Д.) вылезать из этого подвала! Я бы с удовольствием сидел в подвале, если бы у нас был свой подвал, где можно играть…», его самозабвенное, методичное погружение в структуры текстов, порой отрезающее эти тексты от зрителей, вызывают наряду с интересом и уважением изрядное беспокойство. Очень хочется надеяться, что выход из «подвала» все-таки состоится вместе с рождением метода и студийность, нонконформизм, андеграундность «LUSORES» не превратятся в самоцель.

*  Выражение Александра Соколянского, относящееся как раз к ситуации ВОТМа (Соколянский А. После конца концов // Московский наблюдатель. 1994. № 11–12. С. 5–11).

А. Кошкидько в спектакле «Два Лазаря». Фото А. Захарьиной

Наряду с опасностями, есть в студийном существовании и безусловные плюсы. Прежде всего это возможность долгих лабораторных поисков. «LUSORES» — театр интеллектуалов, литературоцентристский театр. По крайней мере именно работа с текстовой материей, «высекание» энергии слов, звукопись стиха занимают в работах Савчука и его артистов важнейшее место. Глагольные рифмы, ломаный размер, звуковые изыски старорусского языка, шаманская прелесть дофольклорной поэзии — все это предмет искреннего восхищения «лузеров», их стихия. Начавший с эпатажа, с игры в неудачников спектаклем «Lusers ХР — самый плохой спектакль в городе», Савчук известен сейчас работой со сложными, неисследованными или мало исследованными театром текстами. В его «Двух Лазарях» зазвучал древнерусский духовный стих, апокрифы «калик перехожих», в «СиНфонии № 2» (по произведениям Даниила Хармса), «Небесных верблюжатах» (по поэзии Елены Гуро) и «Зангези» (по произведениям Велимира Хлебникова) открылось философскорелигиозное богатство и какая-то первобытная мощь поэтики авангарда. Авангардная поэзия наследует в творчестве «лузеров» русским апокрифам именно своей архаической цельностью, плотностью текста, такой (согласно любимой присказке Александра Савчука, заимствованной у Хармса), что, если бросишь страницу в окно, она пробьет стеклопакет.

Если тексты в спектаклях «LUSORES» находятся в центре внимания, переливаясь во всем своем первозданном блеске, то визуальная составляющая подчеркнуто минималистична. Так, «лузеры» очень редко обращают внимание на свет. То, что в «СиНфонии» он работает на создание сюрреалистического, дискретного хармсовского мира, а в «Зангези» подчеркивает античные формы амфитеатра, отсылая к греческой трагедии, во многом заслуга Татьяны Яковлевой, художника по свету театра «Особняк». На других площадках актеры могут играть с минимальным светом, полностью отдаваясь звуковой стихии текстов. Предметный мир спектаклей Александра Савчука не просто «бедный» — нищий, что тоже отсылает к примитивистским опытам русского авангарда 1920-х годов. Работая без декораций, театр переносит акцент на бутафорию, отыгрывает ее, наполняя сакральным значением. Газетная бумага, оконная рама, деревянные палочки, гипсовый шар или мишка Тедди — любой предмет начинает дышать и жить своей символической жизнью. Так, простая лампочка становится хрупкой душой Лазаря, а через кусок ржавой трубы Аника-воин очень убедительно взывает к земле-матушке. В спектакле по Хармсу предмет выявляет бессмыслицу и фрагментарность бытия. Так, хармсовский «идеальный подарок», в основе которого равновесие шара и куба, являет собой замкнутую систему, самодостаточную модель мира, смысл которой — в ее идеальной бессмысленности. «Зангези» вообще обходится без предмета — лишь условная палочка, игрушечный конь, дается в помощь богатырю Зангези, остальное — пустое пространство, где не на что опереться.

А. Савчук в спектакле «Два Лазаря». Фото М. Гуляевой

Сцены из спектакля «Два Лазаря». Фото А. Захарьиной

Искусство Александра Савчука — ироничная игра религиозного сознания. Не будучи дидактичными и назойливо религиозными по содержанию, его спектакли — всегда разговор с богом. В основу «Двух Лазарей» положена христианская мифология, в структуре «СиНфонии № 2» «зашита» литургия, герой «Зангези» бросает вызов небу и погибает. В этой системе координат персонаж спектакля деиндивидуализирован, превращен в посредника между текстом и предметом. Актеры «LUSORES» блестяще умеют модулировать текст, передавать его самодостаточность. Разрыв связи между текстом и субъектом речи — к этому, по всей видимости, стремится Савчук в работе с авангардной поэзией, и часто этот ход ему удается. Личный рост актрис театра видится мне как раз в отходе от индивидуальности в сторону нейтральности персонажа. В спектакле «СиНфония № 2» Анна Прохорова и Анна Савенкова вещают так, как вещали, должно быть, пифии или оракулы в древние времена, в то время как чтение Виктории Евтюхиной транслирует религиозное содержание хармсовских стихотворных форм. Александр Савчук явно понимает и развивает этот аспект своей театральной поэтики — его «Зангези», созданный по сверхповестям Хлебникова, уже полностью выстроен на борьбе с текстом. Весь спектакль превращается в изнуряющий часовой поединок человеческой плоти и сверхличностной поэзии, слишком сильной, слишком дикой, чтобы эта плоть могла ее выдюжить. Александр Кошкидько в роли Зангези — пожалуй, самая сильная актерская работа в истории «LUSORES». В театре, построенном на ансамбле, это первый солист. «Клоун божий», непослушная марионетка, его Зангези то и дело грозит вырваться, выпутаться из плена сверхслов, но вновь и вновь попадает в их ловушки. После каждого длинного монолога он рисует на теле очередной знак — как будто шаг за шагом отдается во власть текста.

Драматургия театра «LUSORES» — драматургия монологов. Не случайно Савчук работает в основном с поэтическими текстами или прозой, а если берется за драматургию — то непременно обращается к корням европейской драмы, театру Эсхила. Простые в своем пластическом и визуальном рисунке, насыщенные литературными и философскими аллюзиями, новаторские по вербальной ткани — спектакли-ребусы «LUSORES» продолжают завоевывать зрителя. Впрочем, на сегодняшний день театр уже доказал свое право на существование, сумев сохранить независимость и стать одной из самых ярких петербургских театральных лабораторий последних лет. Остальное — в перспективе усилий.

Август 2011 г.